Юрий Никонычев - Грезы Скалигера

• Название: Грезы Скалигера
• Автор: Юрий Никонычев
• Жанр: Русская классическая проза

---

" А мать? У тебя есть мать?

" Да. Я помню ее. Высокая, светлая " Николь.

Как только Ликанац произнес это имя, перед глазами моими пронесся вихрь веков, и я вспомнил свою свадьбу с Николь, друзей Пьеро и Жакино, свою смерть в Ажене.

48

Я вспомнил трагическую феерию, полную фантастических приключений, по исходе которых я полюбил Николь, а потом потерял навеки и вновь ее обрел, не зная того " действительно ли со мной Николь или только лишь ее образ, в котором пребывает мерзкий старик с лиловыми ногами и смеется надо мной. Да, я вспомнил все это, прекрасно понимая, что вспоминаю не свою жизнь, а жизнь Скалигера-Бордони, делающего клизмы и сочиняющего трактат о слове.

Но этот Скалигер во мне, он просочился из пятнадцатого века в меня нынешнего, галлюцинирующего филолога, ищущего выхода из действительного света в мистическую тьму, где владычествует учитель. Я вспоминал, как Жан Понтале, трясущимися лягушачьими ладонями придерживая молочный зад двенадцатилетнего подростка, неистово внедрялся в него, пытаясь преодолеть завесу времени. Значит, ему удалось это сделать, несмотря на то, что Николь уверила меня в невозможности этого.

Я бросился на Ликанаца и повалил его на землю лицом. Он как-то по-старчески хрюкнул и затих. Резким движением я сорвал с него брюки и передо мной показалось лиловое тело с жадными высокими ягодицами чувственного андрогина. Тяжкое биение крови в висках разламывало голову, глаза мои слезились от вспыхнувшей страсти, наполнившей блещущим электричеством все члены моего организма. Я ворвался в лиловую влажную мглу грядущего и забился в конвульсиях.

" Где я?

Старческий хохот птичьим эхом летал среди гор Суфруджу. Осколки прошлого и настоящего не склеивались. А грядущее маячило стеклянным графином с желтой мочой, которую должна была утром по ошибке выпить моя не в меру похотливая тетка Клава. Так я ее казнил за лишение меня девственности.

49

Когда был жив отец, мы часто встречались с ним тайно от мамы в маленькой закусочной, где подавали пиво в бутылках и сосиски с зеленым горошком. Мама запрещала ему пить пиво, а он, не желая ее огорчать и желая создать приятную атмосферу для встреч с сыном, назначал мне встречу по телефону именно в этой закусочной, где его знали и, можно сказать, даже любили.

Мы садились за стол друг против друга, пили пиво и вели разные беседы о жизни, о работе, о моем творчестве. Отец знал о моих ночных бдениях, о моем непомерном тщеславии сочинителя и наслаждался, когда я, увлекаясь, рассказывал ему о своих творческих замыслах. Он прислонял свою аккуратную ладонь к виску, облокачивался на шаткий столик и восторженно смотрел на меня. Я никогда не забуду этот взгляд, полный наивной доверчивости, восхищения и нежности.

" Да, да, сынок. Именно так и напиши. Ты сможешь выразить невыразимое, "он поднимал стакан с пивом и приговаривал, "давай выпьем за тебя. За твое слово.

" Отец, ты все же зря увлекаешься этим напитком. У тебя же сердце...

" Мое сердце в тебе, сынок.

" Это чересчур, отец.

" Если бы ты знал, что такое старость, то ты бы меня сейчас понял. Я люблю в тебе себя, а не тебя. Я вижу твои руки и думаю, что это мои руки, я смотрю в твои глаза и чувствую, что ты смотришь на меня моими глазами. Жаль только, что ты этого никогда не испытаешь.

" Почему?

" Ты будешь одинок, Юлий. Всегда одинок.

Дверь в закусочную распахнулась и в теплую табачную сырость затхлого помещения с улицы вместе с пряной струей сентябрьского воздуха вошла мама. Отец, смутившись, поставил стакан с пивом на шаткий столик. Я бросился ей навстречу, взял под руку и усадил за стол.

" Неужели вам здесь не противно находиться? Грязь, смрад, вонь невыносимая, " сказала она, брезгливо отодвинув от себя грязную тарелку из-под сосисок.

" Ты сердишься? Не надо. Мы ведь здесь в последний раз, " миролюбиво сказал отец.

" Я тебя не понимаю!

" Юлий, мы скоро с мамой умрем. Ты останешься совсем один. Почти один. Мы будем иногда появляться, но мы будем совсем другими. Я хотел тебе это сказать до прихода мамы, но коли уж так получилось, то пусть остальное скажет она сама, "и отец посмотрел на внезапно побелевшую маму. Сизый табачный дым и полусумрак не могли скрыть от меня стремительные изменения в ее лице: оно как будто цвело молодостью и в то же самое время наполнялось невыразимой скорбью.

