Дмитрий Лысков - ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: 1905-1922

• Название: ВЕЛИКАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: 1905-1922
• Автор: Дмитрий Лысков
• Издательство: Книжный дом "ЛИБРОКОМ"
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-397-03097-7

Эта книга — длинный и очень сложный разговор о самом противоречивом этапе нашей истории — революции начала XX века. Мы слишком мало знаем о ней, даже если кажется, что все точки над «i» уже расставлены. Достаточно спросить: почему Ленин называл Октябрьскую революцию буржуазной? сколько было «опломбированных вагонов», и кто еще проехал в революционный Петроград через Германию? как Сталин оказался в лагере сторонников Временного правительства? Эти вопросы — лишь вершина айсберга. Под ней — огромная тайна, называемая «Русская революция». Эта книга — вызов стереотипам и идеологии. Попытка разобраться, чем же на самом деле является для нас этот социальный и политический взрыв, переросший в противостояние Гражданской войны, — не спецоперация, не заговор, а исторический процесс, пронизанный собственной, подчас крайне жестокой, но единой логикой.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Главная проблема в сфере продовольственного обеспечения (как и в других сферах) в России заключалась в слишком медленном и непоследовательном введении мобилизационных мер и единовластного, если угодно «диктаторского», планового управления экономикой и хозяйством в условиях Первой мировой войны. Отрасли подвергались мобилизации по частям, где‑то действовали рыночные факторы, а где‑то административные, на смену выведенным из гражданского обращения или пришедшим в упадок в связи с войной структурам, не создавались новые. Так, нечем было заменить выбитый политикой «лицом к производителю» частноторговый аппарат, который постепенно деградировал до мешочничества. Введение твердых цен, а затем и монополии хлебной торговли не сопровождалось государственной программой снабжения деревни товарами первой необходимости.

Когда сложилось относительно централизованное управление продовольственной сферой, «провисла» экономика страны. Выяснилось, что «ножницы цен» толкают деревню на сокрытие хлеба — хозяйства предпочитали хранить зерно, а не все более обесценивающиеся ассигнации.

Попытка наладить товарообмен с деревней уперлась в проблему стагнирующей промышленности. Вопрос снабжения села товарами первой необходимости Временное правительство пыталось решить за счет импорта — в Америке, Швеции и Англии были заказаны 71 тысяча уборочных машин, другие орудия, большие объемы сноповязального шпагата [4]. Советы после Октября не имели даже такой возможности.

Более того, нарастающий хаос на железных дорогах создавал проблемы с отправкой в деревню даже того немногого, чем располагала новая власть. Если в мае 1917 года погрузка и выгрузка железнодорожных вагонов составляла 76 362 вагона, то летом–осенью 1918 года, после введения военного положения на всех железных дорогах страны, этот показатель удалось увеличить с 9 223 в августе до 14 662 в ноябре [5].

В апреле–мае 1918 года планировалось отправить для снабжения деревни 182,5 млн. аршин мануфактуры, а отправлено по 17 августа было всего 11,7 млн. аршин — 6 процентов от назначенного. С марта по июль шерстяных и суконных тканей планировали отправить 18,7 млн. аршин, а реально получилось отправить 2,4 млн. — 12,9% запланированного [6].

Организация внерыночного товарообмена (снабжения) крайне запоздала и не могла быть налажена в условиях экономической, хозяйственной и государственной катастрофы.

При этом правительство — любое правительство — остро нуждалось в хлебе. Абсурдны обвинения, что большевики осуществляли жесткую политику заготовок «для того, чтобы удержаться у власти». Как бы действовали на их месте любые другие силы, учитывая, что Наркомпрод был завален телеграммами о трагическом положении в городах: «Иваново-Вознесенск. Хлеба нет. Население голодает…» «Рыбинск. Настоятельная просьба о высылке муки. Голод». «Нижний Новгород. Просьба немедленно отправить в Нижний маршрутными поездами хлеб для судовых команд, нужда крайняя, запас хлеба весь истощился…» «Клин <Московской губернии> совершенно без хлеба. Происходят частые голодные бунты и организованные восстания деревенского и фабричного населения, грозящие перейти в голодный бунт… При настоящем положении планомерная работа становится невозможной. Шлите немедленно возможное количество хлебных продуктов, спасите от голодной смерти, не дайте погибнуть завоеваниям революции» [7].

