Игорь Всеволожский - В морях твои дороги

• Название: В морях твои дороги
• Автор: Игорь Всеволожский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

О приключениях юных моряков-нахимовцев Никиты Рындина и Фрола Живцова.

---

Я бережно спрятал портрет Антонины в бумажник.

— Ты пиши мне часто, обо всем, обо всем, — попросила она.

* * *

Мы дошли до вокзала фуникулера. Взяв билеты, мы вскочили в уже отправлявшийся кверху вагончик канатной дороги — и не прошло и пяти минут, как очутились на горе, в парке.

Сколько раз мы стояли тут у каменной низкой ограды и смотрели на город! И вот он снова лежал перед нами, весь в цветущих садах. Далеко, над Курой серел древний Метехи. За рекой спешили к морю, на юг, поезда…

…Мы сидели в парке и ели мороженое.

— Вот ты, Фрол, смеялся над моими мечтами, — сказала Стэлла. — А теперь ты что скажешь? Я иду в институт. Через шесть-восемь лет я построю электровоз и назову его «синей птицей». И мы за полчаса поднимемся за перевалы; и ты со мной, да?

— Обязательно, — пообещал Фрол с усмешкой, — специально выпрошу отпуск, чтобы прокатиться на твоей «синей птице».

— Нет, когда ты станешь со мной говорить серьезно? — возмутилась Стэлла. — Почему дядя Бату и папка никогда не выслушивают меня с усмешкой? И если ты сомневаешься, что девушка может стать инженером, ты — недалекий человек!

— Кто — недалекий человек?

— Ты!

— Ну, знаешь!

— Не ссорьтесь, не ссорьтесь, сегодня мы последний день вместе! — взмолилась Антонина.

…Когда мы спустились вниз, я спросил Фрола:

— Ты убежден, что из Стэллы не получится инженера?

— Почему? Обязательно получится.

— Так в чем же дело?

— Я не хочу, чтобы она задавалась!

* * *

Выпускники собирали вещи. Илюша, напевая, засовывал в чемодан фотографии. Он снимался у училищного фотографа по два раза в месяц — в мундире, в фланелевке, в шинели, в тельняшке. Со всех фотографий улыбался черноглазый, с густыми бровями нахимовец.

Забегалов аккуратно складывал в сундучок белье. Олег протирал скрипку. Юра утюжил брюки. Бунчиков чистил бляху.

Тут же стоял и Протасов, глядя на сборы. Каждый оставлял старшине на память свою фотографию. Зашел в кубрик Горич.

— Сжился я с вами, — сказал он огорченно.

Да, и мы с ним сжились; мы любили его и за глаза называли «дедушкой».

Фрол в волнении вбежал в кубрик:

— Кит, нам с тобой телеграмма! С катеров!

И он прочел вслух, чтобы слышали все:

«Весь личный состав горячо поздравляет вас, дорогие нахимовцы, с успешным переходом на новую ступень военно-морской службы. Окончанием с медалью нахимовского вы доказали, что вы настоящие гвардейцы. Мы вами гордимся, уверены, что не посрамите морскую гвардию и в высшем морском училище, пойдете по стопам старшего поколения славных гвардейцев, Героев Советского Союза Рындина, Гурамишвили и Русьева. Выходите отличными, опытными командирами на широкие морские просторы». А что, Кит, напишем ответ?

Мы сходили на телеграф, написали: «Обещаем учиться и в высшем училище по-гвардейски». Потом зашли в театр, купили билеты на вечерний спектакль.

* * *

Стемнело. На проспекте Руставели среди черных пихт зажглись матовые огни. В густой толпе не было видно ни Антонины, ни Стэллы. Фрол посматривал на часы. Оставалось всего пять минут до начала.

— Гляди-ка! Идут!

Но они не торопились — они разговаривали с какими-то молодыми людьми.

— Ты видишь? — спросил Фрол.

Наконец, девушки подошли к нам.

— Ух, мы боялись, что опоздаем! — воскликнула Стэлла.

— Ну, не видно, чтобы вы торопились, — ехидно пробурчал Фрол.

— Фрол, мы встретили моих двоюродных братьев! Они — племянники старого дяди Бату.

— Знаем мы этих братьев, — пробурчал Фрол.

На улицу из театра прорвался третий звонок.

— Бежим скорее, начинается! — воскликнула Стэлла и устремилась через засаженный чахлыми деревцами дворик.

