Михаил Шевляков - Тринадцать лет или Сибирская пастораль

• Название: Тринадцать лет или Сибирская пастораль
• Автор: Михаил Шевляков
• Издательство: Яуза, Эксмо,
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-32265-7

В этом мире советским войскам не удалось остановить немцев под Москвой и на Волге, и гитлеровцы в итоге дошли до Урала и Западной Сибири. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке сохранилось советское государство и даже наладилась мирная жизнь. В этом мире судьба свела летчика Дмитрия и школьницу Ксению.

---

Там, за речкой, солдаты прятались в кишащих комарами камышах, сидели до ночи без воды – но он видел их, видел их всех в тоненьком писке их запеленгованных раций, и знал, о чем сейчас думают их командиры…

* * *

Мама послала ее в магазин, идти было недалеко, но дорогу ей преградила военная колонна. Вообще-то это были еще не солдаты, а только мобилизованные – они шли на вокзал. Те, что постарше, были в старых гимнастерках и пилотках – с прошлой войны…

Она стояла и смотрела на них – как они идут, молодые и старые, один за другим. У них были такие лица, что стыдно было за всех, кто не идет рядом с ними в строю. Рядом с колонной шла какая-то молодая женщина, и по лицу у нее катились крупные слезы, она все смотрела на кого-то в колонне, и шла, и плакала. Ксеничка вспомнила, как уходили колонны два года назад, когда напали японцы, и ей стало стыдно, потому что вот они уходят, туда, на запад, а она здесь, со всякими глупостями в голове…

Вот и вчера, вспомнила она, Машки дома не было, и Ксеничка собралась уже идти обратно домой, но, на беду, ее перехватила Машкина соседка Зинка, которая еще в прошлом году бросила школу и устроилась работать в магазин. У нее сегодня был выходной, и сначала она рассказала, когда, куда и к кому именно Машка с матерью пошли снимать мерки, и когда вернутся – получалось, что уже скоро – а потом и вовсе завела пустой разговор обо всех встречных-поперечных. Ксеничка не знала, как ей отделаться – пришлось усесться рядом с Зинкой на серую каменную приступочку забора. Зинка сняла туфли, выставив босые ноги на тротуар, и, почесывая вымазанную сажей коленку, стала перемывать косточки прохожим. Казалось, она знает полгорода – но обо всех она знала почему-то только гадости. Когда мимо проходила какая-то полная женщина в цветастом платье, у Зинки прямо-таки загорелись глаза, и она, жарко дыша в Ксеничкино ухо, стала рассказывать об этой женщине такое, отчего краснела даже спина. Казалось, что все на улице сейчас слышат то, что шепчет Зинка, и думают, что Ксеничке тоже приятно такое говорить и слушать.

Потупившись, Ксеничка снова увидела выставленные босые Зинкины ноги, увидела, что ногти у нее на ногах тоже, как и на руках, покрашены вишневым лаком. Она подумала, что Зинка, видно, для того и разулась, чтобы всем было видно – и с ехидством подумала, что брови-то у Зинки выщипаны, а одна нарисована чуть наискось – и от этого ей стало как-то легче. Да и ждать пришлось действительно недолго – Машка с ее мамой скоро появились из проулка, и от Зинки все-таки удалось оторваться.

Машкина мама внимательно выслушала переданную Ксеничкиной мамой просьбу – зайти насчет построения нового костюма для Ксеничкиного папы, – но уходить от них не хотелось. Во-первых, дура Зинка могла все еще сидеть на приступочке – да наверняка еще сидела, – а во-вторых, Машка давно уже обещала показать ей совершенно особенный способ вышивания меток, а Ксеничке давно уже хотелось вышить такое «К» с завитушечками на своем платке…

И сейчас, вспомнив все это, и еще ту медсестру Нику, она даже разозлилась на себя, на всех – за завитушки, ногти, брови и костюмы.

А последним в колонне шел папа Юрки Своротных. Он увидел Ксеничку на краю мостовой и махнул ей рукой – и она изо всех сил замахала ему в ответ и побежала следом, не чувствуя, что плачет…

* * *

…Она остановилась на лестнице вытряхнуть туфлю – и так и замерла с туфлей в руке, потому что сверху спускался он, в форме, перетянутой ремнями, с вещмешком за спиной.

Ксеничка вдруг поняла, куда он уходит, и потянулась к нему руками, не замечая, что в одной из них снятая туфля, и стоит она на площадке полубосая…

– На войну, да? – спросила она, и была уже в ее голосе такая слеза, такая дрожь…

– Ну что ты, Ксеничка, – попробовал отшутиться дядя Митя. – Какая война, так, обычная командировка.

Но у него ничего не получилось. Она бросилась ему на шею и, порывисто обняв, прошептала прямо в ухо:

– Только не умирайте там, ну пожалуйста! Я вас ждать буду! – и, залившись краской до корней волос, побежала к себе в квартиру.

