Мария Киселёва - Верните маму

• Название: Верните маму
• Автор: Мария Киселёва
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1969

Трогательная повесть о девочке, которую воспитали отец и бабушка, о переживаниях по поводу отсутствия в ее жизни мамы, о первой влюбленности.

---

Зойка с каким-то растерянным волнением глядела на девочку, на бабку, которая так умилялась этой девочкой и старалась непременно погреть ей спиночку-хребтиночку. И просто не верилось, что это та самая бабка, которая говорила о несчастной сиротиночке, которую лучше бы бог прибрал. Зойка не знала, как это понять, но чувствовала, что нет тут лицемерия, что и тогда и теперь не было никакой фальши, а только доброта. Зойка хотела спросить про Лавровых, но старушка как раз обратилась сама:

— Что не приходила так долго?

— Да экзамены были…

— Экзамены. То гуртом валят, а то нет никого, хоть разорвись.

После этого Зойка уже не решалась ни о чем расспрашивать и ушла недовольная собой. А почему это соседка спросила и так сердито? Сама от себя? Или видела, что Зойку ждут. А почему же в таком случае она действительно не пришла?

В этот же вечер мама и бабушка посадили Зойку на пароход.

13

Первого сентября в девятом классе все сели на свои места. Димкино место осталось свободным. Оно зияло, как пустая глазница. Зойка видела это, даже не поворачивая головы. Димка…

Учителя во время переклички доходили до фамилии Лаврова и вычеркивали ее, потому что все уже знали, что он забрал свои документы для школы рабочей молодежи. Говорилось несколько слов о хорошем ученике, и перекличка шла дальше. А Ирина Исааковна, Ирэн, увидела сразу пустое место.

— Лаврова нет. Кель домаж, очень жаль. Чудесный юноша. Да сядьте же кто-нибудь сюда, что же, так и будет?

Ей тоже не хотелось видеть эту дыру. Села Соломина и закрыла собой провал. У Зойки тупо заныло сердце. Она отвернулась в другую сторону.

Школ рабочей молодежи поблизости оказалось три. В одной из них в вестибюле висели списки учащихся, Димкиной фамилии в девятом классе не было. Эта школа отпадала, а в двух других списки, вероятно, уже сняли. Надо было раньше прийти. Теперь Зойка ходила гулять мимо этих школ. Хорошо, что занятия в них начинались с разницей в двадцать минут, можно как раз пройти от одной к другой.

Ребята спешили группами и в одиночку, спешили и опаздывали больше, чем в обычной школе, задерживались на работе. Зойка знала уже в лицо некоторых парней и девушек, Димка не встретился ни разу. «Здесь нет», — решила она наконец. А вдруг он не учится? Не имеет возможности, устает на заводе и дома. Все успокоились, что взял документы, и прошло уже три недели.

Зойке к щеке приник и затрепетал желтый кленовый листок. Она сняла его и покрутила за плотную ножку, Димка после седьмого класса ездил на юг. С отцом, матерью и Шуриком, всей семьей. Потом он говорил, что море — это да! А все остальное, природа — ничего особенного. Какая-то чопорная, бездушная. Хотя и красивая. И правильно один поэт сказал:

Да поймет ли гордец-кипарис,
Как живем мы, как дышим, как любим?
Он красив, словно древний Нарцисс,
И как тот, безразличен он к людям.
А у нас… подойди к первой липке,
Иль к березке, к акации желтой,
И она по бровям, по улыбке
Угадает сама, с чем пришел ты.

Зойка вспомнила сейчас, как Димка это читал, смущаясь и глядя в сторону, и поняла, только сейчас поняла, что никакой это не поэт, это Димка сам написал. Конечно, сам, и про деревья. Он всегда любил деревья. Природу вообще, но ни облака, ни цветы… а деревья особенно.

Зойка шла теперь к нему, но почему только сейчас? Чего она боялась раньше? Может быть, Димки не окажется дома, тогда можно поговорить с Надеждой Павловной. Во дворе попалась девочка-соседка, та самая, бабушкина внучка. Зойка хотела пройти мимо, почему-то подумала, что от нее хороших вестей не будет, но красные прыгалки девчонки вертелись и вертелись у нее перед глазами, так что пришлось остановиться.

— У Лавровых кто-нибудь дома? — спросила опять Зойка.

— Там Марина живет. Только она теперь на даче.

— Какая Марина? А Лавровы?

— Они уехали. А это Маринины прыгалки. — Девчонка сложила красные прыгалки и довольно толково рассказала сначала про Марину, а потом про Лавровых, что они поменялись квартирами, потому что «нашто им такая махина, платить-то за нее вон сколько. А та квартира поменьше, осилить легче». Своими и бабушкиными словами она доложила Зойке, что как только тетя Надя оклемается немножко, они уедут на зиму в Загорск. Все девчонка рассказала, только не могла сказать, куда переехали Лавровы.

