Генри Мортон - По стопам Господа

• Название: По стопам Господа
• Автор: Генри Мортон
• Жанр: Путешествия и география

Известный журналист, прославившийся репортажами о раскопках гробницы Тутанхамона, Мортон много путешествовал по миру и из каждой поездки возвращался с материалами и наблюдениями, ложившимися в основу новой книги. Репортерская наблюдательность вкупе с культурным багажом, полученным благодаря безупречному классическому образованию, отменным чувством стиля и отточенным слогом — вот те особенности произведений Мортона, которые принесли им заслуженную популярность у читателей и сделали их автора признанным классиком travel writing — литературы о путешествиях.

---

Радостные дети протягивали рыбу водителям машин, набиравшим скорость не больше 40 миль в час. Девочки предлагали ветки апельсинов с зелеными листьями, издавая пронзительные крики при виде каждого проезжающего.

Похоже, никто ничего у детей не покупал, но они без устали продолжали предлагать товар.

Вдоль всей дороги тянулась череда открытых кафе, огражденных деревянными решетками-шпалерами, там мужчины в мешковатых турецких штанах и красных фесках сидели, скрестив ноги и потягивая кальян, наблюдая за голубыми волнами, увенчанными белой пеной, за проезжающими и проходящими по дороге, и целыми днями разговаривали о деньгах и политике.

На палестинской стороне дороги потягивали кальян и ругали британцев, потому что они позволяют большому количеству евреев въезжать в страну; на французской стороне потягивали кальян и ругали французов, которых называли самой эгоистичной и авторитарной нацией в мире.

На палестинской стороне дороги говорили, что под французами не может быть хуже, а на французской — что не может быть хуже под британцами.

— Что дала нам эта война? — спрашивали они.

— Да ничего!

И начинали страстно вспоминать старые добрые времена до войны, когда милые, внимательные, щедрые и вообще восхитительные турки правили обеими частями страны.

А тем временем в полях женщины выполняли тяжкую повседневную работу.

Вдоль всей дороги тянулись также маленькие плосковерхие городки, залитые слепящим солнцем и опускающиеся до самой кромки голубой воды, пальмы росли посреди песков, а белые минареты вздымались к темному от зноя небу.

Эти городки казались очень белыми и яркими, пока не нырнешь в них и не обнаружишь очередной лабиринт узких, петляющих улочек, погруженных в тень. Но каждая улочка напоминает своеобразное шоу с подглядыванием.

Лавочки крохотные, как пещеры без окон, и в каждой что-то происходило: плотник пилил кусок дерева, башмачник резал кожу, торговец рыбой разделывал товар, а кузнец раскалял докрасна железо.

Все было по-домашнему, очень дружелюбно. В прохладной тени разносчик лимонада с медным сосудом, закрепленным на спине, постукивал стаканами и призывал покупателей, заявляя, что его лимонад — не только лучший в мире, но холодный как лед и упакованный в сосуд со снегом с ливанских гор.

«Йа балаш!» — кричал он, что означало «Отдаю ни за что!» Как странно это перекликается со словами Исайи: «Жаждущие! Идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, идите, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы вино и молоко»90.

На этой дороге есть и разрушающиеся руины городов, например Акра, Тир и Сидон, погрузившиеся в пески времен. Работающий в окрестных полях никогда не знает, на что может наткнуться его лопата. Здесь нашли римских богинь, дремавших под песками Тира. Египетские захоронения под Акрой. Красивые зеленые бутылки, золотые кольца и серебряные образки у самого моря, под Сидоном. Древний мир рассыпался на куски и стал руинами вдоль дороги, а люди, которые живут тут сегодня, кажутся похожими на банды грабителей, разбивших лагерь среди развалин благородного имения.

Я навсегда запомню Акру, какой я увидел ее, когда прибыл из Хайфы, в свете раннего утра — солнце запуталось в финиковых пальмах, что росли на песке у самого моря. Маленький белый городок на море казался кораблем, его стены догнивали в голубой воде. Он был уже наполовину мертв, но когда Ричард Львиное Сердце осадил его много веков назад, город этот служил ключом к Иерусалиму. Именно в пальмовой роще Акры английский король подхватил лихорадку.

Если сегодня вы пройдете по Акре, вас встретят лишь тишина и гнилые стены, которые слишком велики для такого городка, а он чересчур мал и спокоен для них. Прошлое живет в странных, темных подвалах, наполовину засыпанных мусором, в которые вглядываешься с затаенным страхом, что кровля внезапно обернется готической аркой. Дух этого места выражен в старом слепце, который бредет по улице, постукивая палкой, нащупывая дорогу вдоль огромной стены крестоносцев, прикасаясь пальцами, заменяющими ему глаза, к гигантским камням.