Оставшись стоять, он молча поправил фуражку и, найдя папиросы, закурил. Зажигалка, как всегда, заработала только с третьего раза. Покурив у окна на площадке, он оглянулся на Ксеничкину дверь и, подхватив с полу чемоданчик, стал быстро спускаться.

* * *

Светка прибежала к ней с такими глазами, что видно было сразу – она узнала что-то совершенно разэтакое и новостью срочно нужно поделиться.

– Ксенька, они точно в городе! Я сама их только что видела!

– Кто? – слегка ошалело спросила Ксеничка.

– Да ты что? Как это кто – американцы, конечно. Летчики. Мой сосед, ну дядя Петя – он же на заводе работает, он еще вчера на кухне говорил, что они приехали… то есть прилетели… – она перевела дух. – А сегодня, представляешь, я прохожу через площадь, а они там заходят. И представляешь – глаза ее стали совсем уж огромные, – у них водитель весь черный.

– Врешь! – восторженно выдохнула Ксеничка – с изрядной долей зависти к Светке, которая сумела первой узнать такую новость. Светка приняла обиженный вид:

– Ничего не вру! А не веришь – пойди сама и посмотри на них.

И они пошли смотреть – на площадь, где возле штаба действительно стоял новенький автомобиль, а в нем действительно сидел водитель-негр. Не решаясь разглядывать его совсем уж внахалку, они пару раз прошли мимо, как бы невзначай. Черный – «ну совершенно», как восторженно прошептала Светка – водитель сидел невозмутимо и, казалось, даже дремал. Но, видно, он их заметил, потому что вдруг подмигнул и улыбнулся – на черном лице улыбка его казалась особенно белой. Они, смутившись и испугавшись, убежали за угол, чтобы смотреть уже оттуда. Какая-то старушка, видно сослепу чуть не налетевшая на американскую машину и внезапно разглядевшая водителя, попятилась назад, уронив свою кошелку, и стала креститься, громко шепча: «Свят-свят-свят»… Ксеничка со Светкой громко захихикали. Остальные прохожие тоже невольно оборачивались на необычного водителя. Где-то через полчаса еще три американца – самых обыкновенных, отличимых от наших только формой – вышли и, усевшись в машину, поехали – наверное, на левый берег. Жалея, что так мало увидели, Ксеничка со Светкой стали спорить, кому из подруг рассказать теперь такую новость…

Пойти они решили сначала к Машке. По дороге Светка восторженно сказала:

– А знаешь, какие у них самолеты? Они, наверное, не то что до Москвы, они до Берлина долетят и все там разобьют!

А Ксеничке вдруг стало страшно. Она вспомнила, как немцы бомбили Москву – когда она была еще маленькой, когда ей было восемь лет. «Здесь же нет метро, – подумала она. – Куда мы будем прятаться?..»

* * *

…Собственно, в Петропавловске его командировка и закончилась. Молнированные новости перехватили его в штабе фронта, и он даже не понял, какое чувство испытал, прочтя и перечтя их – облегчение? радость? Или просто почувствовал, как наваливается разом усталость последних недель и месяцев? Наверное, все-таки больше всего – усталость, потому что первой мыслью, кажется, было – «Ну все, теперь можно отдохнуть…»

«Завтра, – успел подумать он, прежде чем голова коснулась планшета, положенного вместо подушки на жесткий валик какого-то штабного дивана, и мгновенно навалился сон, – уже завтра все начнется сначала – хотя и мир…»

Сон пришел – такой же, как и во все эти недели – еще не мирный. Ему снилось, что остался только он и дюралевое брюхо «дугласа», что мир исчез, оставив от себя только слепок в эфире – позывные, частоты, пеленги. И бесконечным полем разворачивались перед ним утыканные флажками карты Монголии, Манчжурии, Урала и каких-то неведомых, еще необстрелянных земель, где только предстоит развернуться чьим-то дивизиям и влиться в слепок мира первым выходом штабной рации в эфир…

* * *

Она сидела в углу кухни, а мама с полотенцем и поварешкой в руках куховарила у плиты. Слово «куховарить» Ксеничка подхватила у Милы, Людмилы Георгиевны, и оно ей страшно нравилось. Мама, как всегда, говорила что-то о дороговизне продуктов и как «ничего не достанешь», но Ксеничка слушала в пол-уха – она-то знала, что деньги в доме были, а покупает мама все и так почти только на рынке. Видно, мама заметила, что она смотрит, скучая, в окно, и ворчливо начала:

– Я смотрю, ты меня слушать совсем не хочешь. И вообще… – но закончить не успела, потому что хлопнула входная дверь, и папа не вошел, а скорее вбежал в квартиру и, бросив на стол газету, обнял ее и маму. У него было такое лицо, что мама испуганно прижала к груди руку с полотенцем, а у Ксенички замерло сердце. Ей стало страшно – а вдруг и ее папа тоже уходит на войну, как Юркин папа и Наташкин брат – но папа радостно сказал:

– Все, все, войны не будет!