Симона Бовуар - Мандарины

• Название: Мандарины
• Автор: Симона Бовуар
• Издательство: Наука
• Жанр: Проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-86218-452-Х

«Мандарины» — один из самых знаменитых романов XX в., вершина творчества Симоны де Бовуар, известной писательницы, философа, «исключительной женщины, наложившей отпечаток на все наше время» (Ф. Миттеран).

События, описанные в книге, так или иначе связаны с крушением рожденных в годы Сопротивления надежд французской интеллигенции. Чтобы более полно представить послевоенную эпоху, автор вводит в повествование множество персонажей, главные из которых — писатели левых взглядов Анри Перрон и Робер Дюбрей (их прототипами стали А. Камю и Ж.-П. Сартр). Хотя основную интригу составляет ссора, а затем примирение этих двух незаурядных личностей, важное место в сюжете отведено и Анне, жене Дюбрея — в этом образе легко угадываются черты самой Симоны де Бовуар. Многое из того, о чем писательница поведала в своем лучшем, удостоенном Гонкуровской премии произведении, находит объяснение в женской судьбе как таковой и связано с положением женщины в современном мире.

Роман, в течение нескольких десятилетий считавшийся настольной книгой западных интеллектуалов, становится наконец достоянием и русского читателя.

---

— Ты написала ему об этом в своем письме?

— Да. Теперь ему все известно.

— Он тебе ответил?

— Зачем? Он придет, он прекрасно знает, что я его жду.

Я хранила молчание. В глубине души Поль знала, что Анри не придет: вот почему она умоляла меня остаться; в какой-то момент ей придется признаться, что он не пришел, и тогда она рухнет. Единственная моя надежда была на то, что Анри понял: она сходит с ума{114}, и зайдет навестить ее из жалости. А пока я не находила, что сказать; Поль так пристально смотрела на дверь, что мне стало не по себе; запах роз казался мне похоронным.

— Ты по-прежнему работаешь? — спросила я.

— Да.

— Ты обещала мне что-нибудь показать, — сказала я, словно в озарении. — А потом так ничего и не показала.

— Тебе действительно это интересно?

— Разумеется.

Поль подошла к письменному столу, достала пачку голубых листков, исписанных круглым почерком, и положила их мне на колени; она всегда делала орфографические ошибки, но никогда в таком большом количестве; я пробежала один листок, это помогало мне сохранять самообладание, но Поль упорно смотрела на дверь.

— Я плохо разбираю твой почерк, — сказала я. — Тебя не затруднит прочитать вслух?

— Как хочешь, — ответила Поль.

Я закурила сигарету. Пока она читала, я, по крайней мере, слышала ее голос. Многого я не ожидала и все-таки была удивлена: это было удручающе. Посреди какой-то фразы внизу раздался звонок. Поль поднялась. «Вот видишь!» — торжествующим тоном сказала она и нажала на кнопку, с помощью которой открывалась дверь. Она осталась стоять с выражением восторга на лице.

— Письмо.

— Спасибо.

Мужчина закрыл дверь, и она протянула мне голубой листок:

— Разверни. Прочитай его мне.

Она села на диван; ее щеки и губы стали фиолетовыми.

«Поль. Не было никакого недоразумения. Мы станем друзьями, когда ты согласишься с тем, что наша любовь умерла. А пока не пиши мне больше. До лучших времен».

Поль рухнула во весь свой рост с такой силой, что на камине облетели лепестки с розы.

— Я не понимаю, — стонала она. — Я больше ничего не понимаю.

Она рыдала, спрятав лицо в подушки, а я бросала слова, лишенные всякого смысла, лишь бы слышать звук своего голоса: «Ты вылечишься, надо вылечиться. Любовь — это далеко не все...», прекрасно сознавая, что на ее месте я ни за что не захотела бы вылечиться и похоронить мою любовь собственными руками.

Я только что вернулась из Сен-Мартен, где провела уик-энд, когда пришло ее письмо по пневматической почте: «Ужин состоится завтра в восемь часов». Я сняла телефонную трубку. Голос Поль показался мне ледяным.

— Ах, это ты? В чем дело?

— Я только хотела сказать тебе, что насчет завтрашнего вечера мы договорились.

— Разумеется, договорились, — ответила она и повесила трубку.

Я готовилась к тяжелому вечеру, и тем не менее, когда Поль открыла мне дверь, поразилась; никогда я не видела ее лица без макияжа; на ней была старая юбка, старый серый свитер, волосы она зачесала назад некрасивым шиньоном; на раздвинутом от одной стены комнаты до другой столе стояли двенадцать тарелок и столько же рюмок. Протянув мне руку, она криво усмехнулась:

— Ты явилась принести мне соболезнования или поздравления?

— По какому поводу?

— По поводу моего разрыва с любовником.

Я ничего не ответила, и она спросила, показав через мое плечо на пустой коридор:

— Где они?

— Кто?

— Остальные?

— Какие остальные?

— Ах! Я думала, вас гораздо больше, — сказала она неуверенно, закрывая дверь. Бросив взгляд на стол, Поль спросила: — Что ты будешь есть?

— Это не имеет значения. То, что у тебя найдется.

— Но у меня ничего нет, — отвечала она, — разве что лапша?

— Не важно, я вообще не голодна, — поспешила сказать я.

