Семен Аралов - Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

• Название: Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]
• Автор: Семен Аралов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1988
• ISBN: 5-250-00052-5

В книге рассказано о первых советских дипломатических курьерах, в тяжелейших условиях выполнявших свою ответственную миссию. В течение ряда лет после установления Советской власти многие буржуазные государства не признавали официального статуса «красных дипкурьеров», подвергали их преследованиям, бросали в тюрьмы, натравливали на них бандитов. Широко известен подвиг Теодора Нетте. Роль связного с первой советской миссией в США успешно осуществлял Б. С. Шапик. Героически действовали в самых сложных условиях А. А. Богун, А. Х. Баратов, В. А. Урасов и другие. Довелось выполнять функции дипкурьера известному венгерскому писателю-революционеру Мате Залка. Большой интерес представляет рассказ о дипкурьерской службе во время Великой Отечественной войны и в послевоенный период. Книга рассчитана на массового читателя.

---

Весть о голодовке политических проникла в печать. Даже буржуазные газеты спрашивали: «За что мучают Баландина?» Власти поспешили уладить инцидент. В тюрьму явились полицейские чины и предложили старшему Баландину отправиться в госпиталь. Арестованный отказался.

Тогда из комендантской тюрьмы в контрразведку доставили прапорщика Баландина.

— Вас отвезут сейчас к старшему брату. Убедите его, что он поступает бессмысленно. Следствие еще не закончено, но через день-два все будет сделано и его, вероятно, освободят, — любезно, вкрадчиво сказал начальник контрразведки.

— Иван ни в чем не повинен. Как и все политические… Брат настаивает совершенно обоснованно.

И все же поехать пришлось — повезли под конвоем.

«Мы вошли в камеру, — вспоминал потом Василий Баландин. — Моим глазам представилась картина ужасающая. Семьдесят заключенных, исхудалых, изможденных до крайности, возбужденных. Я с трудом узнал брата Сергея. „Где Ваня?“ — спросил я его. Сергей указал на нары. Я бросился туда. „Ваня! Ваня!“… Брат лежал мертвый. Не помня себя, я кинулся к выходу… Уже в своей камере горе мое, негодование нашли исход…»

И тогда подошел Николай Васильевич Крыленко:

— Ты еще молод, Василий, — сказал Крыленко. — Терпение и выдержка! Никакого отчаяния! Если твердо встал на путь борьбы, будь готов ко всему.

Слова, сказанные Крыленко, запомнились Василию навсегда. «Не впадать в отчаяние». И подтвердилось! В отведенное историей время июльское отступление сменилось октябрьской победой.

Революция призвала на службу народу всех, кто в июле прошел через камеры политических тюрем. Крыленко стал членом правительства, наркомом, главковерхом армий Советской России. Дыбенко — наркомом флота. Мехоношин — заместитель наркома по военным делам. Сергей и Василий Баландины — сотрудниками этого же наркомата.

…Адъютант главковерха разыскал Крыленко в одной из дальних комнат Таврического. Он совещался там с членами ЦК.

— Прибыл с последними сводками с фронта, — доложил Василий Баландин.

— Да, да… Прошу…

Крыленко быстро прочел, помрачнел.

— Все ясно… — И передал бумагу членам ЦК. А Баландину сказал:

— Можете возвращаться.

Адъютант вернулся на Мойку, 67. И тотчас свалился словно подкошенный. Спать!

В три часа ночи в Таврическом открылось заседание ВЦИК. Снова выступал Ленин. В 4 часа 30 минут было проведено поименное голосование: принять или отвергнуть немецкий ультиматум. Большинство собрало предложение Ленина.

После заседания Владимир Ильич написал:

«Германскому правительству

Берлин

Согласно решению, принятому Центральным Исполнительным Комитетом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 24 февраля в 4? часа ночи, Совет Народных Комиссаров постановил условия мира, предложенные германским правительством, принять и выслать делегацию в Брест-Литовск»[8].

Теперь самое срочное, самое неотложное состояло в том, чтобы передать это германскому правительству.

Василий Баландин не слышал, как троекратно прозвонил в его комнате телефон.

— Товарищ Баландин, вставайте! Немедля! Быстрей! — Разморенный сном, адъютант не сразу увидел перед собой К. А. Мехоношина. — Отправляйтесь в Смольный. Вас ждет главковерх.

Был уже шестой час утра. В комнате управления делами Совнаркома кроме Крыленко находился секретарь СНК Н. П. Горбунов.

— Что же вы так долго? — выговорил Крыленко.

— Мы гнали автомобиль на полном газу…

— И все-таки долго! — Крыленко посматривал на настенные часы. Казалось, он отсчитывает каждую секунду. — Пройдите сюда. Вас соединят по телефону с квартирой товарища Ленина.

Баландин вошел в соседнюю комнату. Дежурный телефонист — рабочий парень — несколько раз крутнул[9] ручку разговорного аппарата и передал трубку.

