Джастин Халперн - Пи*ец, сказал отец

• Название: Пи*ец, сказал отец
• Автор: Джастин Халперн
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44697-9

Джастин Халперн, расставшись с девушкой, возвращается в родительский дом. Его отец никогда не лез за словом в карман, и Джастин с детства слышал отцовские фразочки — не всегда пристойные, но всегда меткие и остроумные. А теперь стал их записывать и публиковать в «Твиттере». Поняв, что это интересно миллионам американцев, Халперн решил, отталкиваясь от запавших в память отцовских высказываний, написать воспоминания о своем детстве, отрочестве, юности.

---

— Она тебе понравится, — объявил папа.

Ивэн опасливо кивнул. Я подивился, что Ивэн даже не расспрашивает, кто эта женщина, как она выглядит. Впрочем, такой уж у него характер. Потом он мне разъяснил:

— Если отец мне что-то велит, я слушаюсь. Вот ты ему перечишь, и он на тебя орет. Ну, думаю, если кому нравится притягивать все громы и молнии — пожалуйста. Но мне лично проще промолчать — лишь бы не орал.

Итак, в субботу вечером Ивэн отпросился с работы пораньше. Я видел, как он уходил из «Хутерс»: весь мокрый и заляпанный, точно рядом с ним разорвалась граната с кетчупом и соусом из сыра-рокфор.

— Ну как, пойдешь встречаться с папиной дамой? — спросил я.

— Ага, — отозвался он, устало зевнув. — От меня, наверно, помойкой воняет. Душ принять, что ли?

С этими словами он уехал.

Через несколько часов я отработал, снял ненавистную униформу и поехал домой голый по пояс, чтобы машина не пропахла курятиной и горелым мусором. Дома сразу побежал под душ. Потом вышел и увидел, что папа дремлет в кресле-качалке в гостиной. Скрипнула входная дверь. В коридоре появился Ивэн. Пошел к себе в комнату на цыпочках. Так в мультике кот пытается проскользнуть мимо спящей собаки. Вот только я почему-то не сообразил, что лучше с ним не заговаривать. Меня снедало любопытство.

— Ну как, брательник? Красивая или так себе? — спросил я во весь голос.

Тут папа проснулся, и лицо Ивэна исказилось от ужаса.

— Ну как дела, великан? — спросил папа, запахнув на себе халат.

— Ничего, нормально, устал очень, — пробормотал брат, устремляясь к своей двери.

— Не ерунди. Подь сюда и расскажи мне все по порядку.

Обычно Ивэн тих и кроток. Но бывают в его жизни и срывы — очень-очень редко.

— Она ординатор в нейрохирургическом отделении, а раньше была мисс Оклахомой или типа того! — выкрикнул Ивэн и вдруг испепелил нас взглядом взбеленившегося наркомана.

— Знаю. Здорово, правда? — откликнулся папа, недоумевая, чем Ивэн недоволен.

— Да уж! Так здорово, что просто пиздец! Я в двадцать восемь лет живу с родителями! Я же в ебаном «Хутерсе» посуду мою!

Ивэн редко ругался нецензурными словами, а уж в разговоре с папой — никогда, что бы ни происходило. Не знаю даже, как папа воспринял его вспышку — рассердился или удивился. Но вскоре отец совладал со своими первыми эмоциями и сощурил глаза:

— И что ты этим хочешь сказать, паршивец?

— Я хочу сказать, что унизительно сидеть в кафе с женщиной, которая наверняка привыкла встречаться с врачами, манекенщиками и типа того!

Помедлив, Ивэн добавил:

— Я ей не пара! Я чуть не умер от унижения!

Эта фраза подействовала на папу, как красная тряпка на быка.

— Ты ей не пара? — тихо повторил он, опустив взгляд. И снова: — Ты ей не пара? — Словно Индиана Джонс, пытающийся расшифровать предсмертные слова дикаря из неведомого племени.

Затем папа вскипел:

— Ой, бля, какая же у тебя хуйня в голове!

Я выскользнул из гостиной и занял наблюдательный пункт в коридоре, чтобы ничего не упустить.

— Ты ей не пара? — еще раз повторил отец. — Откуда у тебя вообще такие мысли? Ты мужчина, она женщина, черт подери! Остальное не в счет!

Перепалка переросла в невразумительный вой на два голоса. Через несколько минут Ивэн юркнул в свою комнату. Я заглянул в гостиную и подметил: папа раскаивается. Обычно после споров он багровеет от гнева, но ничуть не сомневается в своей правоте: ни дать ни взять знаменитый иностранный президент, которого пытаются освистать в ООН. Но на этот раз лицо у него было печальное. Я пошел спать, рассудив: папу сейчас лучше не дергать.

Несколько дней мы не обсуждали случившееся. Я думал, ссору замяли. Но через неделю папа вернулся с работы и заявил нам с Ивэном:

— Садитесь в машину, едем ужинать в «Блэк Ангус».

На мой вкус, «Блэк Ангус» среди стейкхаузов — все равно, что «Канзас-Сити роялз» среди бейсбольных клубов: по формальным признакам ничем не хуже других, но почему-то не вызывает восторга.

