Симона Бовуар - Мандарины

• Название: Мандарины
• Автор: Симона Бовуар
• Издательство: Наука
• Жанр: Проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-86218-452-Х

«Мандарины» — один из самых знаменитых романов XX в., вершина творчества Симоны де Бовуар, известной писательницы, философа, «исключительной женщины, наложившей отпечаток на все наше время» (Ф. Миттеран).

События, описанные в книге, так или иначе связаны с крушением рожденных в годы Сопротивления надежд французской интеллигенции. Чтобы более полно представить послевоенную эпоху, автор вводит в повествование множество персонажей, главные из которых — писатели левых взглядов Анри Перрон и Робер Дюбрей (их прототипами стали А. Камю и Ж.-П. Сартр). Хотя основную интригу составляет ссора, а затем примирение этих двух незаурядных личностей, важное место в сюжете отведено и Анне, жене Дюбрея — в этом образе легко угадываются черты самой Симоны де Бовуар. Многое из того, о чем писательница поведала в своем лучшем, удостоенном Гонкуровской премии произведении, находит объяснение в женской судьбе как таковой и связано с положением женщины в современном мире.

Роман, в течение нескольких десятилетий считавшийся настольной книгой западных интеллектуалов, становится наконец достоянием и русского читателя.

---

— Скажи мне...

Венсан с улыбкой обернулся; Анри заколебался. И дело даже не в подозрении, но недавно, читая заметку в самом низу первой страницы «Франс-Суар»{57}, он вспомнил улыбку Венсана в Красном баре; и вот теперь Венсан улыбнулся, и Анри вспомнилась та заметка. Он не стал задавать вопроса, а предложил:

— Пойдем выпьем по стаканчику?

— С удовольствием, — ответил Венсан.

Они поднялись в бар и сели за столик возле двери, ведущей на террасу. Анри заказал две порции белого вина и продолжил:

— Скажи мне, это ты брал машину сегодня утром?

— Машину? Нет.

— Странно; значит, у кого-то еще, кроме нас, есть ключи. Я поставил ее вчера в полночь, и с тех пор кто-то проделал на ней двести двадцать пять километров.

— Ты, должно быть, ошибся насчет цифр, — сказал Венсан.

— Нет, я уверен, что нет; я как раз отметил, что мы перевалили за две тысячи сто. — Анри помолчал. — Люк был здесь все утро. Если не ты брал машину, то спрашивается, кто же тогда? Придется прояснить.

— Почему это тебя так волнует? — спросил Венсан. Было в его голосе что-то настойчивое, и Анри с минуту молча смотрел на него. Потом сказал:

— Не люблю тайн.

— Ну какая же это тайна!

— Ты считаешь?

Снова наступило молчание, и Анри спросил:

— Машину ты брал? Венсан улыбнулся:

— Послушай, я попрошу тебя об одной услуге. Забудь эту историю, совсем забудь. Машина не покидала гаража со вчерашнего вечера, вот и все.

Анри осушил свой стакан; 225 километров; Аттиши приблизительно в 100 километрах от Парижа. В заметке «Франс-Суар» сообщалось, что доктор Бомаль, подозревавшийся в сотрудничестве с гестапо и только что оправданный за отсутствием состава преступления, был обнаружен на рассвете убитым в своем доме в Аттиши. Анри снова внимательно посмотрел на Венсана. Эта история смахивала на детективный роман, а Венсан улыбался — живой и во плоти он был вполне реален. Анри встал. В Аттиши обнаружили труп, тоже вполне реальный, и где-то — живые во плоти — скрывались убийцы.

— На террасе удобнее разговаривать, — сказал Анри.

— Да, день сегодня прекрасный, — согласился Венсан, подходя к парапету, через который виднелись блестящие крыши Парижа.

— Где ты был минувшей ночью? — спросил Анри.

— Тебе непременно надо знать? — Венсан улыбался собственным мыслям.

— Ты был в Аттиши, — заявил вдруг Анри.

Лицо Венсана изменилось, он посмотрел на свои руки: они не дрожали. Он с живостью поднял глаза на Анри:

— Почему ты так решил?

— Это совершенно ясно, — сказал Анри.

На самом деле он бросил слова, не веря тому, что говорил, и вдруг они стали правдой. Венсан входил в одну из банд, этой ночью он побывал в Аттиши.

— Так уж и ясно? — с досадой спросил Венсан. Его огорчало, что он с такой легкостью был разоблачен, а все остальное ему было полностью безразлично.

Анри схватил его за плечо:

— Ты, похоже, не понимаешь: такого рода истории никуда не годятся, это скверные истории.

— Доктор Бомаль, — спокойным тоном сказал Венсан, — это ведь его вызывали на улицу Помп приводить в чувство ребят, которые теряли сознание; он возвращал их к жизни, и им снова начинали выкручивать пальцы ног. Он занимался этой работой в течение двух лет.

Анри еще сильнее сжал костлявое плечо:

— Да, он был отъявленный негодяй. И что? Одним негодяем меньше на земле, чему это поможет? Приканчивать коллаборационистов в сорок третьем — дело понятное. Но теперь это ничего не дает, риска почти никакого, это не действие, не работа и даже не спорт: всего лишь нездоровое развлечение. Есть дела поважнее.

— Согласись, что чистка — всего лишь омерзительная комедия, — сказал Венсан.

