Газета Завтра Газета - Газета Завтра 982 (39 2012)

• Название: Газета Завтра 982 (39 2012)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

window.comments_bootstrap=function(){$('#comments').comments();}

Новости "

В центре Афин полиция применила слезоточивый газ против демонстрантов

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 16:38:58" 26.09.2012 /time

В Греции проходит всеобщая забастовка

Профицит внешней торговли России за январь-август составил $135,2 млрд

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 16:21:59" 26.09.2012 /time

В годовом исчислении сальдо внешнеторгового баланса  выросло на 5,9%

Россия впервые в истории заблокировала молодежную резолюцию Совета Европы

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 16:19:31" 26.09.2012 /time

из-за секс-меньшинств

Минэнерго ожидает дефицит бензина в России

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 15:57:50" 26.09.2012 /time

Локальный дефицит топлива в регионах может возникнуть уже в октябре

Глава "Газпрома" получил в подарок коня

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 15:45:10" 26.09.2012 /time

Указ главы Горного Алтая был зачитан на церемонии открытия Национального музея республики

Кандидат в президенты США инвестировал в "Газпром" и "Яндекс"

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 15:14:29" 26.09.2012 /time

В обоих случаях республиканец понес убытки

Почти 300 человек задержаны за два дня проведения рейда "Нетрезвый водитель" в Москве

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 15:00:11" 26.09.2012 /time

Во вторник сообщалось о более чем 80 задержанных.

Православные активисты подадут в суд на Артемия Лебедева за пост в ЖЖ

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 14:38:46" 26.09.2012 /time

Дизайнер разместил запись в Живом Журнале, которая, по мнению православных активистов, оскорбляет их религиозные чувства

В Петербурге обсуждают права эмбриона

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 13:59:23" 26.09.2012 /time

Виталий Милонов предлагает наделить детей правами и свободами человека с момента сердцебиения

Президиум Верховного суда РФ высказался по делу Сутягина

time datetime="datetime" pubdate="2012-09-26 12:50:29" 26.09.2012 /time

Приговор российскому ученому-шпиону оставлен в силе 

Реклама

Реклама

Реклама

Адрес редакции:

119146, Москва, Фрунзенская наб., 18–60

Электронная почта: [email protected]

Телефон: [phone]

Служба рекламы: [phone]

Технический блог

Электронная почта технического отдела [email protected] .

(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function() { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAll: true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");

ДОМНУШКА ДОМНУШКА Владимир Личутин 26.09.2012

По русским песням можно понять, как взрослела, полнилась чувствами душа русского человека, как вызревала русская нация. Их, песен, многие тысячи на Руси, огромные необъятные пласты исторического знания, потиху тускнеющие, опадающие в нети под гнетом ростовщического города, поклонившего под себя деревню. "Чтобы петь, надо глубокая память: на бесёдке — беседошны, на вечорке — вечерошны, на лугу — луговые, в хороводе — плясальные". А ещё были песни величальные и свадебные, хороводные, плясовые, рекрутские и походные, строевые и "шутошные", заплачки и вопленные, "виноградьё" и старины, песни духовные и колыбельные. А после к ним согласно пристали и застольные — советские; песенники, заведенные девичьей рукою, были за обычай почти в каждой русской избе…

Русский быт песня запечатлевала во всей полноте, правде и чувственных подробностях, это своеобразный неписаный свод деревенского уклада, что передавался из уст в уста, из памяти в память, касалось ли то войны иль мира, иль сугубо крестьянского повседневья, стараясь не упустить ни одного оттенка, ни одной подробности из народной жизни. Если старина-былина поведала нам о досюльных временах от века второго до десятого, то песня хранила историю народа от века шестнадцатого до середины двадцатого столетия. Вот и утверждалось в народе, что " сказка — вралья, а песня — правда".

И в каждом краю, будь то Олонецкая сторона, Обонежье, Печора иль Двинская земля, Пинежье иль Помезенье, — везде свой куль песен, своя кладезь, где и скапливались песни от веку...

И прежде тяжело жилось на Руси, а пелось-то как, Гос-по-ди! Песня — это праздник сердца, это просьба-молитва души, это торжественный поклон Господу, это горестный поминный плач по ушедшим, это страх перед забвением, предупреждение и остережение живущим. Песня духу дает и здоровья, она крепит утробу и полирует кровь, очищает слух, возбуждает сердце и ярит плоть, позывая к чувствам. И как бы ни трудно приходилось в иные годы, какие бы горя ни настигали чередою, когда впереди, кажется, никакой надежды, — но песню тешили. Я ещё застал послевоенную пору, когда на сенокос бабы едут — поют, домой возвращаются — поют, на жатве поют и у реки; цветисто сплетали голоса в полдник под копною и в праздничном застолье, на околице в хороводе и на посидках; помню, что и сам певал со взрослыми, вздымая голосишко, а особенно любил я выкричаться наодинку в лесу или в лугу, когда снежок щекотный сыплет, иль метель подбивает в спину, чтобы заглушить тревогу или выплеснуть щенячью радость. Запеть в полный голос под родимыми небесами, когда ты один на весь белый свет, — значит испытать особенное наслаждение…