Из таких городов, как Акра, Тир и Сидон, горбоносые мужчины на самом рассвете мира отправлялись в путешествия на Оловянные острова Запада. На этом побережье моряки рассказывали своим друзьям о первых впечатлениях от Корнуолла и острова Уайт.

В этом горячем ярком мире на берегу Средиземного моря финикийцы, должно быть, передавали из уст в уста мрачные истории о туманном и холодном острове на противоположном краю мира, где невысокие темноволосые люди отливают олово.

В Тире я встретил людей, строивших лодку прямо у моря. Это зрелище словно сдуло пелену времени, и древний Тир, посылавший некогда стволы кипарисов Соломону, а корабли направлявший по всему миру, будто ожил вновь в звуке молотков и пил.

Корабельщики строили совсем небольшую лодку — обычное рыбацкое суденышко для Средиземного моря. Они использовали дерево с гор Тавра, которое арабы называют кватрани. Это род смолистой сосны, говорят, из такой древесины был построен Ноев ковчег.

Метод распила был крайне примитивным. Ствол клали на две вертикально стоявших колонны-подпорки. Один человек становился на него сверху, другой поддерживал ствол снизу, и оба брались за концы длинной двуручной пилы. Они по очереди тянули пилу на себя, причем пила резала древесину только при движении вниз.

На пляже возле Тира я видел изысканно окрашенную морскую раковину, из которой в древние времена добывали знаменитый тирский пурпур.

И теперь, жарким днем, я прибыл в Сидон, еще один город, представлявший собой руины былого величия. В центре города, ближе к морю, стояла крепость, и с ее осыпающихся стен я смотрел на запад, на Средиземное море и в сторону суши, поверх розовой пены абрикосового цветения, на оливковые, фиговые и апельсиновые рощи.

Но сильнее, чем память о величии и завоевании этого города — брата Тира, — была память о Человеке, который «удалился в страны Тирские и Сидонские», где исцелил девочку, жестоко одержимую демоном91.

Кажется, Иисус никогда на самом деле не посещал эти города, несмотря на то, что он бывал в окрестностях. Однако жители Тира и Сидона были среди первой волны тех, кто присоединился к «множеству народа» в Галилее, желавшему услышать слова Учителя.

Обращаясь с упреками к приозерным городам Галилеи, таким как, например, Вифсаида, Иисус сравнил их веру с верой Тира и Сидона, причем в пользу последних: «Если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись»92.

5

Я всегда хотел посетить гору Джун, на которой леди Эстер Стэнхоуп когда-то вершила свой эксцентричный суд. Добравшись до Сидона, я спросил, не знает ли кто-нибудь, где находится Джун, и по крайней мере двадцать мужчин и мальчиков, стопившихся вокруг машины, выразили желание проводить меня. Я выбрал одного из них, и мы отправились по боковой дороге за Сидон и начали восхождение на горы Ливана.

Имя Эстер Стэнхоуп встречается в большинстве путеводителей и других изданий, написанных о Сирии около века назад. В романе «Эотен» Кинглейк упомянул о ее странном предприятии на горе Джун, и это, пожалуй, самое достоверное описание. Всякий путешественник пытался получить аудиенцию «королевы пустыни», или «принцессы Ливана», как называла себя эта необычная женщина. В какой-то период она была самой влиятельной европейской дамой на Ближнем Востоке и, в любом случае, всегда оставалась самой колоритной и эксцентричной.

Она была племянницей Уильяма Питта[12], до его смерти вела хозяйство в доме на Даунинг-стрит. Она была красивой, яркой, своевольной и острой на язык, высокомерно и уверенно держалась в самом блестящем обществе ее времени. Смерть Питта в 1806 году стала для нее тяжелейшим ударом, а когда сэр Джон Мур умер в Корунне три года спустя с ее именем на устах (говорят, он был в нее платонически влюблен), несчастная Эстер Стэнхоуп покинула Лондон.

В возрасте 34 лет, в сопровождении доктора и служанки, она отправилась в дальнее странствие, из которого уже никогда не вернулась. После полного приключений путешествия она прибыла в Палестину и, руководствуясь экстравагантным тщеславием и странными амбициями, граничившими порой с безумием, вообразила себя своего рода женщиной-мессией или, на худой конец, «царицей Иерусалима». Сначала она добилась успеха у арабов, живших вокруг Дамаска, которым и в самом диком сне не представлялась встреча с кем-то вроде племянницы Питта. Она отказалась от европейской одежды, нарядилась как шейх, великолепно ездила на арабском скакуне и завоевала даже большую славу, чем в наше время полковник Лоуренс Аравийский. Она была отважной, как львица, и щедрой на деньги, и эти два качества расположили к ней арабов.