Весной 1918 года Петроград оказался на грани голодной смерти. 9 мая Ленин телеграфировал «всем–всем»: «В Петрограде небывало катастрофическое положение. Хлеба нет, выдаются населению остатки картофельной муки, сухарей. Красная столица на краю гибели от голода… Именем Советской Социалистической Республики требую немедленной помощи Петрограду…» [8]

Но трагическая ситуация складывалась не только в городах. Анализ ситуации в деревне дает доктор исторических наук Т. В. Осипова на основе волостных документов того периода. С одной стороны хлеб на селе был и его действительно скрывали от учета и сдачи государству: «К весеннему севу <1918 года> государству удалось получить лишь 18% необходимых семян. Их пришлось брать с боем. Так, в Воронежской губернии, где имелось 7 млн. пудов хлебных излишков, из них 3 млн. обмолоченных, крестьяне скармливали хлеб скоту, изводили на самогон, но не давали заготовителям. В Бобровском уезде три дня шло сражение заготовителей с крестьянами, не дававшими вывозить хлеб с ссыпных пунктов на железнодорожную станцию, В результате боя было много убитых и раненых. Курская губерния из 16,7 млн. пудов излишков за четыре месяца 1918 г. поставила по нарядам центра только 116 вагонов (116 тыс. пудов), в то время как спекулянты и мешочники вывезли из губернии 14 млн. пудов хлеба» [9].

Но неверным было бы утверждать, что большевики (Временное правительство, царское правительство) своей политикой спровоцировали войну города и деревни. Такие обвинения звучали в адрес СНК и Наркомпрода со стороны «соглашателей», и сегодня повторяются рядом авторов. Война шла в самой деревне — не следует забывать, что Россия жестко делилась на потребляющие и производящие центры.

Вот обратная сторона трагедии: «В г. Вельске (Смоленская губ.) голодной толпой был расстрелян уездный Совет. В Смоленской губернии толпы крестьян по 300‑400 человек производили насилия над продовольственными работниками. В голодающей Калужской губернии крестьяне получали не более 2‑3 фунтов хлеба в месяц. Во многих местах к весне были съедены семена и поля остались незасеянными. Петроградская губерния за четыре месяца получила лишь 245 вагонов хлеба. В Псковской губернии к весне 50% детей опухли от голода. В поисках хлеба одна деревня нередко обыскивала другую, что приводило к кровопролитным столкновениям» [10].

Безо всякой политики хлебозаготовок вооруженные, обезумевшие от голода крестьяне обыскивали в поисках хлеба деревни друг друга в потребляющих губерниях, в то время, как производящие регионы отказывались сдавать зерно государству для распределения.

Как воспринимала деревня инициативы Советской власти, в том числе ее политику хлебозаготовок? Вот лишь несколько примеров: во Владимирской губернии 80% волостных Советов признавали хлебную монополию и продовольственную политику Советской власти, в Ярославской — 50, Нижегородской — 43, Тверской — 22,6% [11]. В губерниях, располагавших хлебными запасами, ситуация была иной. Например, в Вятской губернии наиболее активно против хлебной монополии выступали волостные Советы четырех южных, самых хлебных уездов, где излишки хлеба имелись у 50% крестьян и определялись в 5,5 млн. пудов. В Уржумском уезде твердые цены на хлеб признавали лишь 3 волостных Совета, остальные 18 категорически отвергли их. В Малмыжском уезде из девяти Советов, по которым выявлены сведения, только два провели учет и реквизицию излишков. Уездный Совет не мог наладить снабжение шести голодающих волостей, в то время, как мешочники вывезли из уезда около 300 тыс. пудов хлеба. В Яранском уезде лишь 3 из 11 волостных Советов проводили продовольственную политику центра. Уезд, традиционно и ежегодно поставлявший на рынок 1,5 млн. пудов товарного хлеба, руководство Совета потребовало перевести из производящих в потребляющие [12].

Ситуация была разной, деревня резко разделилась. Голод понуждал крестьянскую бедноту создавать свои организации. Например, волостной Совет Константиновской волости Кашинского уезда, как сообщалось, «состоит сплошь из зажиточных мужиков». Приближение голода заставило демобилизованных солдат организовать свою секцию при Совете. В губернии получили распространение «комитеты голодных» — речь идет о весне 1918 года, до официального учреждения комбедов. Комитеты проявляли инициативу в учете и реквизиции хлеба. Такие же комитеты действовали во Владимирской, Воронежской, Калужской, Костромской, Тамбовской, Тульской, Рязанской губерниях [13].

Борьба принимала крайние формы, голодный шел на сытого (а часто и голодный на голодного, принимая его за сытого), бедный на богатого (или на того, кого полагал богатым, кого подозревал в сокрытии хлеба). И это была кровавая борьба. Но не следует упрощать эти трагические события до «войны города и деревни», которую, якобы, спровоцировали большевики. Н. Д. Кондратьев утверждает, что деревня ответила вооруженным сопротивлением на вооруженное насилие. Но это насилие не пришло извне. Это насилие возникло в том числе и в самой деревне.

Примечания:

[1] Н. Д. Кондратьев «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции», стр. 260.

[2] Там же.

[3] Там же, стр. 210.

[4] Там же, стр. 216.

[5] «Гражданская война и военная интервенция 1918‑20» // Большая советская энциклопедия (БСЭ) [электронный источник] — 1 оптический носитель (CDROM).