Санин Евгений - Чудо - из чудес

• Название: Чудо - из чудес
• Автор: Санин Евгений
• Жанр: Прочая старинная литература

---

            — Вот этого никто уже нам не скажет. Может, из числа двенадцати ближайших учеников Христа, а, может, и семидесяти апостолов. Начало, выгравированное несколько веков назад, еще можно как-то прочесть: «Святые мощи апостола…». Затем вроде бы как проглядывается заглавная буква «А». А дальше, очевидно, вконец истерли, истово чистя табличку к праздникам. Мне почему-то всегда хотелось, чтобы это были мощи святого апостола Андрея Первозванного. Но вполне возможно, что они — Анании, Архипа, Агава или одного из других апостолов, имя которого начинается с буквы «А» Если, конечно, это действительно «А». Одно могу сказать точно. В любом случае, это святые мощи одного из апостолов. И отец Тихон велел мне передать их — тебе!

            — Мне?! — не поверил Стас.

            — Да, и при этом добавил: «Это его укрепит и поможет!»

            Владимир Всеволодович протянул коробочку Стасу и предупредил:

            — Держать ее надо в святом уголке. Сам мощевик надевать только в дорогу и в случае опасности или сильных искушений. Ну и, разумеется, жить чисто, безгрешно. А если вдруг сделал что не так, согрешил, то безотлагательно — каяться! И скорее на исповедь в церковь! Святые очень внимательно следят за каждой частицей своих мощей. И очень помогают тем, кто с благоговением относится к ним…

            — И вам не жалко отдавать… это сокровище?! — только и смог пролепетать Стас, не отводя загоревшихся глаз от коробочки.

            — Жалко, не жалко, но раз отец Тихон сказал… Точнее, велел! — Владимир Всеволодович сам надел на него крест-мощевик и улыбнулся: — К тому же, я верю в древнюю восточную мудрость, облеченную поэтом в словесную формулу: «Что ты спрятал, то пропало, что ты отдал, то — твое!» Ну, а теперь можешь идти!

            Забыв на радостях про лифт, Стас сбежал по ступенькам с восьмого этажа на первый и выскочил на улицу в полной уверенности, что теперь-то у него наверняка все получится в самом лучшем виде!

            Еще бы!

            Такая благодатная помощь!

            Самого апостола…

            «Постой-постой — помощь… апостола… — даже приостановился он. — Так вот о ком надо писать! Или хотя бы пока обдумывать то, что когда-нибудь да будет написано по-человечески!»

            Стас даже засмеялся от такого удивительного открытия.

            Пусть он не знает, мощи какого именно апостола находятся в кресте на его груди. Так это, как ни странно, даже лучше. Конечно, он будет строжайше соблюдать сделанное задолго до него очевидцами и святыми людьми жизнеописание апостолов. Но все равно — писать художественную книгу (а он хотел написать именно роман, чтобы читатели на доступном, понятном для них языке получили возможность узнать о самом Главном в жизни!) с участием в ней апостола — это такая величайшая ответственность! А так можно сделать собирательный образ! Ну, разве что, может, вспомнив слова Владимира Всеволодовича, подумал Стас — на основе Андрея Первозванного…

            Он шел по тротуару, ехал на троллейбусе, мчался в метро…

            Прохожие, попутчики невольно обращали внимание на высокого, красивого молодого человека с задумчивым лицом и даже не представляли, насколько далеко он был сейчас в своих мыслях от них, от Москвы и вообще от родного и близкого им двадцать первого века…

2

Беглец воспаленным взором обвел склонившиеся над ним лица.

…Стояла ветреная, дождливая майская ночь 59-го года — самое удобное время для  темных дел и, наоборот, побегов от них, которыми был так богат этот год, как, впрочем, и весь первый век первого тысячелетия нашей эры.

Небо было укутано аспидно-черной пеленой туч, сквозь которую отчаянно рвалась на волю круглая, как истертый мельничный жернов, луна. Когда ей удавалось сделать это, можно было различить очертания утеса над морем и силуэт одномачтового парусника, матросы которого, воровато оглядываясь, спешно сгружали в лодки мешки и бочонки.

— Быстрее! Быстрее! — торопили они.

— Не гоните, сами торопимся! — огрызались на лодках.

— Трезубец Посейдона вам в глотку! Куда товар положили?

— Не тебе же на голову!

— Ты как разговариваешь с капитаном?!

— Ай!..

— Марш в воду за мешком! И без него не выныривай!

— Скорее, скорее!..

— Всё, последняя лодка!

Опасная работа подходила к концу, когда на берегу послышалось хриплое дыхание бегущего человека, топот копыт и крики настигающих его людей.