— То, чем ты занимаешься, тоже комедия, и тоже омерзительная, — заметил Анри. — Хочешь, я тебе скажу? — сердито добавил он. — У вас сердце разрывается оттого, что приключение закончилось, вы делаете вид, будто продлеваете его. Но Боже мой! Главным было не приключение, а те вещи, которые мы защищали.

— Защищают всегда одни и те же вещи, — спокойно возразил Венсан. Можно было подумать, что он обсуждает совершенно абстрактную проблему казуистики. — Знаешь, — продолжал он, — эти мелкие происшествия очень полезны, чтобы освежить память людей. Они в этом сильно нуждаются. Кстати, на прошлой неделе я встретил Ламбера, разгуливающего со своим отцом: есть тут большая доля несправедливости, тебе не кажется?

— Я сам посоветовал Ламберу встретиться с ним, если ему так хочется, — сказал Анри. — Это касается только его. Освежить память людей! — продолжал он, пожав плечами. — Надо быть чокнутым, чтобы верить, будто это хоть что-то изменит.

— А кто что-то меняет и в чем? — насмешливо спросил Венсан.

— Ты знаешь, почему мы бездействуем? — сердито ответил Анри. — Потому что нас не так много. Это твоя вина и твоих приятелей, всех тех ребят, которые занимаются чепухой, вместо того чтобы делать настоящую работу.

— Хочешь, чтобы я вступил в СРЛ? — насмешливым тоном снова спросил Венсан.

— Это было бы куда лучше! — ответил Анри. — Пойми же наконец: какой смысл стрелять в негодяев, на которых всем плевать? Правым от этого ничуть не хуже.

Венсан оборвал его:

— Лашом говорит, что СРЛ служит делу реакции, а Дюбрей — что компартия предает пролетариат: поди тут разберись! — Он решительно шагнул к застекленной двери. — Забудь об этой истории. Обещаю тебе, что я не возьму больше автомобиль, — добавил он с улыбкой.

— Плевал я на автомобиль, — сказал Анри.

— Об остальном не беспокойся, — отрезал Венсан. Они пересекли бар, и Венсан спросил: — Ты пойдешь к Маркони?

— Нет. У меня слишком много работы.

— Жаль! В кои-то веки можно порадоваться всем вместе одному и тому же! Очень бы хотелось, чтобы ты пришел!

— Мне тоже хотелось бы.

Они молча спустились по лестнице; Анри желал бы добавить что-то еще, привести какой-то убедительный аргумент, но ничего не нашел. Он чувствовал себя крайне подавленным. У Венсана за спиной остались двенадцать трупов, он пытался забыть их, продолжая убивать, а в промежутках много пил: у Маркони он крепко напьется. Нельзя было позволять ему и дальше так жить. Но как этому помешать? «Где-то что-то подгнило»{58}, — подумалось Анри. Столько всего предстоит сделать! И столько типов, которые не знают, что делать. Все должно было бы пойти на лад, но не пошло. «Я отправлю его куда-нибудь очень далеко готовить длинный репортаж», — решил Анри. Но это всего лишь временное решение. Венсану надо бы предложить что-либо прочное, надежное. Если бы дела в СРЛ шли лучше, если бы движение действительно представляло собой некую надежду, Анри мог бы сказать ему: «Ты нам нужен». А пока им трудно понять друг друга.

Когда через два часа Анри пришел на Кэ д'Орсэ{59}, он был мрачен. Он правильно предугадал любезный прием Турнеля, его осторожную улыбку.

— Передай своему другу даш Виернашу, что его письмо будет принято во внимание, но посоветуй ему набраться терпения, — сказал Турнель. — Я берусь отправить твой ответ с дипломатической почтой, — добавил он, — тебе остается вручить его моей секретарше; и все-таки будь очень осторожен.

— Разумеется, бедный старик и без того на подозрении! — Анри взглянул на Турнеля с некоторым упреком: — Это мечтатели, они не понимают многих вещей; однако они правы, желая скинуть Салазара.

— Конечно правы! — согласился Турнель; в голосе его слышалась злость, и Анри более внимательно присмотрелся к нему.

— Ты не находишь, что следовало бы попытаться помочь им тем или иным способом? — спросил он.

— Каким способом?

— Ну, я не знаю, это твоя сфера. Турнель пожал плечами:

— Ты знаешь ситуацию не хуже меня. Как ты хочешь, чтобы Франция сделала что-то для Португалии или для кого бы то ни было, если она ничего не может сделать для себя!

Анри с тревогой взглянул на рассерженное лицо. Турнель был одним из первых организаторов Сопротивления, он никогда не сомневался в победе: признание поражения — это так не похоже на него.

— И все-таки у нас есть какое-то влияние, — молвил Анри.

— Ты думаешь? Ты из тех людей, кто гордится тем, что Францию пригласили в Сан-Франциско?{60} Что ты вообразил? Правда в том, что с нами больше не считаются.

— Мы немногого стоим, согласен, — сказал Анри. — Но ведь мы можем говорить, отстаивать точку зрения, осуществлять давление...

— Я все помню, — с горечью сказал Турнель. — Мы хотели спасти честь, чтобы Франция могла говорить с союзниками с высоко поднятой головой; есть люди, которые ради этого погибли: и совершенно напрасно!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что не следовало сопротивляться! — воскликнул Анри.

— Не знаю. Зато я знаю, что мы немногого достигли! — Турнель положил руку на плечо Анри: — Не повторяй того, что я тебе сказал!