Александр Зимин - Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

• Название: Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)
• Автор: Александр Зимин
• Издательство: Мысль
• Жанр: История
• Год: 1972

Первая треть XVI в. — время, когда в результате экономического и политического подъема Русское государство заняло видное место в системе крупнейших европейских государств. Успехи во внешней и внутренней политике сочетались с важными явлениями в общественной мысли и литературе. В книге даются портреты видных политических деятелей: осторожного и умного Василия III, гуманиста Федора Карпова, лидера воинствующих церковников Иосифа Волоцкого и многих других.

Книгу доктора исторических наук А. А. Зимина, основанную на широком использовании архивных и опубликованных источников, с интересом прочтут все, кого волнует историческое прошлое нашей Отчизны.

---

«Перебирались людишки» и среди настоятелей крупнейших монастырей. В феврале 1521 г. игуменом Троице-Сергиева монастыря назначен был старец Белозерской пустыни Порфирий. Но в сентябре 1524 г. он ходатайствовал за опального Шемячича и поэтому был удален со своего поста[1147]. Деятельным участником Освященного собора был в 1522 и 1525 гг. архимандрит Симонова монастыря Герасим Замыцкий (с 1520 г.). Он умер «на покое» в Иосифовом монастыре, что говорит о его близости к иосифлянам[1148]. Одним из ближайших сподвияшиков Даниила стал чудовский архимандрит Иона Собина, участник соборных акций 1522 и февраля 1525 г. Он принимал деятельное участие в разбирательстве о Вассиане Патрикееве (1531 г.). В 1522 г. Иона посылался проверять донесение о «чудесах» Макария Калязинского[1149].

При таком составе Освященного собора судьба Максима Грека была заранее предрешена. В разбирательстве участвовали также сам Василий III, его братья, «старцы изо многих монастырей, и многим же бояром, князем, и вельможам, и воеводам»[1150].

Максим Грек был обвинен в том, что писал «яко седение Христово одесную Отца мимошедшее и минувшее». Считался он повинным и в том, что отрицал право русских иерархов на поставление митрополита, который, по его представлениям, должен был ставиться в Царьграде. В конкретных условиях это означало выступление против поставления в 1522 г. иосифлянина Даниила[1151].

Не исключено, что именно на соборе 1525 г. В. М. Тучков привел речи Максима, враждебные самому Василию III: «Просился, государь, Максим у тобя наперед сего прочь, и ты его не отпустил… И Максим говорил: яз чаял, что благочестивый государь, а он таков, как прежних государей, которые гонители на християнство». Впрочем, Максим факт произнесения этих речей отрицал[1152].

Обнаруженное в Сибирском сборнике послание митрополита Даниила в Волоколамский монастырь от 24 мая 1525 г. говорит о том, что Максим был осужден за ложное учение о сидении Христа «одесную Отца», за выступление против поставления русских митрополитов на Москве и за то, что он «иная многая развращенная и пагубная глаголяше»[1153]. Это вполне соответствует тем обвинениям, которые, как можно утверждать на основании судебного дела, действительно выдвигались против Максима на соборе 1525 г.

Таковы те достоверные данные, которые имеются в нашем распоряжении об обвинениях, предъявленных Максиму Греку на церковном соборе 1525 г.[1154] Н. А. Казакова считает, что «основной причиной осуждения Максима Грека явилось «обличение им вотчинных прав и недостойного поведения духовенства». Но ни на первом (светском), ни на втором (церковном) соборе 1525 г. это обвинение не выдвигалось. Нет ни слова об осуждении нестяжательских взглядов Максима и в грамоте Даниила от 24 мая 1525 г.[1155] Ведь в начальный период своего творчества Максим Грек не выступал еще с обличением стяжательской деятельности русских монастырей («Беседа ума с душой», посвященная этому сюжету, написана уже после 1531 г.)[1156]. Н. А. Казакова считает, что обвинение Максима Грека в критике вотчинных прав церкви впервые предъявлялось ему на соборе 1525 г. и в 1531 г. было лишь возобновлено[1157]. Однако в речи митрополита Даниила оно сформулировано в настоящем времени («укоряеши и хулиши»), т. е. соотнесено с собором 1531 г., когда судился за нестяжательство и Вассиан Патрикеев, который не подвергался осуждению в 1525 г., несмотря на то что развивал еще за несколько лет до этого нестяжательские идеи.

Герберштейн рассказывает об осуждении Максима очень глухо. Когда Максим Грек «привел в порядок все книги, правила и отдельные уставы, относящиеся до веры», заметив при этом «много весьма тяжких заблуждений», он «объявил лично государю, что тот является совершенным схиматиком, так как не следует ни Римскому, ни Греческому закону». После этого он «исчез, и, по мнению многих, его утопили»[1158]. Как видим, Герберштейн ничего определенного о деле Максима Грека не знал. Это и понятно: от имперского посла тщательно скрывали, что Максима обвиняли в том, что он выступал за войну России с Турцией, в которую стремилась втянуть Василия III и Империя.

Осуждение Максима Грека церковным собором позволило Даниилу укрепить свои позиции в среде высших церковных иерархов. Весной 1526 г. архиепископом Ростовским стал архимандрит Спасского Суздальского монастыря Кирилл[1159]. Наконец, после длительного промежутка времени занята была и новгородская архиепископия верным иосифлянином, архимандритом Можайского монастыря Макарием (4 марта)[1160]. С Макарием Василий III, возможно, познакомился еще осенью 1516 г., когда приезжал в Можайск.

Теперь можно подвести некоторые итоги. В 1525 г. на соборах у Василия III и митрополита Даниила судились не поступки, а идеи. Максим Грек и Берсень Беклемишев были осуждены за отношение к политике московского государя, к основным вопросам внешней и внутренней политики. Если Максим Грек стоял за решительную борьбу России с Турцией, то Берсень настаивал на мире и с восточными, и с западными соседями России. И то и другое противоречило внешнеполитическим планам Василия III. Отождествить позицию Берсеня с Максимовой дало то обстоятельство, что Берсень «лаял» султана.

Основным вопросом разногласий по внутриполитическим вопросам было отрицательное отношение Максима ко второму браку Василия III. Но о нем на соборе 1525 г. предпочитали умолчать, ибо с канонической точки зрения был прав «Святогорец», а не русский Освященный собор, разрешивший этот брак. К тому же ко времени суда над Максимом развод великого князя еще не состоялся, а Вассиан Патрикеев (главный противник развода) еще не подвергался осуждению. Взгляды Максима и Берсеня по вопросу о разводе Василия III могут быть восстановлены только по косвенным свидетельствам — близости обоих лиц к Сабуровым и рассказу «Выписи о втором браке».

С разводом Василия III, возможно, связано и падение казначея Юрия Малого Траханиота. В 44-м ящике царского архива хранилась «сказка» Юрия Грека «про немочь» Соломонии Сабуровой[1161].

Расправа с Берсенем и Максимом Греком облегчила Василию III развод с Соломонией. В литературе бытует мнение, что не позднее 1520 г. Нил Грек, епископ Тверской (умер 3 апреля 1521 г.), ходил в Царьград с целью получить благословение патриархов на развод Василия III. Поездка Нила Грека в Царьград действительно имела место[1162]. Вопрос только состоит в том, когда она была и какую цель преследовала. В «Выписи о втором браке» рассказывается, что после ссылки Максима Грека в Тверь и Вассиана Патрикеева в Иосифов монастырь (это было в 1531 г.) Василий III пишет послание четырем патриархам о разводе. В ответ иерусалимский патриарх Марк предупреждал: «За прелюбодеяние бо воздаются царем порушению царствию их»[1163]. Текст явно навеянный уже крутыми временами Ивана Грозного. «Выпись о браке» не согласуется с данными о жизни Нила Грека. Поэтому мы не склонны его поездку связывать с разводом великого князя. Никаких грамот патриархов Василию III до нас не дошло[1164].

Исследователи уже давно связывали строительство Девичьего монастыря со взятием Смоленска. И действительно, об этом писал сам Василий III в своем завещании в 1523 г.: «Да коли есми з божиею волею достал своей отчины города Смоленьска и земли Смоленьские, и яз тогды обещал поставити на Москве на посаде Девичь маиастырь, а в нем храм во имя Пречистые да Происхождение честнаго креста и иные храмы»[1165]. Однако до лета 1523 г. великий князь «того монастыря състроити не успел».

Только 13 мая 1524 г. строительство было начато. Обратим, однако, внимание на то, что задумано строительство Этого женского монастыря было именно в 1523 г., когда встал вопрос о разводе великого князя с Соломонией. Поэтому замысел и само строительство монастыря скорее всего связаны или с заботой Василия о «чадородии» Соломонии, или с планами ее пострижений. Во всяком случае надзор над строительством должна была осуществлять старица Елена Девочкина, привезенная в Москву вместе с 18 монахинями Покровского Суздальского монастыря, той самой обители, в которую вскоре была заточена Соломония. Создавая как бы московский филиал Покровского монастыря, Василий III задабривал его власти, как он поступал и позднее (после пострижения Соломонии), щедро одаряя землями и деньгами покровских стариц.

Весной 1525 г. в Москве за посадом «под Воробьевым» завершена была постройка нового Девича монастыря. Составитель Русского временника так записал об этом событии: «Тоя ж весны поставлен бысть нов монастырь у града Москвы за посадом, в нем церковь во имя Пречистые богородицы Одигитрия и святых апостол Прохора, и Никанора, и Тимола, и Пармены». Освящена была церковь этого монастыря («Одигитрия святой богородицы») в июле того же 1525 г., а расписана — в 1526–1530 гг.[1166]

Василий III долго не решался на развод. Еще в 7033 г. (в сентябре 1524 — августе 1525 г.) он «с великою княгинею» ездил в Волоколамск и Можайск в «объезд». В том же году от имени московского государя и Соломонии в Троицкий монастырь была пожертвована икона с молением о «чадородии» («подай же им, господи, плод чрева»), а также покров с изображением Сергия Радонежского. Поездка великого князя «в объезд» на следующий 7034 г. (с 10 сентября по 10 ноября 1525 г.) уже была совершена без великой княгини[1167]. Вопрос был решен.