Роберт Говард - Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней

• Название: Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней
• Автор: Роберт Говард
• Издательство: Эридан
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1992
• ISBN: 5-85872-080-3

В сборник американского фантаста входят в основном «ужасные» произведения: роман «Час Дракона», повести о чудовищах («Тварь на крыше», «Пламень Ашшурбанипала» и «Крылья в ночи»), об оборотнях («Голуби преисподней»), известный «Пиктский цикл» о древней борьбе добра и зла, включающий повести «Долина червя», «Королевство теней», «Народ тени», «Короли ночи», «Черви земли» и «Черный человек».

---

Поведение его изменилось: в его голосе появилось нетерпение, в движениях нервозность, хотя Конану и показалось все это довольно странным.

— Запомни то, что я сказал тебе, варвар, — изрек Ксальтотун. — Времени у тебя будет достаточно. Я еще не решил, что с тобой сделать. Во всяком случае уясни себе: если уж я решил использовать тебя в своей игре, лучше согласиться, нежели навлечь на себя мой гнев.

Конан бросил ему в лицо проклятие, и в тот же миг раздвинулись шторы, и в комнату вбежали четыре огромных негра, одетые в шелковые туники с поясами, с которых свисали огромные ключи.

Ксальтотун нетерпеливым жестом показал на короля и отвернулся, словно бы утратив к этому делу всякий интерес. Пальцы его как-то странно дрожали. Из резной яшмовой шкатулки он достал горсть блестящего черного порошка и всыпал его в курильницу на треножнике возле своего подлокотника. Хрустальный шар, о котором он, казалось, забыл, упал на пол, лишенный невидимой опоры.

Потом чернокожие схватили Конана — потому что он, обвитый цепями, не мог двинуться, — и вынесли его из зала. Прежде чем за ними закрылись тиковые, обитые золотом двери, он оглянулся назад. Он увидел Ксальтотуна, сидящего в своем кресле со скрещенными руками и вьющуюся перед ним из курильницы тонкую струйку дыма. Мурашки побежали у него по коже. В далекой Стигии, древнем и зловещем царстве Юга он когда-то видел этот черный порошок — пыльцу черного лотоса, вызывающую подобный смерти сон и жуткие видения. И еще он знал, что только страшные маги Черного Круга, являющиеся средоточием зла, по собственной воле искали эти кровавые видения, чтобы оживить свое магическое могущество.

Для большей части народов мира Черный Круг был сказкой и суеверием, но Конан-то знал ужасную правду, знал и мрачных ее поклонников, которые в лабиринтах жутких стигийских подземелий и окутанных тьмой башнях проклятой Сабатеи проводили свои отвратительные обряды.

Он еще раз посмотрел на загадочные, обитые золотом двери и содрогнулся при мысли о том, что за ними происходило.

Он не знал, день сейчас или ночь. Дворец короля Тараска был царством мрака и тьмы. И повелителем этих мрака и тьмы был, по мнению Конана, именно Ксальтотун. Чернокожие несли короля долгим запутанным коридором и казались в полумраке четверкой вампиров, несущих труп. Потом они начали спускаться вниз по бесконечной винтовой лестнице, и факел в руке одного из них оживлял на стенах процессию бесформенных теней.

Наконец они спустились с лестницы и вошли в длинный прямой коридор. С одной его стороны время от времени уходили вверх из дугообразных проходов лестницы. С другой — через равномерные промежутки в несколько футов располагались обитые железом двери.

Задержавшись возле очередной двери, один из негров вытащил ключ, подвешенный к поясу, и повернул его в замке. Отодвинув решетку, вместе с пленником они вошли внутрь и оказались в маленькой темнице с каменными стенами. На противоположной стене виднелись следующие зарешеченные двери. Конан не знал, куда они ведут, во всяком случае — не в другой коридор. Мерцающий свет факела из-за решетки говорил об опасных пространствах и безднах, в которых исчезало эхо.

В одном из углов камеры, возле входной двери, из большого железного кольца свешивался сноп цепей, в которых болтался скелет. Конан посмотрел на него внимательно и заметил, что большая часть костей разбита или расщеплена, а череп, отлетевший от позвоночника, разможжен могучим ударом.

Другой негр — не тот, что отворил дверь, — вложил свой ключ в массивный замок, освободил цепь от кольца и отбросил в сторону кости и ржавое железо. Потом он укрепил в кольце кандалы Конана, а третий негр, повернув свой ключ в замке противоположной двери, удовлетворенно хмыкнул, убедившись, что они надежно закрыты.

Тогда они и стали поглядывать на Конана загадочно — узкоглазые черные гиганты, чья кожа поблескивала при свете факела.

Тот, который держал ключ от входных дверей, отозвался, наконец, гортанным голосом:

— Теперь это твой дворец, белый король-собака. Кроме нас и тебя здесь никого нет. Весь дворец спит. Мы будем хранить тайну. Ты будешь здесь, пока не сдохнешь. Так, как он!

