Джером Джером - Трое в лодке (не считая собаки)

• Название: Трое в лодке (не считая собаки)
• Автор: Джером Джером
• Жанр: Юмористическая проза

Эта книга настолько известна, что писать для нее аннотацию очень сложно.

Скажем только, что это одно из самых популярных произведений английского писателя Джерома К. Джерома, которое называли «возможно, самой смешной книгой в мире».

Издание содержит комментарии переводчика, объясняющие исторические имена, названия, события и ситуации, описанные автором.  

---

Разумеется, мне и сейчас пришлось вывернуть все, что вообще выворачивалось, и, разумеется, я ничего не нашел. Я перетряс все вещи до состояния, в котором они должны были находиться, прежде чем был сотворен мир и когда властвовал хаос. Само собой разумеется, щетки Джорджа и Гарриса мне попадались раз по восемнадцать — не было только моей. Я стал укладывать вещи обратно, одну за другой, поднимая каждую и перетряхивая. Щетка оказалась в ботинке. Я перепаковал все заново.

Когда я закончил, Джордж спросил, положил ли я мыло.

Я сказал, что мне наплевать, положил я мыло или не положил.

Затем я с силой закрыл саквояж и перетянул ремнем. Правда, выяснилось, что я сунул туда кисет, так что пришлось открывать саквояж снова. В общем, с саквояжем было покончено в пять минуть одиннадцатого. А еще оставались корзины. Гаррис заметил, что выезжать нам через каких-нибудь двенадцать часов и что остальное, наверно, пусть лучше доделают они с Джорджем. Я согласился и сел. Теперь делали ход они.

Принялись они беззаботно, очевидно, намереваясь показать мне, как это делается. Я не стал комментировать. Я только ждал. Когда Джорджа повесят, самым дрянным упаковщиком в этом мире останется Гаррис. Я смотрел на груды тарелок, чайников, чашек, бутылок и кувшинов, кексов и пирогов, помидоров, спиртовок и т. д. и т. п. — и чувствовал, что скоро произойдет захватывающее.

Оно произошло. Начали они с того, что разгрохали чашку. Это было первое, что они сделали. Они сделали это только затем, чтобы продемонстрировать, что умеют, — только затем, чтобы разогреть интерес.

Затем Гаррис плюхнул на помидор банку с земляничным вареньем, помидор превратился в кашу, и им пришлось выскребывать его чайной ложкой.

Затем пришла очередь Джорджа, и он наступил на масло.

Я ничего не сказал. Я только подошел ближе, уселся на край стола и стал наблюдать. Это выводило их больше любых моих слов. Я это чувствовал. Это их нервировало и возбуждало. Они наступали на вещи, убирали их в сторону, а потом, когда было нужно, не могли их найти. Они положили пирожки на дно, сверху наставили тяжестей, и пирожки разъехались.

Солью они засыпали все, а что касается масла!.. В жизни не видел, чтобы два человека так хлопотали с куском масла на шиллинг и два пенса. Когда Джордж соскреб его с тапочка, они попытались запихать его в чайник. Оно не влезало, а что все-таки влезло, не вылезало обратно. В конце концов они его отскоблили и положили на стул. Гаррис на него сел, масло прилипло к Гаррису, и они стали искать это масло по всей комнате.

— Клянусь, я положил его на этот вот стул, — сказал Джордж, уставившись на пустое сиденье.

— Да я и сам видел, как ты его положил, — откликнулся Гаррис, — минуту назад!

Тогда они снова закружили по комнате в поисках масла, а потом опять сошлись в середине и уставились друг на друга.

— Ничего более странного я не видел, — сказал Джордж.

— Совершенно непостижимо! — сказал Гаррис.

Затем Джордж зашел Гаррису в тыл и увидел там масло.

— Оно что, тут было все время? — воскликнул он возмущенно.

— Где? — закричал Гаррис, оборачиваясь назад.

— Да стой ты спокойно! — взрычал Гаррис, срываясь за ним.

И они счистили масло и положили его в заварочный чайник.

Монморанси, разумеется, находился в гуще событий. Цель существования Монморанси заключается в том, чтобы путаться под ногами и навлекать на себя проклятия. Если ему удается забраться туда, где он не нужен в особенности, пробесить всех до невозможности, довести до исступления каждого, заставить людей швырять ему в голову всякие вещи, — тогда он считает, что день у него попусту не пропал.

Добиться того, чтобы кто-нибудь об него споткнулся и честил час напролет, — вот высшая цель и смысл его жизни. И когда ему удается достичь в этом успеха, его самомнение становится совершенно невыносимым.

Он являлся и садился на вещи — как раз тогда, когда их нужно было укладывать. Он трудился с навязчивым убеждением, что Джорджу или Гаррису, когда те протягивали за чем-нибудь руку, всякий раз был необходим именно его мокрый холодный нос. Он сунул лапу в варенье; достал все чайные ложки; прикинулся, что лимоны суть не что иное, как крысы, забрался в корзину и убил три штуки прежде чем Гаррис успел хватить его сковородкой.