В справочном бюро потребовали год и место рождения Надежды Павловны. Зойка не знала. Про Димку знала все, но на несовершеннолетних справки не давали. Помнила, что Федор Петрович родился в Новосибирске, только теперь это уже не имело значения. Димки нет. Если он сам не придет, то… В Москве двоим можно прожить всю жизнь и не встретиться. От этой мысли стало тоскливо.

Но вообще-то не все еще потеряно. Вернется же с дачи эта Марина, и можно будет узнать, с какой улицы она приехала. И наконец, когда Димке исполнится шестнадцать лет, он получит паспорт. Любое справочное бюро выдаст тогда его адрес. Но это сколько ждать! Была бы Зойка настоящим другом, она не позволила бы Лаврову вот так исчезнуть. А почему они переехали? Неужели тоже потому, что не стало Федора Петровича? А может, и нет. Ведь меняют же люди квартиры.

В общем, Зойка ничего не знала, а уж не только не сделала, не помогла. Как-то все так получалось: то не вышло, то постеснялась, а то обиделась. «Всё свои собственные настроения, — думала она теперь, — их и слушалась. Не переломила себя. Эгоистка».

А что делать человеку, если он эгоист? Неужели так и жить всю жизнь для себя, оберегая себя, заботясь о себе? Фу, гадость! Но если человеку от этого становится противно, то может быть, это еще не эгоизм? Ведь каждый должен заботиться о себе, думать о себе, а как же? Это вовсе не плохо. И ведь каждому хочется, например, чтобы именно он лучше всех катался на коньках или имел красивый голос и пел, или решал бы задачи по математике быстрее всех. И каждый это хочет для себя, а не для кого-то другого. Правда, иногда и для другого, но это бывает реже. Что же, значит, все люди эгоисты? Конечно, нет. И дело совсем не в этом.

Пожалуйста, катайся на коньках, пой, считай, как электронная машина, сделай себе самое красивое платье, но только не будь эгоистом. Если с кем-то случилась беда, брось свои коньки и все остальное — помоги. «А мне ничего такого и делать не надо было, — упрекала себя Зойка, — только выбрать подходящий момент и подойти». Правда, она пыталась подойти тогда вместе с Гелей и Верой, когда Димка крикнул о казенной чуткости, и еще потом в роддоме, когда он не стал с ней разговаривать.

Но это ведь каждому понятно, что моменты были неподходящие. А зато потом, когда он шел один из школы, его очень просто было догнать, тем более что он останавливался почитать афиши и читал их довольно долго, хотя ему тогда было не до театров. Разве это не означало, что ему нужно, что он ждет, чтобы с ним заговорили?

А еще Зойка видела дважды, как Димка приходил в ее аптеку, хотя у него есть рядом своя. Она все это видела, понимала, но больше не заговорила. Мешала обида и еще что-то. Она думала, гордость. Но разве это гордость? Гордость — чувство красивое, она делает человека лучше. Зойке нравятся гордые люди, ей хотелось быть такой. Ну что же? Тогда она должна была презреть свои мелкие обиды, свой ненужный, ложный, в этом случае, стыд, что кто-то увидит и что-то скажет, и подойти к Димке самой, и не на углу, а в классе, просто, обычно: «Не сторонись меня, слышишь?»

Ну а потом, когда улеглось бы его смятение, когда он немного обвыкся бы, оправился от такого неожиданного горя, тогда она могла бы гордо отойти. Если увидела бы, что не нужна ему. Навязываться не надо. Вот так нужно было поступить. Ведь так и хотелось поступить. Но почему же ничего не вышло? Ах, как нелегко, оказывается, быть хорошим человеком.

14

Да, быть хорошим не так-то просто, даже если ты этого хочешь. Иногда вдруг что-то случается, тебя ведет куда-то в сторону, и тогда ты чувствуешь, что делаешь совсем не то, поступаешь скверно, огорчаешь кого-то, и даже не кого-то, а самых своих близких, дорогих людей. Ты все это понимаешь и, вместо того чтобы спохватиться и выправиться, продолжаешь делать скверно, мучить этих людей. И это уже не эгоизм, потому что, если им плохо, то и самому тебе плохо, очень даже скверно бывает в такое время и самому, а ты как-то вовсе и не стараешься, чтобы тебе было лучше. А уж эгоист об этом бы позаботился. Тогда что же это? Зойка совсем запуталась. Может, у других такого и не было, а у нее было. И очень серьезно. Случилось внезапно, в самое радостное и долго ожидаемое время — возвращение мамы. Зойке теперь об этом тягостно думать, она хотела бы выкинуть это из памяти. Но нет. Что было, то было.