Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6366 ( № 14 2012)

• Название: Литературная Газета 6366 ( № 14 2012)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

- Га-а-а-адская Га-а-а-адость, - нараспев протянула влюблённая Маша. - Какое красивое и звучное имя.

- А живу я в ка-на-ли-за-ции, - продолжает Гадская Гадость. - Ты хоть знаешь, дурища, что такое "канализация"?

- Знаю, - кивает Маша, - там очень грязно и неуютно. Но теперь вы будете жить в нашей уютной квартирке. Скоро придут с работы мои мама с папой, и я вас с ними познакомлю.

Ну тут уж Гадская Гадость не только заквакала от смеха, но ещё и захрюкала.

- Ой я сейчас сдохну!.. Представляю, как твои родичи мне обрадуются!..

- Да, они вам будут очень рады, - искренне соглашается наша Маша. - Вы ведь такой милый и обаятельный.

- Это я-то милый и обаятельный?! - хрюкает и квакает Гадская Гадость. - Да протри ты свои моргалки, глупышка!.. Да погляди ты, какая я уродина!.. - И с этими словами Гадская Гадость начала по-всякому кривляться, становясь от этого кривлянья всё гадостнее и гадостнее.

- И вовсе вы не "уродина", - ласково отвечает влюблённая Маша. - Вы - "гений чистой красоты"[?] - И с этими словами наша Маша поцеловала Гадскую Гадость в её зелёную бородавчатую щёку.

И - вы не поверите! - в ту же самую секунду Гадская Гадость превратилась в та-а-а-акого красавца-раскрасавца, который в сто раз красивее всех наших и не наших киношных и музыкальных звёзд, вместе взятых.

- Вы-то тут откуда взялись?! - изумилась наша Маша, хмуро глядя на красавца-раскрасавца. - А ну проваливайте из моей квартиры, не то сейчас полицию вызову!..

Вот какие чудеса способна творить Любовь, если она - ПЕРВАЯ.

Валерий РОНЬШИН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

По следу Льва

По следу Льва

КНИЖНЫЙ  

  РЯД

Александр Васькин. Московские адреса Льва Толстого : К 200-летию Отечественной войны 1812 года / Предисловие Павла Басинского. - М.: Издательство "Спутник +", 2012. - 272 с.: ил. - 1000 экз.

Жизнь и творчество Льва Толстого неразрывно связаны с Москвой. Впервые будущий писатель оказался здесь в 1837 году - его детские впечатления позже найдут отражение в автобиографической трилогии. Потом он часто сюда приезжал, а иногда и подолгу жил. Первопрестольная увековечена в "Войне и мире", "Анне Карениной", "Казаках", другие произведения здесь написаны - "Крейцерова соната", "Воскресение", "Власть тьмы", "Живой труп", "Хаджи-Мурат"[?]

Об этом новая книга известного москвоведа Александра Васькина. В ней, как и в прошлых, доскональное знание предмета сочетается с умением автора чётко и увлекательно выстроить повествование, насытить его живыми деталями, передающими атмосферу уже далёкой эпохи. В книге 12 глав, где речь идёт о местах, связанных с Толстым. Автор рассказывает об истории конкретного московского уголка, здания, особенностях его архитектуры, прошлых и будущих обитателях.

Многих из домов, где останавливался или бывал Лев Николаевич, уже нет. "Но сохранилось немало других адресов, связанных с жизнью Толстого в Москве, - пишет автор. - Это и дом на Плющихе - первый, в котором жил маленький Лёвушка, и гостиница Шевалье в Камергерском переулке, и дом на Сивцевом Вражке, где он нанимал квартиру в начале 1850-х гг., и особняк в Нижнем Кисловском переулке, и дом Рюминых на Воздвиженке, когда-то принадлежавший деду писателя Н.С. Волконскому. Толстой часто бывал и в Кремле, где жили родственники его жены - семья Берс[?] И, конечно, усадьба в Хамовниках, ставшая свидетельницей многих событий в жизни и творчестве Льва Николаевича".

В связи с этим автор предисловия Павел Басинский задумался о парадоксе: ненавистник всякой "материальности", стремившийся освободиться от всего земного, каким был поздний Толстой, "породил такое количество материальных свидетельств о себе и своих близких", что сравниться с ним в этом отношении не может ни один мировой литературный гений.

В книге лаконично и к месту говорится об особенностях характера и мировосприятия Толстого в тот или иной период, что нередко проявлялось в его выборе жилья и образе жизни. Так, в мае 1882 года категорически заявив жене о нежелании оставаться в Первопрестольной ("Москва есть[?] заражённая клоака"), писатель буквально через несколько дней "вдруг стремительно бросился искать по всем улицам и переулкам дом или квартиру". И нашёл - усадьбу в ДолгоХамовническом переулке. "Если оперировать современными терминами[?] - замечает автор, - Толстой прикупил дом в промзоне[?] - кругом заводы и фабрики" плюс скверная "экология" и психиатрическая лечебница по соседству. Что же привлекло Льва Николаевича? То, что усадьба была "более похожая на деревенскую, чем на городскую", и "запущенный сад размером почти в целую десятину". И ещё - эту версию активно поддерживает П. Басинский - дом не сгорел в 1812 году.

Что же касается образа жизни в своём последнем московском пристанище, то "помимо собственно творчества, он не изменял и любимым привычкам". "Много работаю руками и спиною в Москве. Вожу воду, колю, пилю дрова", - пишет Толстой Черткову. Но и этого мало: классик учит древнееврейский язык и берёт уроки[?] сапожного ремесла. Последние увенчались тем, что Лев Николаевич сшил на заказ ботинки, заработав шесть рублей. Заказчиком был Афанасий Фет[?]

Вообще московский круг общения Толстого поражает необычайной широтой и разнообразием. В перечне посетителей дома в Хамовниках, приведённом в книге, фигурируют: мальчик-нищий, балаганные актёры, "гимназист, беседующий с Толстым о половой жизни", революционер, духовное лицо, предводитель дворянства, студенты, "дама южного типа", семинаристы, гимназистка, влюблённая в писателя[?] Это - кроме коллег-литераторов (Короленко, Горький, Гаршин, Лесков, Бунин, Чехов), музыкантов и композиторов, художников, учёных[?]

Авторитет писателя, его личность, как мощный магнит, притягивали людей, уверенных, что он знает ответы на мучающие их вопросы, может помочь обрести жизненную опору. В книге передан масштаб великой личности, что, конечно, усиливает впечатление от проведённой Александром Васькиным экскурсии по толстовской Москве.

Николай МИРОЛЮБОВ

Яйца и птицы

Яйца и птицы

Сергей ТЮНИН

Игорь ВАРЧЕНКО

Постный этюд

Постный этюд

РАССКАЗИК

Харитон называл себя "невоинствующим атеистом". Однако с некоторых пор он горой за то, чтобы другие люди веровали. И чтобы не просто веровали, а обязательно соблюдали все религиозные обычаи. Если не все, то по крайней мере Великий пост.

Это случайно получилось. Как-то пригласил он знакомых домой - на свой день рождения. Еды наготовил более чем достаточно. И вдруг видит - то один гость не ест, то другой. В результате осталось полным-полно деликатесов. Очень было приятно. Харитон потом ещё неделю в магазин не ходил.

Недавно у него на работе появился новый заведующий отделом. Он оказался истинно верующим человеком. И ко всему прочему постится. А Харитонов день рождения, как всегда, выпал на Великий пост. Он и подумал: "Приглашу-ка я начальника с женой к себе в гости. Наготовлю всего побольше. Есть он всё равно не станет, впечатление о моём гостеприимстве будет самое хорошее, а еда останется, на следующий день приглашу родственников. Сразу убью двух зайцев".

Ухлопав тьму-тьмущую денег, Харитон накупил массу деликатесов. Стол буквально ломился от яств. Начальник и его жена пришли в точно назначенное время. Харитон старательно принялся угощать, однако шеф от всего упорно отказывался: мол, нельзя - пост. Пожевал картошку с грибами, тем дело и ограничилось.

Но ошибутся те, кто подумает, будто после ухода начальника в доме осталось много еды. Ничего подобного. Уже на следующее утро Харитону пришлось бежать в магазин. Тут нет ничего загадочного. Действительно новый начальник - верующий. Зато его жена - атеистка.

Александр ХОРТ

Кушать издано!

Кушать издано!

ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ

Давно руки чешутся написать об этой книге. Да вот незадача - был Великий пост, и представлять поэтический сборник Александра Тимофеевского "Кулинария эпохи застолья" (М.: Новое литературное обозрение, 2012) означало выступать в роли змия-искусителя. Столь смачно, с такой раблезианской красочностью описывает автор многочисленные яства, что о всяком воздержании читатели мигом забудут.