"Песельница" с Мезени-реки Параскева Масленникова рассказывала мне: "Бывало работаем с мамкой в кузне — поем, молота не слышно. Или когда избу ставили, сижу на срубе, топором тюкаю и песню пою о бабьей доле тяжелой. Тоска по сердцу так и перекатывается. Стонет, бывало, какой-нибудь мужик, помирать собрался, а я песню и заведу. Да не простую, игровую. Смотрю — стонать перестал, а немного погодя уже плечами в лад мне заподёргивал… Потом баб сбила петь. С работы и в клуб, поесть не успею. Жонки идут на спевку, одна шаньгу по дороге доедает, другая кулебяку в рот доталкивает, а Нюрка-водовозка та на ходу песни учит… У меня ухо востро. Услышу, не туда повела: ну-кось, выйди, подружка, посиди, послушай. Сама врешь, дак других не смушшай. Бывало, кто помоложе, губу на сторону и слезы в кулак; таких быстро домой выпровожу, чтоб не мешали".

В Поморье поют наособинку — не как в срединной Руси. Поют, словно вяжут тончайшие кружева — цветисто, с протягом, с выносом, на самых верхах. Так зимняя вьюга пристанывает в дымнице, пробираясь коленами трубы в тёплый кут. Наверное, простор этот, безбрежность земли, моря и неба, долгие зимы, ненастье, частые неизбывные тягости и породили этот необычный для всего мира музыкальный строй, языческий звуковой орнамент, незримой цепью соединяющий нас с утекшей за тысячи лет русской родовой. Поют женоченки так высоко, так пронзительно, что выше и не взняться; кажется, сердце сейчас от натуги лопнет, и голос вот-вот сорвётся, как перетянутая струна.

Поют поморки, чтобы слово с губ отскакивало, вспархивало, а не сваливалось каменьем к земле, но летело бы по "воздусям" в самый аер, к небесным облачкам,  не присыхало бы к зубам, как коровья жвачка, чтоб без невнятицы и гугни, ибо суть песни, её искреннее чувство живут лишь в образном слове; только слово, как живой организм, таинственный и вовсе не понятый до сей поры, дает песне национального и исторического смысла, мистического и образного наполнения, той самой энергической силы, побуждающей человека к решительному действию иль многочувствию… Ибо слово, неправильно сказанное, неправильно и существует".

Как-то уже призабылось на Руси, что прежде вели песни на людях, на кругу иль на вечерке лишь девицы-хваленки, хороводницы, что на выданье, девицы, княгинюшки, "косаты голубушки", у кого в груди ещё не ссохлось от вседневных забот, и зубки, как ядрышки… Женщины-матери и бабени выпевали в избе колыбельные иль на покосе в гурту. Мужики пели на промысле иль на лошади, едучи в долгом обозе иль по тракту… "Ямщик, песенку запевши, сам гонит тройку лошадей…"

Но я уже того хороводного девичьего пения не застал; чаще всего тянули песню мужики и бабени, изжитые, изработанные, беззубые, но и эти старухи старались песенное слово донести в чистоте и ясности, как предание, как воспоминание о своей минувшей жизни. Если и сохранилось оно где в прежней красе, так в глухих засторонках России: на Печоре в Усть-Цильме, на Ижме-реке, в сибирских старожильческих заимках у староверцев, кто вместе с праотеческими православными заветами блюдут и незабытное предание.

Хранительница народной песни, профессор Нина Константиновна Мешко (увы, ныне покойная) до последних лет упорно стояла на страже русского извода, не попускала обрушивать народный строй музыки, душу песни, пестовала, выпускала своих птенцов по уголкам России, чтобы оборонить песню от шутовских ряженых одежд, ибо простонародной манере были свойственны строгость, порядок, выход, торжественность, благопристойность, скромность, душевная ровность, сердечная радость. Профессор Мешко приняла школу народного пения из рук Пятницкого и Антонины Колотиловой и, несмотря на искусы, стояла на верности преданию; ведь так легко все изветрить, иссушить, пустить в пыль и прах, но так трудно сохранить в прежнем чине. Вот и внушала своим ученицам: "Народный звук — звук открытый. Как из кудели ниточку тяни. У хорошей пряхи нитка тонкая, ровная, а у плохой вся в узлах… Головой думать надо, — и показывала на голову. — Есть закон — думай всё наперед. Не когда запела, а прежде, чем голос подашь… Голос должен звучать на губах, там, где у тебя слово. Если весло глубоко в воде, лодка едва плетется, а если поверху— то она летит. Так и голос не надо прятать в горле… Надо научиться как бы стоять в стороне от собственного голоса и слушать его, и думать о нём, и руководить. Важно знать, тот ли это звук, от которого голос начнет развиваться, или сразу замрет. Прислушайся, чтобы песня запела внутри тебя. Северное пение самое трудное, текучее, звонкое, плавное, тонкое, проголосное, всё в изгибах, переливах; голос вяжется, льётся, прядется, но только не толкается, не бросается вон".