И чернокожий брезгливо пнул разбитый череп, который покатился по каменным плитам.

Конан не унизился до ответа, а негр, осмелевший от его молчания, произнес проклятие и плюнул узнику в лицо. Но это был не самый удачный его поступок. Конан сидел на полу, опоясанный цепью, ноги и руки его были также прикованы к кольцу. Он не мог ни встать, ни отодвинуться от стены дальше, чем на два локтя. Зато цепь, соединявшая оба его запястья, была достаточно свободной, и, прежде чем круглая голова негра отдалилась на безопасное расстояние, Конан сгреб всю слабину цепи в кулак и ударил чернокожего в темя. Тот упал, словно бык на бойне, и остался лежать перед своими ошеломленными товарищами с разбитым черепом. Из носа и ушей его текла кровь.

Они даже не попытались покарать Конана или приблизиться к окровавленной цепи. Наконец, бормоча что-то на своем диком языке, они подхватили своего товарища и уволокли, словно сноп. Его ключом они закрыли дверь, причем таким образом, что ключ остался прикованным к поясу оглушенного негра. Потом взяли факелы и стали удаляться, а темнота ползла в камеру, как живое существо. И вот затихли их осторожные шаги, свет факелов погас, и в подземельях воцарились тьма и тишина.

5. Ужас подземелий

Конан лежал тихо, перенося тяжесть кандалов и отчаянность своего положения с тем спокойствием, к которому приучила его обстановка, в которой он вырос. Он не двигался, потому что звон цепей от перемены позиции мог нарушить тишину, а инстинкт, унаследованный от тысяч полудиких предков, говорил, что делать этого не следует ни в коем случае. Хотя по логике никакой опасности не было: Ксальтотун заверил, что ему ничто не угрожает, и Конан был уверен, что это в интересах волшебника. Но инстинкт был сильнее, и Конан лежал, неподвижный и молчаливый, как будто вокруг ходили дикие звери.

Даже его орлиные глаза не могли преодолеть завесу тьмы. Но через минуту, точнее, через промежуток времени, которого он не смог бы определить, появился слабый свет — что-то вроде падающего наискосок серого луча, — который позволил ему увидеть рисунок решетки и даже очертания скелета, отброшенного к противоположной двери. Это удивило его, но вскоре он понял и причину. Он находился в подземелье, тем не менее почему-то вверху осталось отверстие, через которое в соответствующий момент должен был пробиться лунный свет. Ему пришло в голову, что благодаря этому он сможет считать дни и ночи. А может, и солнце когда-нибудь посветит, если не заслонят эту дыру. Должно быть, это своего рода пытка — позволять узнику время от времени видеть солнечный и лунный свет.

Его взгляд остановился на разбитых костях, поблескивающих в противоположном углу. Он не утруждал себя напрасными рассуждениями насчет того, кем был этот несчастный и что привело его к гибели — его заинтересовало состояние скелета. И тут он обнаружил такое, что ему вовсе не понравилось. Кости голени были расщеплены вдоль, и это означало только одно: так сделали, чтобы добыть костный мозг. А какая тварь, кроме человека, способна на это? Может быть, эти останки — молчаливое доказательство людоедской трапезы какого-нибудь бедняги, доведенного голодом до безумия. Конан думал, что и его кости, гремящие в ржавых цепях, найдут когда-нибудь в таком же состоянии. Он подавлял в себе отчаяние волка, попавшего в капкан.

Киммериец не плакал, не рыдал, не кричал и не предавался проклятиям, как любой цивилизованный человек на его месте. Но чувство голода и боль в желудке от этого не ослабевали. Могучие мышцы стонали от переполнявшей их силы. Где-то далеко на Западе немедийская армия огнем и мечом пробивала дорогу к сердцу его королевства. Ей не могут противостоять даже силы Пойнтайнии. Просперо может, конечно, удерживать Тарантию в течение нескольких недель или даже месяцев, но и ему в конце концов, лишенному подкрепления, придется уступить силе. Однако бароны наверняка должны поддержать его в борьбе против захватчиков. А тем временем он, Конан, будет беспомощно лежать в темнице, когда другие поведут в бой его войска и будут сражаться за его державу. В приступе гнева он оскалил свои крепкие зубы.

Услышав за противоположной дверью подкрадывающиеся шаги, он замер. Потом напряг зрение и увидел за решеткой склонившуюся фигуру. Металл звякнул о металл, и Конан услышал стук замка, в котором повернулся ключ. Фигура отступила неслышно из поля его зрения, но щелканье замка повторилось тише в отдалении, послышался звук открываемой двери, а после — звук тихих шагов в мягкой обуви. И снова тишина.

Конан вслушивался целую минуту или, может быть, дольше, но не уловил ни единого звука. Наконец он переменил позу, гремя при этом цепями. И тогда вновь услышал легкие шаги — за дверью, через которую его внесли в темницу. Потом в сером мраке обозначился тонкий силуэт.