Михаил Шевляков - Вниз по кроличьей норе

• Название: Вниз по кроличьей норе
• Автор: Михаил Шевляков
• Издательство: «Издательство «ВОКРУГ СВЕТА»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-98652-302-6

Что же, вперед в прошлое! Только сегодня и только у нас – люди, пытающиеся изменить мир с опорой на свои собственные силы. С опорой на свои собственные знания. Без подготовки.

---

Собрание богатейшего московского купечества. Нет, это деды их были купцами, а прадеды – крепостными крестьянами подмосковных деревень, до кровавого пота гнувшими спины в отхожих промыслах, давившимися на мануфактурах, копившими копеечку к копеечке, чтобы выкупить семью у помещика – поручика, пившего пунши во здравие Ея Величества матушки Екатерины. Выкупить семью и обзавестись своим – своим! – делом, и начать приумножать капитал – где рублем, а где все той же копейкой, которая рубль бережет, и слыть за глаза пауком-кровососом, а в глаза – почтеннейшим, отцом-батюшкой и «вашим степенством».

Отцы же звались уже миллионщиками, размахивались на сотни верст, покупали – ничего не забыв! – те имения, в комнатах которых поручики, получившие при курносом Павле абшид без пенсии, собирали снулых мух в бутылки, в тех комнатах, из которых этих отставных поручиков и уносили к родовым могилам.

Они – российские миллионщики – перебивали ценой и качеством торжествовавший в мире английский товар, они не ради славы, ради чести купеческой, жертвовали свои деньги в горькое время поражений Крымской войны, и они же десятилетие спустя продавали товар казне вдвое дороже – потому что с казны было грех не взять.

Собрание богатейшего московского купечества, собрание именовавших себя предпринимателями и капиталистами, прадедово наследство – руки с цепкими пальцами – в модной лайковой перчатке. Морозовы, Гучковы, Рябушинские, Шибаевы, Шелопутины, Солдатенковы – в их руках была колоссальная сила, сила банковских миллионов, сила стали, нефти, текстиля, хлеба, сила химических заводов, сменявших старые солеварни, сила пароходов и стальных рельсов.

Сила была колоссальная, а власти пока что было меньше. Пока что…

– Так что же князь Шаховской? – спрашивавший, Александр Иванович Гучков, был, по общему мнению, человеком излишне пылким, но ему было тесно в биржевых сводках, он хотел сводок иных – министерских.

– Шаховской любит фрондерствовать, повсюду повторяя, что дед его был декабристом, – Савва Морозов, видевшийся с князем во время недавней поездки в Петербург, посмотрел на полированные свои ногти, – но сам он полки на Сенатскую площадь никогда не поведет. Сейчас, когда на место убитому Сипягину пришел не чаемый им душка-либерал, а такой же твердый в действии Плеве, начавший с предупреждения о закрытии газете «Право» и продолживший выдавливанием из власти любезного Шаховскому Витте, сейчас Шаховской только скорбит о загубливаемом российском либерализме и прожектерствует.

– И какова же природа его прожектов?

– Маниловская, определенно маниловская – «ах, если бы через пруд да перекинуть мост, вот была бы красота-то». Он не строит моста, он лишь мечтает о нем, о том, как хорошо было бы, если бы государем был юный Михаил Александрович, а Шаховской был бы при нем советчиком. Ему хочется британского парламента и произнесения речей.

– А вам?

– А мне, как и вам, нужна не парламентская трескотня, а подлинная власть. Таковая власть, когда я, когда вы, когда иные из нашего с вами круга могли бы сами определять политику, нужную нам политику, не через придворных шаркунов, сегодня берущих деньги у меня за продвижение противугерманских и противубританских таможенных тарифов, а завтра выступающих за их отмену из любезности перед Николаем и Александрой, делающими любезность своим германским и британским родственникам.

– Крамола-с, дорогой мой Савва Тимофеевич! Крамола-с! Не слышит нас наш многомудрый охранитель порядка Зубатов! – Гучков ощерился волчьей улыбкою.

– Многомудрый Зубатов сам меня поддержал бы, на то он и многомудрый. Но я сомневаюсь, что он сумеет удержать в своей власти рабочее движение, какие бы усилия ни прилагались, ведь те люди, которые более по нраву Николаю, – такие как Сипягин, как Плеве, понимающие силу единственно начальственного кулака, эти городовые в генеральстве, – они сами вставят Зубатову палки в колеса. Его отставка не будет даже почетной, помяните мое слово. Будут мятежи, и вы это понимаете не хуже моего.

– Именно мятежи, и я понимал это еще до того, как в руки Зубатову попались эти шестеро детишек. Новая пугачевщина – она не только престол тряхнет, она и нам кишки повыпустит, – от гучковской улыбки не осталось и следа, теперь это был уже единственно оскал.

