Мишель Турнье - Жиль и Жанна

• Название: Жиль и Жанна
• Автор: Мишель Турнье
• Издательство: МИК
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-87902-026-6

Мишель Турнье (родился в 1924 г.) — известнейший французский писатель, член Академии Гонкуров. В романе “Элеазар или Источник и Куст” он повествует об ирландском пасторе, увезшем свою семью в Америку. Сорок дней, полных лишений и мук, длилось это путешествие, подобное сорокалетним странствиям пророка Моисея, ведущего свой народ в землю Обетованную.

Светлый образ народной героини Жанны д’Арк вдохновлял многих писателей. Мишель Турнье описывает историю дружбы таких разных людей — крестьянской девушки Жанны и знатного сеньора Жиля де Ре, их ратных подвигов и ужасного конца.

---

Тем временем вид его, выдававший в нем чужестранца, и его явная растерянность привлекли к нему внимание весьма сомнительных личностей из той породы двуногих, которые только и ждут удобного случая, чтобы с наступлением темноты снять с вас платье, предварительно обшарив ваши карманы. И случай им представился: не зная города, Бланше сбился с дороги и оказался в тупике. Он повернулся и хотел идти назад. Три личности подозрительного вида преградили ему дорогу и обратились к нему на своем невразумительном наречии. Бланше показалось, что его возмущенно упрекают за то, что он ненароком забрел в эти места. На своем языке он начал извиняться, но трое проходимцев окружили его и, схватив за руки, принялись обыскивать. Бланше не знал, какому святому молиться. Если он позовет на помощь, не сочтут ли грабители за лучшее прикончить его, дабы заставить его замолчать? Так он и стоял, скованный страхом, когда раздался властный голос, и шесть грязных и цепких рук, выворачивавших его карманы, разлетелись во все стороны, словно стая спугнутых сорок. Изысканно одетый незнакомец, расставив ноги и скрестив на груди руки, стоял, загораживая выход из тупика. Позади него маячили двое вооруженных слуг. Прозвучало еще несколько фраз на нижнетосканском наречии, и мошенники, намеревавшиеся беззастенчиво обобрать Бланше, исчезли в ночи. Незнакомец подошел ближе.

— Спасибо, сеньор, — пробормотал Бланше, — вы спасли мне жизнь. Меня зовут Эсташ Бланше, я аббат.

— Стало быть, вы француз, — подытожил незнакомец.

— Меня зовут Франческо Прелати. Я к вашим услугам, можете называть меня Франсуа Прела. Шантрапа, прицепившаяся к вам, всего лишь ничтожные мошенники. Слишком ничтожные, чтобы убивать. Они покушались только на ваши деньги. Впрочем, возможно, ваш костюм пробудил в них желание похитить его в качестве реликвии. Эти канальи обожают реликвии. Вы ужинали? — без какого-либо перехода задал он вопрос. — Если нет, то я от всего сердца приглашаю вас на ужин, и вы расплатитесь за него из того кошелька, который мне посчастливилось вам сохранить.

И, не дожидаясь ответа, он повлек за собой Бланше, который никак не мог прийти в себя от случившегося. Так как новый знакомец беспрерывно говорил, аббат быстро узнал о нем довольно много. Ему было двадцать лет, и он родился в Монтекатини, в Луккской епархии. Он был клириком, в духовный сан его посвятил епископ Ареццо, а во Флоренции он изучал поэзию, геомансию и алхимию. В настоящее время он состоял в свите епископа Мондови, знал Флоренцию как свой карман, и обладал умением и способностью усмирять сомнительную породу людей, постоянно беспокоящих жителей простонародных кварталов города. В этом аббат только что убедился на собственном опыте. Спустя несколько минут они вместе вкушали в местной траттории изысканный ужин за счет скромных сбережений Бланше, спасенных бесцеремонным молодым клириком. Расплатившись, тот принялся любовно поглаживать кошелек святого отца, а затем расхохотался:

— Не забредайте больше так неосмотрительно в городские тупики! Видите, как нам пригодился ваш кошелек!

Из чего Бланше заключил, что у молодого человека не было ни лиара, и про себя подивился, что столь хорошо одетый юноша, да еще в сопровождении двух слуг, оказывается, не имеет средств к существованию.

Они расстались, договорившись встретиться завтра. Последующие дни они провели вместе. Прела стал наставником и покровителем простодушного француза, который постепенно оказался полностью под его влиянием. Прела раскрывал перед ним красоты и тайны Флоренции, бывшей в то время одной огромной строительной площадкой, где над сооружением дворцов и церквей трудились архитекторы, художники и скульпторы.

Триумфальным возвращением из Венеции Козимо началась эра Медичи. Но кто же были эти Медичи? Прежде всего денежные люди, банкиры, поднаторевшие в различных незаконных операциях, ростовщики, ссужавшие деньги под проценты и векселя. Их энергия должна была принести Тоскане невиданное доселе процветание. Бланше даже посчастливилось принять участие в церемониях, роскошь которых ослепляла всю Европу. 6 июля под председательством Козимо собрался экуменический собор, где присутствовали папа Евгений IV, император Восточной Римской империи Иоанн VIII Палеолог и Иосиф, патриарх Константинопольский.

