Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

• Название: ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
• Автор: Кальман Миксат
• Жанр: Классическая проза

---

Он должен был все обдумать и взвесить за какую-то секунду. Святой боже, какое несчастье и счастье одновременно!

Было ясно, что он должен бежать отсюда, пока она не увидела его (надо надеяться, что этого еще не случилось). Но что скажет Мари, она, верно, ждет своего кавалера? А он уже не придет, это безусловно. Очень стыдно удирать, но так хоть не все погибнет, можно будет потом как-нибудь объясниться. Если же она узнает, кто он, прелестное приключение превратится в жалкую погоню за невестой.

А ведь игра пошла уже не на шутку: речь идет теперь не только о приданом Мари (кроме нее, в стране немало богатых невест), но и о его сердце, которое беспокойно бьется, трепещет…

Он невольно повернулся и бросился в гущу толпы, чтобы незамеченным добраться до своего ружья и как можно скорее покинуть это опасное место. Но, уже подобравшись к столам, где за спиною господина Репаши висели на сливе его ружье и сумка, он понял вдруг, что взять их сейчас необычайно рискованно, ибо стоявшие вокруг могут это заметить. Брозик и Репаши начнут удерживать его, распорядители, составлявшие кадриль и следившие за всеми ястребиным взором, наверняка возьмутся его уговаривать, чтобы не уходил; выйдет сцена, во всяком случае разговор, и он может привлечь к себе внимание Розалии. Нет, осторожность прежде всего! Уж лучше пусть пропадет ружье, чем надежда.

Итак, Ности решил оставить свои охотничьи принадлежности и, ловко зайдя за большую парусиновую палатку, которую разбили здесь ради праздника, незаметно спустился в канаву, что прорыла у подножья горы вода, столетиями падавшая сверху. В канаве не было ни капельки воды, и, так как он шел некоторое время согнувшись в три погибели, его не заметили.

Только отойдя далеко, так что его уже не могли увидеть, он вылез из канавы и направился в город по тропинке, которая вилась в долине. Впереди ему хмуро кивала двойная башня папской церкви, а за спиной щекотали нервы постепенно затихавшие звуки кадрили. Сейчас танцевали как раз chaine anglaise [79].

Как хорошо было бы держать сейчас нежную руку Мари, выманивая из нее крохотные искры, добиваясь сладостных признаний. Кто знает, что еще могло бы произойти?

По эту сторону тростников, с болотца, взлетела стая диких гусей, а из кукурузника с наглой отвагой один за другим выскакивали зайцы. Да, такова жизнь. Когда у человека в руках ружье, дичь не попадается, когда же его нет, так и шныряет под ногами.

Правда, дичь сейчас его не больно-то занимала, пуще волновала загадка: как очутилась на горе Розалия Велкович? Преисподняя ли вытолкнула ее, небеса ли ниспослали, чтобы она мановением руки разрушила все, что нагородил черт?

А вдруг это и не была Розалия Велкович? А просто похожая на нее девушка, и его изгнал из рая фантом, пустая тень?!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА Возникновение и крушение легенды о Патко

Но это и впрямь была Розалия Велкович, и никакой тут нет чертовщины. Нам-то известно, что господин Велкович с семьей каждый год несколько дней проводит в Шомьо. В Тренчене бон-тон по-своему понимают, не как в других местах. Тренченский high life [80] в летнюю пору по Татрам да Швейцариям не разъезжает, не то что господа, живущие на равнине, да и зиму тренченцы за деньги не покупают (зимы им и так хватает); и в Италию за теплом они осенью не ездят, внутрь горячительное принимают в виде можжевеловки, а захочется пыль в глаза людям пустить — на сбор винограда отправляются. Не ради вина, разумеется, ведь вино и в Тренчен доставляют в бутылях да бочонках, а ради той жизни, что кипит в эту пору на виноградниках. Вот что в Тренчене ценится, вот что внушает уважение. По всей округе весть разносится: Велковичи-то на сбор винограда покатили! Сотни завистливых вздохов летят вслед. Эх, счастливчики! Богатому сам черт не брат! Это выглядит так же солидно и аристократично, как в иных более заурядных местах поездка на морские купанья. Сразу начинают строить догадки, куда поехали Велковичи, на какие именно виноградники. На Шомьо. Ого, на Шомьо! Это вам не фунт изюму! Среди виноградников Шомьо ценится ничуть не ниже, чем Трувиль или Остенде среди морских курортов. Н-да, хорошо, когда можно себе позволить… Легко Велковичам! Им ведь дьявол деньги кует. Так рассуждала в Тренчене и на семь верст округ «паны» да «панночки», никогда не видавшие в натуре не только виноградных лоз, но и жердей, что их подпирают.