— Я могу угостить тебя лапшой, никого не разоряя, — с явным намеком произнесла она.

— Нет, правда; мне часто случается не ужинать.

Я села, не в силах оторвать взгляд от банкетного стола. Поль тоже села и стала молча смотреть на меня. Мне уже доводилось видеть в ее глазах упрек, подозрение, нетерпение, но сегодня нельзя было ошибиться: то была ненависть — мрачная, холодная, жестокая. Сделав над собой усилие, я заговорила:

— Кого ты ждала?

— Я ждала вас всех! — Она пожала плечами: — Должно быть, я забыла послать приглашения.

— Всех: кого именно? — спросила я.

— Ты прекрасно знаешь, — отвечала она. — Тебя, Анри, Воланжа, Клоди, Люси, Робера, Надин: всех заговорщиков.

— Заговорщиков?

— Не строй из себя святую невинность, — сурово произнесла она. — Вы все сговорились. И сегодня вечером я хотела задать вам только один вопрос: с какой целью вы действовали? Если ради моего блага, то я поблагодарю вас и уеду в Африку лечить прокаженных. Если же нет, то мне остается лишь отомстить за себя. — Она пристально смотрела на меня: — Прежде всего я должна отомстить тем, кто был мне дороже всего. Поэтому действовать следует только наверняка. — В голосе ее звучала такая зловещая страсть, что я украдкой кинула взгляд на сумочку, которую она поставила себе на колени, нервно перебирая застежку-молнию. Внезапно все показалось возможным. Эта красная комната — какая прекрасная декорация для убийства! Я решилась на ответный удар:

— Послушай, Поль, в последнее время ты выглядишь страшно усталой. Ты даешь ужин и забываешь пригласить гостей, ты забываешь приготовить еду. А теперь у тебя начинается мания преследования. Ты должна немедленно пойти к врачу. Я устрою тебе встречу с Мардрю.

На мгновение она, казалось, растерялась.

— У меня головные боли, — призналась она, — но это не главное. Сначала мне надо все выяснить. — Она задумалась. — Я знаю, что склонна ошибочно толковать события. Но факт остается фактом.

— О каких фактах идет речь?

— Почему Клоди отправила последнее письмо с Обезьяньей улицы? Почему в соседнем доме обезьяна строила мне гримасы? Почему, когда я сказала, что не сумею держать салон моды, ты ответила: «Напротив!» Вы обвиняете меня в том, что, пытаясь писать, я обезьянничаю, подражая Анри, обезьянничаю, подражая Клоди с ее туалетами и светской жизнью. Вы упрекаете меня за то, что я принимаю деньги Анри и пренебрегаю бедными. Вы объединились, чтобы убедить меня в моей низости. — Она снова обратила на меня угрожающий взгляд. — Зачем все это: чтобы спасти или погубить меня?

— То, что ты называешь фактами, на деле всего лишь ничего не значащая случайность, — сказала я.

— Ну да, как случайная встреча облаков! Не отрицай, — нетерпеливо добавила Поль. — Ответь мне откровенно, иначе нам никогда не разобраться.

— Никто никогда не думал губить тебя, — сказала я. — Послушай, почему вдруг я стану желать тебе зла? Мы ведь друзья.

— Так и я говорила себе раньше, — ответила Поль. — Стоило мне вас увидеть, и я переставала верить своим подозрениям; это было как наваждение. — Она вдруг поднялась, и тон ее изменился. — Я плохо принимаю тебя, — сказала она. — У меня наверняка есть где-то остатки портвейна. — Она пошла за портвейном и наполнила две рюмки, изобразив улыбку: — Как дела у Надин?

— Неважно. После разрыва с Ламбером она несколько подавленна.

— С кем она спит?

— Думаю, сейчас у нее никого нет.

— У Надин? Согласись, что это странно, — сказала Поль.

— Не так уж странно.

— Она часто встречается с Анри?

— Я же говорила тебе, что мы поссорились, — ответила я.

— Ах, я и забыла об этом! — рассмеялась Поль. Но вдруг перестала смеяться: — Не думай, меня не обманешь.

— Ты же сама читала в «Эспуар» письма Анри и Робера.

— Да, я читала их в номере «Эспуар», который держала в руках. Я с удивлением взглянула на нее.

— Ты хочешь сказать, что этот номер сфабриковали нарочно?

— Разумеется! — молвила Поль, пожав плечами. — Для Анри это детская игра. Я молчала; спорить не имело смысла. Она же твердила свое:

— Значит, по-твоему, Надин не встречается больше с Анри?

— Нет.

— Она ведь никогда его не любила?

— Никогда.

— А почему она поехала с ним в Португалию?

— Ты прекрасно знаешь: ее увлекал роман с ним, а главное, ей хотелось попутешествовать.

Мне казалось, я нахожусь на допросе в полиции; с минуты на минуту на меня могли наброситься и избить.

— И ты позволила ей уехать просто так, — не унималась Поль.

— После смерти Диего я всегда предоставляла ей свободу.

— Ты странная женщина, — заметила Поль. — Мы много говорим обо мне и слишком мало о тебе. — Она снова наполнила мою рюмку. — Допей же этот портвейн.

— Спасибо.

Я не понимала, куда она клонит, но чувствовала себя все более неловко. Что она все-таки имела против меня?

— Ведь ты давно уже не спишь с Робером, не так ли? — спросила она.