Эти трое духовных и светских князей, отягощенные золотом, обоняющие фимиам и мирро, прошествовали по улицам города до самого Собора. Сей необычайной пышности кортеж напомнил народу о шествии волхвов в Вифлеем. Именно с этого времени во Флоренции началось особое поклонение волхвам, запечатленное на полотнах Беноццо Гоццоли и Фра Анджелико.

— Так в чем же суть эпизода с волхвами из Евангелия от Матфея? — рассуждал Прела. — Заметьте, что в отличие от пастухов, кладущих перед яслями молоко, хлеб и шерсть, то есть скромные и полезные дары, волхвы дарят младенцу Иисусу мирро, ладан и золото, то есть предметы, обладающие неизмеримо большей стоимостью, но бесполезные и олицетворяющие бесцельную роскошь.

И так как Бланше попытался протестовать, он поспешно добавил:

— Впрочем, потом Иисус напомнил о значимости этих великолепных излишеств. Вспомните: в доме Симона прокаженного Мария Магдалина смазывает ему голову очень дорогим душистым маслом. Апостолы возмущены подобной расточительностью, но Иисус сурово одергивает их: разве почести для Сына Божьего могут обходиться слишком дорого?

И, увлеченный этой мыслью, Прела с жаром продолжал:

— Имейте золото, золото и еще раз золото, и все остальное будет дано вам в избытке: гений и талант, красота и благородство, слава и наслаждения, и даже, что само по себе невероятно, бескорыстие, великодушие и милосердие!

— Эй, полегче, довольно! — запротестовал Бланше, задыхаясь от возмущения.

— И не забудьте про науку, достойный отче, науку, открывающую все двери, все сундуки, все денежные сундуки…

— Я и так ослеплен тем, что вижу вокруг, какой вам прок еще и оглушать меня подобными сумасбродными речами? Бедность не порок, черт возьми!

— Бедность — мать всех пороков.

— Прела, друг мои, вы богохульствуете!

— Если бы я запер вас в клетке со львом, вы предпочли бы, чтобы зверь был сыт или голоден?

— Конечно, лучше бы он был сыт, — согласился Бланше.

— Так и люди ничем не отличаются от львов, от прочих животных, от любых иных живых существ. От голода они свирепеют. А что такое бедность, если не голод?

— А как же жертвенность, преданность, самоотверженность?

— Этим добродетелям я отвожу то место, которое они заслуживают: ничтожное.

— Ничтожное?

— Именно ничтожное. Возьмите тысячу сытых, привыкших хорошо есть горожан, вполне благожелательно относящихся друг к другу. Заприте их в пещере без еды и питья. Заморите их голодом! Они тут же преобразятся. О, если вам повезет, может, и найдется среди них святой, чей дух вознесется над плачевной участью тела, и который пожертвует собой ради товарищей.

Всего один на тысячу, да и то если вам повезет. Что до остальных девятисот девяноста девяти…

— Да, что же остальные девятьсот девяносто девять?

— Эти достойные горожане, почтенные и доброжелательные, станут ужасными мерзавцами, способными на все, вы меня слышите, отче, на все, чтобы утолить голод и жажду!

— Послушать вас, так можно подумать, что вы уже проводили подобные опыты.

— А что, по-вашему, во время войн, голода и эпидемий в этом трудно убедиться?

— Похоже, эта страшная истина вас радует.

— Нет, отче, она меня не радует. Но, видите ли, мы, флорентийцы, открыли лекарство против сей гнойной язвы: золото. Богатство — универсальное лекарство против нравственных ран человечества. Ангел добра, если таковой явится на землю, дабы исцелить все раны души и тела, — знаете, что он должен был бы сделать? Он должен был бы стать алхимиком и производить золото!

Быть может, причина была в том, что численность людей, живущих в этой провинции, намного превосходила население Бретани или Вандеи? Бланше казалось, что нигде он не видел столько кладбищ, оссуариев и виселиц. Тоскана была красива, и богат был город Флоренция, но смерть подстерегала вас за каждым деревом, на каждом повороте дороги. За всю свою жизнь Бланше не встречал болезней столь отталкивающих и людей, столь изощренно изуродованных рукой палача. Неужели придется признать, что вокруг фонтана чудесных изобретений, забившего в обновленной Тоскане, непременно должен кружиться рой падали, мертвой или живой?

Прела и об этом имел свое собственное мнение:

— Я удивляюсь, отец Бланше, что подобной бесспорной истине пришлось дожидаться, пока вы доберетесь до Тосканы, дабы, наконец, стать доступной вашему уму. Чему только учат в семинарии Сен-Мало? Без сомнения, смерть — это оборотная сторона жизни, и нельзя отвергать одну, не отвергая другую. Видите ли, серьезная ошибка античных философов, ученых и художников заключается в том, что они отворачивались от смерти. Они желали знать только жизнь. С точки зрения анатомии греческие статуи безупречны. Каждый мускул живет своей жизнью, каждая кость на своем месте. Но греческие скульпторы изучали и наблюдали только живое тело. Ни в Афинах, ни в Риме никто никогда не вскрывал трупов, чтобы посмотреть, что там внутри, как устроено тело, как оно работает.