Тооты ожидали Велковичей лишь на другой день, они прибыли несколько раньше лишь случайно. И произошла эта случайность из-за того, что пятая из сестер Кольбрун, Матильда вышедшая замуж за Яноша Мордона, у которой они собирались остановиться по пути на денек, отправилась со всеми домочадцами в Сомбатхей на какие-то похороны.

— Вот повезло нам! — ликовал хозяин дома, когда наконец иссякли бесконечные объятия и поцелуи.

— Вы обедали?

— А как же! В Папе, у «Грифа».

— Неправда! — усомнилась недоверчивая Кристина Тоот и не верила до тех пор, пока все по очереди не поклялись ей.

Потом посыпались тысячи вопросов, удивленных восклицаний, касавшихся главным образом Розы. «Господи, и как это дитя выросло! Да какая она красавица! Что ты делаешь со своими волосами, душенька, ведь они блестят, словно золото?»

Безмятежная, светлая, радужная это была картина. На вилле при винограднике в большой комнате с белеными стенами и бревенчатым потолком спустя много лет вновь собрались озорные завсегдатаи «Штадт Франкфурта», недоставало лишь старого красильщика, но вместо него присутствовала здесь молодая поросль, красавица Розалия. Да, много воды утекло с тех пор в Ваге! Многое отняло у них время, оставив лишь воспоминания. Завязавшаяся беседа то и дело прерывалась вопросами. А помнишь, как ты со своим блажным графом разъезжал? Кстати, что с ним потом стало? А помнишь, как мы часы заложили и на вырученные деньги пили в Зуглигете шампанское? Старые часы и сейчас у меня дома хранятся, в Рекеттеше. Зашла речь и о жизни в Тренчене.

— А что наш старый приятель Штром, все еще там живет? — поинтересовался Мишка.

— Он и сейчас такой же красивый, статный мужчина, — заметила Жужанна Велкович.

— Конечно! Тебе лишь бы мундир, — попрекнул ее муж.

— Это намек? — поддразнил господин Тоот свояченицу.

— Дюри потому так говорит, — начала оправдываться Жужанна, — что… Розалия, прошу тебя, выйди, пожалуйста. Но послушайте, где же Мари?

— Со служанкой гуляет, — ответила Кристина Тоот. — Она вас, конечно, не заметила, а то бы уж прибежала.

— Поди, Розика, поищи ее.

— Сейчас, мама, только шляпку надену.

Догадываясь, что речь пойдет о ней, Роза удалилась, и тогда Жужанна рассказала, что колкое замечание Дюри — собственно говоря, намек на особое покровительство, которое она оказывала в прошлом году одному подпоручику, поклоннику дочки, а тот, бедняга, вынужден был оставить военную службу из-за какого-то щекотливого дела.

— Он обыкновенный мошенник, — сердито буркнул Велкович. — Дочь нашу скомпрометировал.

— Может, и мошенник, но благородного происхождения.

— А что ты называешь благородным происхождением, Жужанна?

— Когда дворянство не выпрашивают, а родятся дворянином.

— Острый у тебя язычок, Жужанна. Прямо скажу, острый, — оскорбленно произнес господин Велкович, взъерошив ладонью седеющие волосы, что обычно у него предвещало бурю. Жена Тоота поспешила перевести разговор на другое.

— Вы и нынче лето провели в Раеце?

— Нигде мы не были, — ворчливо ответил Велкович.

— Хороший признак. Значит, у вас никаких хворей нет, — сказал Михай Тоот.

— Ах, оставь, право! Мы потому и не ездили никуда, что оба больны. Договориться не могли, куда ехать. У Жужанны малокровие, ей врачи хвойные леса на юге рекомендовали, а у меня приливы крови бывают, меня в Мариенбад посылали. Жужи за меня беспокоилась, я за нее, вот мы и побоялись друг дружку без присмотра оставить, решили уж лучше дома сидеть.

И почтенный глава города Тренчена громко расхохотался. Была у него такая привычка: не удастся гнев сразу в грубости излить, выпускает его по капле в сладком меду юмора.

— А ты, свояк, между прочим, — добавил он, — на этом примере можешь убедиться в несостоятельности твоих американских учений о равенстве. Ведь вот даже кровь в теле человеческом неравномерно распределена. Но тут хоть защиту можно найти.

— А какую? — спросила Кристина Тоот.

— Ну, что касается меня, я себе банки велел ставить а Жужику с тех пор вагуйхейским красным пою, что для себя заказывал. Вина в бочонке уже чуть-чуть на донышке осталось.

— Угомонись, сатана! — прикрикнула на него Жужанна, чей некогда отмороженный нос пылал огнем, словно опровергая утверждение о ее малокровии. — Болтает невесть что, сначала из-за офицеров ославил, теперь пьяницей меня выставляет!