Услышав ответ, Баландин назвал себя.

Дальнейшее происходило в кабинете Ленина.

Баландин слушал стоя — как военный, получающий боевой приказ.

Напутствуя дипкурьера, Владимир Ильич сказал, что ВЦИК и Совнарком постановили германские условия мира принять. Сообщение об этом с минуты на минуту будет передано по радио в Берлин. Но кроме того, ответ надо доставить в письменном виде. Баландин должен немедленно отправиться навстречу германским войскам и передать ответ Советского правительства германскому командованию — там, где это окажется возможным.

Совершался один из самых крутых поворотов истории новой России и революции. Многим этот шаг казался безнадежным. «Принимать германские условия — да это же самоубийство!» — можно было слышать в те дни. Но когда Баландин увидел Ленина, всмотрелся в его лицо, в измученные бессонницей глаза, полные, однако, спокойствия, понял и почувствовал: Ленин верит в то, что в итоге принесет Советской России выигрыш, победу, а не поражение!

«Я стоял перед Лениным изумленный, не проронив ни слова, — вспоминал позже Баландин. — Больше всего меня поразило спокойствие, которое чувствовалось в нем… Он просто излагал, что я должен сделать в этот ответственный, напряженный момент…»

Баландин вернулся в комнату управления делами Совнаркома. Н. П. Горбунов вызвал машинистку, дал ей перепечатать какой-то листок, потом, когда она принесла, зашел в кабинет Ленина и, возвратившись, подал Баландину документ:

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Сим удостоверяется, что предъявитель сего мандата, Василий Баландин, уполномочен Советом Народных Комиссаров передать Германскому Верховному Командованию официальный ответ Русского Правительства на условия мира, предлагаемые Германским Правительством. Он же уполномачивается[10] принять официальный пакет от Германского Правительства, если таковой будет, для передачи его Русскому Правительству.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)[11].

Первый и второй экземпляры мандата были подписаны лично Владимиром Ильичем.

Распишитесь в получении, — сказал Горбунов и положил перед Баландиным копию удостоверения.

«Оригинал получил. В. Баландин. 24/II — 18 г.» — написал дипкурьер.

После этого Горбунов вручил Баландину запечатанный пакет с ответом Советского правительства. На копии этого документа дипкурьер тоже расписался.

Всего лишь сорок слов содержалось в ленинском документе. Но как много значили они! В них была сейчас судьба республики и революции!

Второй пакет вручил Василию Баландину главковерх Крыленко. Это было обращение к ставке германской армии — считать действительным ранее заключенное соглашение о перемирии и требование, чтобы немецкие войска немедленно прекратили военные действия и не продвигались на восток.

— В ваше распоряжение, — пояснил Крыленко дипкурьеру, — выделен специальный поезд и отряд матросов под командованием товарища Приходько. Матросы уже на Варшавском вокзале. Заезжайте на Мойку, договоритесь, чтобы вам дали переводчика, и сразу — на Варшавский! Помните: ни минуты промедления!

В Наркомате по военным делам Баландин обратился к Подвойскому.

— Да, задача… — проговорил Н. И. Подвойский. — Ни здесь, ни в генштабе надежного человека, знающего немецкий, мы, пожалуй, не найдем. Все старое офицерье. Свяжитесь лучше с моряками.

Но и в Адмиралтействе нужного человека в короткий срок не нашлось. Баландин решил ехать. В пути ведь наверняка встретятся штабы, солдатские комитеты.

…Варшавский вокзал. 24 февраля 1918 года. Десять часов утра. Экстренный поезд из одного вагона и паровоза отправляется на Лугу. По линии летят срочные телеграммы: «Экстренный „Б № 401“ пропускать вне очереди».

В Лугу прибыли около двух часов дня. Вокзал, железнодорожные пути были забиты войсками, отступавшими с фронта. А где сейчас фронт? Никто не знал. Баландин отправился к дежурному по станции, а коменданту поезда Приходько сказал:

— Приведите кого-либо из лиц командного состава, знающих немецкий. Обойдите эшелоны, наверняка найдутся.

По прямому проводу Баландин связался со станцией Струги-Белые. Путь до той станции — так сообщили — пока свободен, а что дальше — никто не знает.

— Вот, привел! — встретил его комендант поезда, когда Баландин возвратился в вагон.

На скамье сидели двое в грязных, потрепанных солдатских шинелях — заросшие окопники. Напуганные, они не понимали, за что, собственно, их арестовал матрос… Начали жаловаться:

— Сняли нас с эшелона и повели сюда. А что мы плохого сделали?

Первое, что пришло в голову Баландину: куда с такими «переводчиками» являться? Немцы примут за самозванца и даже не выслушают. И все же стал объяснять солдатам: нужны люди, знающие немецкий. Он, чрезвычайный курьер, едет с поручением товарища Ленина. Если у солдат есть хоть капля революционной совести…