– Нам, Александр Иванович, всем жить хочется. И выбор прост – либо сохранение полноты власти за Николаем, либо же на пугачевский нож, – Морозов огладил свою жидкую бороденку. – Главное – переломить волю не Николая даже, а его жены, цепляющейся за корону сильнее его. Пока Витте еще у власти – я ищу через него ход к вдовствующей государыне, которая, не секрет, отнюдь не в восторге от своей чопорной невестки. Через Витте, через княгиню Марию Павловну, ибо Витте слаб, и, боясь отставки, станет послушно следовать воле Николая.

– Так что же, виват государь Михаил Александрович, Михаил Первый, самодержец всероссийский?

Ответ Морозова был полон едкой желчи:

– Если при восшествии на престол воспоследует манифест о вольности не дворянской, но купеческой, – то и плевать. Не Михаил, так регент из его дядьёв, хоть например Владимир Александрович или Николай Николаевич. Первый любит обеды, балет и живопись, пусть занимается этим и далее, второй любит себя и еще раз себя, но подвержен влиянию тех, кого считает медиумами, – и тем управляем. Прекрасным вариантом для управления страной людьми нашего круга, – Морозов нажимом в голосе выделил слово «нашего» и продолжал со смешком, – был бы Алексей Александрович, «семь пудов августейшего мяса», интересующийся лишь своими содержанками, но, увы! он слишком сжился с Парижем и с ними, чтобы беспокоить себя более, чем это нужно для получения денег из Петербурга.

Катя, лежавшая головою на Лешкином плече, повернулась набок, подула Лешке в ухо – он сморщил нос и зажмурил глаза, – и провела ладонью ему по щеке.

– Ты не человек, ты еж.

– В тумане?

– В колючках. Ты что, опять решил бороду отпускать?

– Да понимаешь… – Алексей потянул на себя угол одеяла – от окна тянуло холодом, – и вздохнул: – Бритвы же людской нету.

– Это мне с девчонками плохо, что бритвы людской нету, – Катя поворочалась, устраиваясь поудобнее, и заодно перетянула одеяло обратно, – а к вам же ходит специально парикмахер с бритвой. Я, когда первый раз увидела, чуть не упала, ты тогда так смешно лежал в кресле, он тебя бреет, а ты щеки надуваешь. А мымра наша, как мы ее за бритву спросили, сразу – «ужас-ужас! неприлично-неприлично!».

– Да ну нафиг, стремно. Он сначала прямо перед носом этой своей бритвой машет, затачивает, а потом как по горлу проведет… А если зарежет? – его всего передернуло.

Катя вдруг погрустнела, насупилась, села на постели, поджав ноги.

– Слушай, Леш. тут такое дело. я давно хотела тебе сказать, но как-то не решалась…

«Бли-и-и-ин! Не про бритву надо было Шилова спрашивать, – вихрем пронеслось в Лешкиной голове, – не может же быть, чтобы еще даже презервативов не изобрели… бли-и-и-ин… какой же месяц уже?»

Не видя его перепуганного лица, все так же грустно глядя перед собой, Катя еле слышно сказала:

– А если нас всех убьют?

– А… э… – мысли в Лешкиной голове совсем перепутались, – ну это… ну нас же охраняют?

– Не революционеры, а эти, – она сделала неопределенный жест рукой, – которые нас и охраняют.

– Да с чего ты взяла?

– А зачем мы им? Светка с Анькой ходили за Сталиным подсматривать, а услышали, как офицер из охраны говорил, что мы бесполезные.

– Ну и что? И что? Мы все, что знали, рассказали, – Алексей тоже уселся на постели. – Что мы им – гугл, что ли? Ну да, говорила мне мама: учись, сынок, жаль, что не добавляла: а то попадешь в прошлое, все только испортишь.

– А ты бы ее послушал?

– Да ладно тебе, – он отмахнулся, – но с чего ты решила, что нас убивать будут?

– А с того, что тот офицер сказал: уж лучше бы их давно бомбисты взорвали, мороки меньше, а пользы больше.

– Вот блин… Не может быть…

– Ага, не может… И сбежать некуда. Денег нет, документов нет…

Грустные, сидели они на кровати в тускло освещенной комнате, от окна тянуло холодом.

Великий князь Михаил Александрович подул на пальцы – перчатки остались у адъютанта, но возвращаться за ними значило прерывать беседу с Драгомировым, а этого он не хотел. Они неспешно шли по перрону Николаевского вокзала, оставив далеко позади сопровождавших их лиц – им нужно было поговорить без лишних ушей.

Драгомиров, вновь вызванный из Киева в Петербург, отправлялся на сей раз не обратно в Киев, где он до сего дня командовал округом, а на новое место – в Харбин, руководить строительством железной дороги через Маньчжурию до Владивостока. Опала и ссылка, изгнание к китайским лихорадке и чуме, – и причина этого была очевидна, и именно поэтому Михаил специально приехал проводить генерала.