Луна на мгновение выхватила из темноты бегущего сквозь заросли кустарника мужчину в рваном хитоне. Погони еще не было видно, но чувствовалось, что она вот-вот настигнет беглеца.

Снова наступила темнота. Затем луна опять вырвалась из плена и, заливая расплавленным серебром округу, сняла завесу ночи с парусника, с заметавшегося на краю утеса мужчины и вылетевших из-за деревьев всадников. Их было двое, судя по одежде и небольшим крепким лошадям — скифы. Один с острой седой бородой, другой помоложе.

— Уйдет, уйдет! — в отчаянии закричал он.

Бородатый привычно потянул из-за спины лук, порылся в колчане, выбирая стрелу, и прицелился.

— Ну, что ты медлишь? Стреляй!.. — не выдержал молодой.

Тонко пропела тетива.

Черная стрела медленно перечеркнула белое пятно луны, и раздалось сытое чмоканье наконечника, нашедшего свою жертву.

Одновременно послышались болезненный стон, одобрительный возглас молодого скифа и команда на паруснике:

— Поднять якорь!

Не раздумывая больше, беглец, прямо с торчащей из спины стрелой, бросился со скалы в море, вынырнул и поплыл к кораблю.

Скифы, не сговариваясь, пустили лошадей вскачь и остановились на самом краю обрыва.

— Эх, ушел!.. — с досадой воскликнул молодой.

Стрелявший хмуро усмехнулся:

— Да, в царство теней!

И, точно подтверждая правоту его слов, снова наступила полутьма, в которой заметались быстрые, уродливые тени от деревьев, туч, скал...

Молодой скиф с суеверным ужасом покосился на них и вопросительно взглянул на спутника.

— Я пустил стрелу с черным пером! — объяснил тот.

— А, ну тогда мы можем спокойно ехать обратно!..

Скифы развернули своих лошадей и снова скрылись в кустарнике.

Тем временем беглец, отчаянно работая руками, успел доплыть до парусника в тот самый момент, когда якорь уже показался из воды. Он ухватился за него, вместе с ним поднялся до края борта и только собрался позвать на помощь, как вдруг что-то наверху насторожило его, заставив отказаться от своего намерения.

На палубе звучали короткие, хриплые команды капитана. Хлопали паруса. Судно быстро набирало ход.

Вспомнив о стреле, беглец крепко зажал ее в кулаке, стиснул зубы и рывком дернул из раны. Стрела поддалась подозрительно легко… Несколько мгновений беглец тупо глядел на оперенный тростник без наконечника. Поняв, наконец, что тот остался в теле, он нахмурился и, что было сил, потянулся рукой назад. Однако все его отчаянные попытки достать наконечник оказались тщетными...

Тогда беглец накрепко поясом привязал себя к якорю. Взглядом, который выдавал в нем опытного моряка, попробовал определить курс корабля по небу. Но тучи окончательно закрыли луну вместе с редкими звездами.

И наступила полная темнота…

            …которую сменило яркое солнечное утро. На небе не было ни тени вчерашней непогоды. Парусник, подгоняемый попутным ветром, легко и быстро рассекал ослепительно-синюю гладь.

— Человек на якоре! — раздался вдруг звонкий юношеский крик.

Его оборвал хриплый со сна голос капитана:

— Ох-ох-ох!.. Юнга, ко мне! Это еще что за команда? Надо говорить: человек за бортом... за бортом... за бортом!

Каждое слово капитан для вразумления сопровождал увесистой затрещиной.

— Да знаю я, что правильно — за бортом! — держась за затылок, оправдывался юнга. — Но разве я виноват, что этот — на якоре?..

— Где?! — Капитан подошел к борту, наклонился и озадаченно крякнул.

Внизу, действительно, висел привязанный морским узлом к якорю человек. Голова его бессильно падала на грудь. Его качало из стороны в сторону, и если бы не пояс, он давно бы упал с якоря в волны.

Удивлению капитана не было границ:

— Поднять человека... тьфу, якорь! — не замечая мстительной ухмылки юнги, скомандовал он.

Матросы, недоуменно переговариваясь, осторожно подняли якорь на палубу, отвязали беглеца и уложили перед капитанским помостом.

— Ба! Клянусь трезубцем Посейдона! Да ведь это — Сизиф! — наклоняясь над ним, в изумлении воскликнул капитан.

При упоминании этого имени один из работающих на палубе матросов, судя по лицу и одежде — эллин, разогнулся и бросил быстрый, цепкий взгляд на лежавшего. Другой, в сарматских штанах и лицом варвара, с неподдельным изумлением уточнил:

— Тот самый, которого ваши боги заставили поднимать на гору камень, что все время падает?