" Что с тобой, мама?

" Я умру раньше отца и ты видишь уже сейчас те процессы, которые ожидают мою плоть. Я выполнила свой долг, я сохранила тебе жизнь, хотя ты чуть не убил меня при рождении, и за это я окажусь за серафическими слоями околоземного пространства. Несколько позже там будет и твой отец, если сумеет освободиться, благодаря тебе, от своей телесной сущности. Ты должен будешь взять ее себе, если, конечно, согласишься.

" Конечно, конечно я согласен, " вскрикнул я. " Я не хочу, чтобы вы расставались навсегда. Я хочу, чтобы вы, даже после смерти, были вместе.

" Ну вот и хорошо, мой дорогой, вот и славно, " произнесла медленно мама, поглаживая мое худое плечо. " А теперь прощай.

50

Я сидел один за шатким столом и недоумевал: в самом ли деле со мной несколько мгновений назад находились рядом родители или мне все это пригрезилось? Я подозвал официанта и заказал водки. Когда он принес мне ее в мутном графинчике и поставил на стол, предварительно смахнув с грязной скатерти ссохшиеся крошки хлеба, и приятно осклабился, я сделал вид, что не узнаю его. Ведь это был Ликанац. Покрутившись рядом, он недовольно исчез и больше не появлялся.

Я смотрел на движущиеся серые невыразительные фигуры посетителей закусочной, слушал их непонятную речь и пытался осмыслить ту чудовищную ситуацию, которую мне обрисовали мои внезапно исчезнувшие родители. Грядущее одиночество, предсказанное мне моим отцом, не пугало меня. Одиночеству сопутствует молчание, а о нем я мечтал постоянно и каждое слово, выброшенное на ветер моей артикуляционной системой, приводило меня в ужасное состояние, близкое к помешательству.

Разве можно что-либо высказать или обозначить словом, порхающим, физически беспредметным, притягивающим массу чуждых предметов в мире, разве не оно является источником того зла, которое изначально преследует человека и в конце концов уничтожает его. Погрузившись в темную бездну молчания, я буду заглатывать слова других и беззвучно перекатывать их в собственной утробе невыразимости, ломая их хребты, переваривая мышечные сочленения, перетирая их костный фосфорический состав претенциозных надежд на изменение всего сущего.

Австралийский абориген с глиняной свистулькой в толстых сиськообразных губах, сидящий на песчаном холме, тоже не испугался

бы одиночества, поскольку яркое выгоревшее небо и золотой песок, обжигающий твердые финиковые ступни, всегда держат его в определенном мире определенных координат, в которых меня держит стакан бесцветного алкоголя и фарфоровые крошки пшеничного хлеба, колющие розовый мизинец моей любимой девочки Анелы, пришедшей из моей грезы в эту заплеванную закусочную и раздвинувшую мрачные портьеры моих размышлений о молчании и одиночестве. Не надо, любимая, жертвовать собой и приходить из невыявленного мира в мир моего безумия, чтобы напомнить мне обо мне.

" А я пришла не одна.

" С кем же?

" С твоим соседом по квартире. Экстрасенсом.

" Да-да. Он однажды пожелал, чтобы меня забрал черт и я угодил в объятия собственного отца, правда, уже умершего. Мне кажется, что твой спутник просто авантюрист и мошенник.

" Ты ревнуешь, Юлий? Да?

" Конечно. Меня удивляет твой выбор. И я не понимаю, почему ты привела его сюда " в закусочную, где я только что беседовал со своими родителями, которые сказали мне, что скоро умрут и я останусь навсегда одиноким.

Анела поправила шоколадные волосы, наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.

" Не злись, милый. Я давно не виделась с тобой и пошла к тебе. Сосед вызвался проводить меня. Вот и все. Я думала, что ты обрадуешься.

Анела устало села на стул, на котором совсем недавно сидел мой живой отец. Короткая бордовая юбочка ее задралась и обнажились обморочно белые легкие бедра девочки-подростка. По сердцу моему будто кто-то полоснул бритвенно отточенным лезвием и я прижал его правой ладонью, чтобы оно не вытекло как любопытный красно-выпуклый глаз внутренностей.

- Пойдем скорей отсюда, Анела! Скорее!

Анела все поняла и рассмеялась. Сосед-экстрасенс, все это время молча наблюдавший за нами, крепко схватил меня за плечо и страстно шепнул: "Только не здесь, Скалигер! ".

51

Втроем мы быстро выбрались из смрадной закусочной и долго шли переулками, пока не оказались у коммерческого киоска, дверь которого перед нами мгновенно распахнулась, как только сосед условным стуком постучал в нее. В углу ее на полу лежал желтый надувной матрац. Сосед кивнул в его сторону:

" Вот вам и ложе, Скалигер. Можете здесь располагаться хоть до утра. А мы с Ликанацем поторгуем.