— «Блэк Ангус»? — разочарованно переспросил я.

— Не привередничай! — прикрикнул папа.

Мы приехали в «Блэк Ангус», устроились в темной кабинке с потертыми кожаными сиденьями, и папа заказал три стейка из вырезки — свои любимые. Понятия не имею, о чем думал в тот момент Ивэн. Я же гадал, за каким чертом папа повел нас в стейкхаус: сегодня вроде никакого праздника нет и отмечать нечего. А ведь у нас в семье стейк — блюдо для особых случаев.

Папа поболтал с нами о том о сем, спросил, как наши дела, как прошла неделя. А потом, когда нам подали стейки, объявил:

— Сейчас я расскажу вам, как заразился мононуклеозом[9] от одной стюардессы.

И принялся рассказывать долгую запутанную историю: как он познакомился со стюардессой, как они «провели время вместе», во что это вылилось…

— И вот я всем раззвонил, что подцепил мононуклеоз от стюардессы. А знаете почему? Сам дивился, что такая роскошная баба — и вдруг дала мне, замухрышке! Вот и хвалился этим говенным мононуклеозом! А потом получил осложнение — синдром Гийена — Барре.[10] Это, я вам скажу, не шутка. Я загремел в больницу, еле жив остался. Итак, к чему я все это рассказал? Я очень долго не врубался, что в глазах женщин кой-чего стою. Да, не врубался, что я и сам по себе кой-чего стою, и мононуклеозом хвастаться необязательно.

Повисла пауза. Все мы сидели молча. Потом папа подозвал официантку и сказал:

— Дайте-ка меню десертов, хочу себя побаловать.

Мы с Ивэном переглянулись, гадая, что нам теперь приличествует делать — прокомментировать рассказ или промолчать.

— Да, пап, очень интересная история, — саркастически прошипел я. Меня разбирал смех.

Ивэн хихикнул. Тут и я заржал во всю глотку. Папа скорбно покачал головой.

— Ну вас на фиг, — сказал он. — Я-то хотел вам умный совет дать. Тьфу на вас.

Это рассмешило нас вконец. Ивэн чуть не задохнулся. Люди поглядывали на папу сочувственно: вот ведь бедняга, а сыновья совсем распоясались, отца затюкали. Но папа в итоге сам заулыбался — заразился нашим весельем.

— Ну ладно, пока вы, распиздяи, радуетесь жизни, никакая беда — не беда, — сказал он, когда нам принесли меню десертов.

Когда я повез свою первую девушку в Лас-Вегас

— В Лас-Вегас? Что вдруг? В казино вас обоих не пустят — нос не дорос. В баре спиртное брать нельзя. Единственное, что вам, малявкам, доступно, — заселиться в гостиницу и… А, теперь понимаю. Ты гений!

Когда папа обнаружил, что с возрастом стал ниже ростом

— Пять футов одиннадцать дюймов! Ой, бля, во мне шесть футов было. Да уж, Богу мало, что кишечник барахлит и башка лысеет. Он нам всеми способами дает понять, что старость — не радость!

На смерть нашей первой собаки

— Славный был пес. Твой брат сам не свой от горя, будь с ним помягче. Он как полагается попрощался с Брауни до того, как ветеринар выкинул труп на мусорку.

Когда моя первая девушка меня бросила

— Послушай, я понимаю, что ты расстроен. Но вам по девятнадцать лет. Неужели вы оба думали, что будете всю жизнь трахаться только друг с дружкой? «Люблю навек» — это только слова.

Когда я пытался утаить похмелье

— Говоришь: «Наверно, грипп»? Рассказывай! От тебя несет брехней и перегаром. Сын, я родом из Кентукки. Если речь идет о пьянке или о лошади, кентуккца нипочем не обманешь.

О том, что ему подарить на день рождения

— Все, кроме виски и тренировочных штанов, сразу отправится на помойку… Нет уж, будь добр, никаких оригинальных подарков! Время оригинальничать прошло. Теперь время треников и виски.

Думай не о смерти, а о жизни: умереть — дело нехитрое

— Умру так умру. Мне пофиг: это будет уже не моя проблема. Единственное — я предпочел бы уйти в незасранных подштанниках.

Вообще-то моя мама из семьи католиков, а папа, хоть и неверующий, отлично разбирается в иудаизме и его обрядах. Но нас с братьями они решили воспитывать в абсолютно светской атмосфере. Папа — небольшой поклонник официальных религий. Он ученый и верит в науку. Непоколебимо.

— Я вот как считаю: пусть люди верят во все что им в голову взбредет. Пусть верят, что Бог — это черепаха, например. Меня это не колышет: у них свои убеждения, у меня свои, — сказал он мне, когда в одиннадцать лет, за завтраком, я впервые спросил его о Боге.

Строго говоря, был в моей жизни период, когда я все-таки познакомился с религиозным воспитанием: мама настояла, чтобы я приобщился к моим «еврейским корням». Она записала меня в группу «Начала иудаизма» для детей из смешанных, католическо-еврейских семей. После третьего занятия раввин пожаловался моим родителям, что я донимаю его вопросами типа: «А докажите, что Бог правда есть? Откуда вы знаете, что он существует?»