Гаррис сказал, что я его подстрекаю. Я не подстрекал его. Собаке наподобие этой подстрекательств не требуется. Это — природный, исконный порок, порок прирожденный, который заставляет ее вытворять подобное.

Укладка вещей была закончена без десяти час. Гаррис уселся на большую корзину и сказал, что, он надеется, ничего не разбилось. Джордж сказал, что если что-нибудь и разбилось, то оно уже разбилось (это замечание его вроде как успокоило). Еще он добавил, что готов идти спать.

Идти спать готовы мы были все. Гаррис сегодня должен был ночевать у нас, и мы поднялись в спальню.

Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он спросил:

— Ты, Джей, любишь спать у стены, или как?

Я сказал, что, в общем-то, предпочитаю спать на кровати.

Гаррис сказал, что это неоригинально.

Джордж спросил:

— В котором часу вас будить, ребята?

Гаррис ответил:

— В семь.

Я возразил:

— Нет, в шесть, — потому что собирался написать несколько писем.

Мы с Гаррисом немного поспорили на этот счет, но в конце концов поделили разницу и назначили половину седьмого.

— Разбуди нас в шесть тридцать, Джордж, — сказали мы.

Джордж не ответил. Мы осмотрели Джорджа и обнаружили, что он уже спит. Тогда мы поставили у кровати лохань (так, чтобы утром, вставая с постели, он в нее кувыркнулся) и отправились на боковую.

ГЛАВА V

Нас будит миссис П. — Джордж-лежебока. — Надувательства с «прогнозом погоды». — Наш багаж. — Порочность мальчишки. — Мы собираем народ. — Мы шикарным образом отбываем и прибываем на Ватерлоо. — Простосердечие служащих Юго-Восточной железной дороги в отношении такой суетности, как поезда. — Плыви, наш челн, по воле волн.

Разбудила меня наутро миссис Поппетс.

— Вы в курсе, сэр, что уже около девяти?

— Чего девяти? — закричал я, вскакивая.

— Часов, — ответила она в замочную скважину. — Я думала, проспите еще.

Я разбудил Гарриса и озадачил его. Он сказал:

— Ты вроде как собирался вставать в шесть?

— Ну собирался. Почему ты меня не разбудил?

— Как бы я разбудил тебя, когда ты не разбудил меня? — парировал он. — Теперь до воды мы к полудню не доберемся. Удивляюсь, как ты вообще взял на себя труд проснуться.

— Хм, — сказал я. — К счастью для тебя, что взял. Если бы не я, ты так бы и провалялся здесь все полмесяца.

Несколько минут мы огрызались в подобном духе, пока нас не прервал вызывающий храп Джорджа. Он напомнил нам, впервые с тех пор как нас разбудили, о его собственном существовании.

Вот он лежит — человек, который спрашивал, во сколько нас разбудить, — на спине, рот широко открыт, колени торчат под одеялом.

Я не знаю, в чем здесь причина, но вид другого человека в постели, который спит, когда не сплю я, доводит меня до исступления. Это ужасно: смотреть, как драгоценные часы человеческой жизни — бесценные мгновения, которые больше никогда не вернутся, — тратятся всего лишь на тупой сон.

Вот он Джордж, в отвратительной праздности швыряющий прочь неоценимый дар Времени. Его драгоценная жизнь, за каждую секунду которой ему впоследствии придется предоставить отчет, утекает от него без пользы. А ведь он мог бодрствовать, набивая брюхо яичницей с беконом, доставая собаку или фиглярствуя с горничной, — вместо того чтобы валяться, погрязая в забвении, оплетающем душу.

Это была страшная мысль. Она осенила нас с Гаррисом в одно и то же мгновение. Мы решили спасти его, и в этом благородном стремлении наш собственный спор был забыт. Мы ринулись к Джорджу и сорвали с него одеяло. Гаррис залепил ему тапочком, я заорал ему в ухо, и он пробудился.

— Чёчилось? — огласил он, садясь на кровати.

— Вставай, тупорылый чурбан! — зарычал Гаррис. — Без четверти десять!

— Что?! — возопил Джордж, спрыгивая с кровати в лохань. — Кто, гром его разрази, поставил сюда эту дрянь?!

Мы сказали ему, что нужно быть дураком, чтобы не заметить лохань.

Мы покончили с одеванием и, когда дело коснулось прочих деталей, вспомнили, что расчески и зубные щетки уже упакованы. (Эта щетка сведет меня в гроб, я знаю.) Пришлось спускаться и выуживать все необходимое из саквояжа. А когда мы управились, Джорджу потребовались бритвенные принадлежности. Мы сказали, что данным утром ему придется обойтись без бритья, так как мы не собираемся распаковывать саквояж ни для него, ни для кого-либо вроде него.

Он сказал: