Итоги Итоги - Итоги № 28 (2012)

• Название: Итоги № 28 (2012)
• Автор: Итоги Итоги
• Жанр: Публицистика

---

— Иными словами, Сара — это вы, Чулпан?

— Не гожусь ей в подметки. Нет, для меня это была возможность разобраться в не дающих покоя вопросах. Но сначала предстояло понять суть профессии военного журналиста. Она не терпит поверхностного отношения. Требовалось максимальное погружение. Или же совсем не стоило браться за роль. Очень помог Юрий Козырев, который четверть века снимает во всех горячих точках планеты. Он уникальный человек, его снимки по праву известны в мире. Счастлива, что познакомилась с Юрием сама и познакомила с ним команду нашего спектакля. С его помощью разобрались, что стоит за словами и поступками персонажей «Скрытой перспективы».

— Спектакль посвящен памяти Анны Политковской, Мари Колвин и других журналистов, погибших при выполнении профессионального долга. Вы ведь общались с Мари по телефону?

— Ее номер подсказал Марк Франкетти, московский корреспондент Sunday Times. Я тогда ничего не знала о Колвин, не подозревала, что она одна из самых известных военных корреспондентов в мире... Тем не менее позвонила в Лондон и на своем, прямо скажем, специфическом английском попыталась быстро-быстро объяснить, что есть в Москве театр, где собираются ставить такую-то пьесу. Очень волновалась, понимая, что буду нелепо слышаться, но Мари отнеслась к моим расспросам с максимальной открытостью. Мы условились, что созвонимся по Skype еще раз, когда начнутся репетиции. В начале марта уже этого года стала набирать номер Колвин, но несколько дней никто не отвечал. А потом Марк сказал, что 22 февраля Мари погибла в Сирии, куда пробралась нелегально. На дом, из которого она вела репортаж, сбросили четыре бомбы... Я не смотрю телевизор и дозированно пользуюсь Интернетом, может, поэтому новость о гибели английской журналистки пришла ко мне с опозданием... Потом я прочитала много репортажей Мари и поняла: менее всего ее интересовала война. Она думала и писала о людях, ставших вольными или невольными жертвами. Такое же отношение я увидела у Анны Политковской и вдруг осознала, как эти две женщины похожи.

— У вас не возникло чувство, что военные репортеры подсаживаются, как на наркотик, на пули, свистящие у виска? Такие, знаете, адреналинщики, которым скучно жить без экстрима.

— Самая распространенная точка зрения. Категорически не могу с ней согласиться! Очень удобно: не пытаться понять поступки другого человека, а списать все на зависимость. Я и про себя слышала подобное. Даже от очень чутких и талантливых людей. Земфира, когда звала ее принять участие в нашем благотворительном концерте 1 июня, тоже сказала: ты, Чулпан, мазохистка и получаешь кайф, видя больных детей, наблюдая за их трагедией.

— Отказалась петь?

— Нет, пришла, выступила, спасибо ей большое. Земфира — тонкий, неравнодушный человек, но я часто сталкиваюсь с подобным: «Зачем тебе это надо?»

— Выходит, для вас ключевой момент спектакля, когда Джеймс, муж, спрашивает Сару, верит ли она, будто ее снимки могут что-то изменить? И слышит в ответ: «Да».

— Так и есть... Надо понимать: за этим «да» стоят не наивность и пионерский задор. Это невозможность избавиться от чувства личной ответственности. Делаешь, сколько можешь, не перекладывая ношу на плечи другого. На премьеру приходила директор фонда «Подари жизнь» Катя Чистякова. Молоденькая девушка, красавица. В прошлом сентябре умерла Галина Чаликова, прародитель фонда, инициатор его создания, и хрупкая Катя взвалила на себя неподъемную махину. Не ест, не спит, отбивается от нападок «доброжелателей», которые в чем-то нас подозревают и обвиняют... Словом, она посмотрела спектакль и спросила: «Это про меня?» «Скрытая перспектива» — история о войне внутри каждого. Когда ты почему-то идешь и делаешь, хотя проще и спокойнее остаться в стороне... Мне легче, чем Саре, я вижу доказательства: живых, спасенных детей.

— Ведете им счет?

— Не-а. Наверное, в фонде назовут точную цифру, но дело не в количестве.

— Последние месяцы вашу веру не поколебали?

— В то, что детей надо лечить и они будут выздоравливать, — нет. Засомневалась, своим ли делом занимаюсь, уместна ли в нем. Было желание повесить фартук на крючок и сказать: «Берите его, кто умнее меня и знает, как лучше. Вас таких много — вперед!» Понятия не имею, чем все закончится. Пока мне везет, рядом друзья, врачи, которые говорят: «Ты что? Наплюй и не смей уходить!» Но это сегодня, а что будет завтра? Не загадываю и не заглядываю. Я сконцентрировалась на решении задачи. Она маленькая, совсем крохотная. Появится человек, который убедит: «Чулпан, дальше сами справимся, без тебя», — делегирую ему все. Оставлю себе только семью и профессию.

— Неужели отступитесь, откажетесь от родного детища?

— Послушайте, в 2005 году мы хотели собрать деньги на покупку аппарата для облучения донорской крови и на этом закончить. Слово «фонд» вызывало у всех дикое раздражение. И мы с Диной Корзун при подготовке первого благотворительного концерта постоянно твердили: «Это не фонд, это не фонд...» Вместо необходимых двухсот тысяч долларов удалось тогда набрать триста тысяч, мы сидели вечером вот в этой комнате, и Сергей Гармаш вдруг сказал: «Девчонки, а давайте сделаем такой же концерт и через год». Мы с Диной буквально рухнули со стульев. Сережа не представлял, сколько вопросов нам пришлось решить, начиная с приглашения гостей и заканчивая распределением мест на служебной парковке у театра.

— Для ВИПов типа тогдашнего министра здравоохранения?

— Зурабова не звали. Он приехал по собственной инициативе. Хотя лучше бы не делал этого.

— Почему?

— Вышел на сцену и стал говорить какую-то ерунду. Впервые собрались люди, понявшие, что могут своими силами что-то изменить, а тут выходит министр и заявляет, мол, рак крови — генетическая болезнь (а это абсолютная чушь!) и таких детей лечить не надо, поскольку много других насущных проблем. Зал стал свистеть, и Зурабову пришлось уйти со сцены...

— На последнем вашем концерте были отказники, не захотевшие участвовать в нем из-за того, что вы снялись в пропутинском предвыборном ролике?

— Нет. По крайней мере, мне ни один не отказал, а мы с Диной стараемся лично звать людей.

— Услышал, что даже в родном театре некоторые коллеги перестали с вами здороваться, вот и подумал...

— Это проблема не моя, а этих людей. Могу лишь отпустить ситуацию, но не изменить ее.

— А объясниться?

— Бесполезно. Недавно попыталась поговорить в прямом эфире «Дождя» с Ксенией Собчак. Вы, наверное, видели, что получилось в итоге.

— Книжка «Муму» в подарок. Как бедной утопленной собачонке.

— Что характерно: презент заготовили заранее. Люди хорошо знали, к чему сведется разговор...

— Пожалели, что пошли?

— Потерянное время.

— Зачем ходили?

— Стала нарастать непонятная волна. Сначала Ксения на церемонии «Ники» задала вопрос о ролике, сказав, будто это единственная возможность, потом в социальных сетях написала, что дважды звала меня на беседу, а я отказываюсь, боясь показать скелет в шкафу. Последней каплей стал эпизод в Третьяковке, куда я пошла с Юрием Норштейном. Очень люблю этого человека, он служит нравственным камертоном в моей сегодняшней заблудшей жизни. Время от времени, когда становится особенно плохо, звоню Юрию Борисовичу, и мы идем в музей. Какой бы уставшей ни была, в этот момент я счастлива. Отдыхаю душой, вся пыль и суета моментально оседают. Такая норштейнотерапия. И вот мы бродим по залам, вокруг Серов, Крамской, неописуемая красота, и вдруг сквозь этот незыблемый смысл появляется интеллигентного вида пожилой человек, подходит к нам и громко-громко говорит: «Чулпан, когда же у вас проснется совесть? Когда ответите на главный вопрос?» Конечно, я впала в ступор, честно пытаясь понять, о чем именно речь, а потом решила, что надо встречаться, раз люди реагируют столь обостренно. Я сказала: «Пожалуйста, Ксения, я к твоим услугам. Единственное условие: перед интервью сходи в новую клинику, посмотри на все своими глазами...»

— Была?

— Да, Ксения пообщалась с врачами, но увиденное, надо полагать, не произвело на нее должного впечатления... Нет, не жалею, что записала интервью, только о потраченном времени — и ее, и моем, и зрителей. Люди хотели что-то понять, но у меня нет устраивающего всех ответа на главный, как им кажется, вопрос... Видимо, нужно было четко и категорично заявить, за красных я или за белых.

— Вы за кого, Чулпан?

— Я? За людей. За разных. За детей, которых нужно вылечить сегодня — завтра будет поздно. Революции, как известно, совершают романтики, но ее плодами пользуются другие. Ксения долго и упорно загоняла меня в узкий коридор, как быка на корриде, заставив выбирать между Северной Кореей и революцией... Но я и сейчас абсолютно уверена, что любая кровавая история в нашей стране недопустима, и обе стороны должны сделать все, чтобы не дать разгореться конфликту.