Все первое действие Фрол просидел молча.

— Мы что же, пришли в молчанку играть? — спросила Стэлла в антракте. В темно-красном платье, с длинными, до пояса, косами она привлекала всеобщее внимание. — Страшно весело с вами! Антонина, пойдем лучше пить лимонад…

Действие продолжалось. Молодой человек, приехавший в дом к невесте, узнает, что она его больше не любит. Она любит другого, ничтожного, льстивого человечка. Молодого человека осмеивают, на него клевещут, объявляют его сумасшедшим. И тогда он говорит правду в глаза — и невесте, и отцу ее — толстому человеку с одышкой и уезжает от них навсегда…

— Смотрю в третий раз и всегда возмущаюсь, — рассуждала Стэлла, когда мы вышли из театра на улицу. — Ну, как она могла предпочесть Чацкому это ничтожество? Впрочем, она сама не человек, а избалованная московская барышня!

— А я бы сказал, что не только московские барышни предпочитают ничтожества, — язвительно сказал Фрол.

— Что-о?

— Ничего.

— Нет, повтори, что ты сказал, Фрол? Это мои братья — ничтожество?.. Да они, если хочешь знать…

— Знаю.

— Ничего ты не знаешь. Они нисколько не хуже тебя! Ты будешь моряком, а они инженерами! Ты будешь плавать по морям, а они будут строить для тебя корабли! Чем они хуже тебя?

Нам едва удалось угомонить Стэллу.

* * *

Наши друзья поджидали нас возле уходившего в Москву поезда. Мы отнесли в вагон вещи и вышли.

Гоги взял под руку Фрола и повел его по перрону. Мираб был искренне огорчен, что мы уезжаем.

В такие минуты, когда расстаешься, всегда хочется сказать очень много, но все вылетает из головы и говоришь о таких пустяках, что потом самому вспомнить стыдно. Так случилось и в этот вечер. Мы перебрасывались короткими фразами, вроде того, что нам будет ехать удобно, и до отхода поезда остается десять минут, и мама обрадуется, когда я приеду, а того, что я хотел сказать Антонине — я так ей и не оказал…

А тут и радио объявило, что «курьерский Тбилиси — Москва отправляется через пять минут»; Гоги и Фрол поспешили вернуться. Мираб сказал:

— Давайте прощаться. Он расцеловал нас.

— Повторять вам не надо, что мой дом — ваш дом?

Антонина протянула письмо:

— Передашь папе.

— Чуть не забыл! — спохватился Гоги. — Вот вам на дорогу.

Он, как фокусник Кио, вдруг выловил из темноты большущий пакет и протянул Фролу.

— Зачем?

— Как «зачем»? Проголодаетесь, будете кушать. В вагон-ресторане все дорого и уж наверняка не так вкусно. Мать готовила — отличная пища.

— Отъезжающие, занимайте места, — предупредил проводник.

Я расцеловался с Гоги и снова с дядей Мирабом. Антонина крепко сжала мне руку: «Прощай, Никита… Нет, что я говорю: до свидания! Пиши!»

— А ты что же, Стэлла? — спросил Мираб дочку. — Поцелуй мальчиков.

Стэлла с независимым видом протянула каждому из нас руку и чинно сказала:

— Приезжайте, мы будем вас ждать.

Однако, когда электровоз загудел, она кинулась к нам и принялась целовать, причем большая доля ее поцелуев досталась, разумеется, Фролу.

Бедняга оторопел и чуть не отстал от поезда: я втащил его на подножку.

— Горячая девочка, — засмеялся от души проводник. — Сестра, скажи, или невеста?

Поезд нырнул в темноту…

Глава вторая ДОМА

Койку покачивало, и мне казалось, что «Адмирал Нахимов» в походе и за иллюминатором плещет волна. Я был рад, что еще нет подъема и не торопит вставать беспокойный горн. Но тут я понял, что я не на корабле, а в поезде. Сосед по купе, пожилой, с усами «папаша», ехавший в Курск, говорил Фролу:

— Мой-то отличился на днях: «Не отпустишь, говорит, батя, в училище, сам сбегу». Погоди, говорю, я тебе сбегу! А он опять: мне, говорит, морская служба весьма по душе. Это дядька — моряк в Николаеве сбил его с толку.

— Но почему же сбил с толку? — возразил Фрол. — Я лично флотскую службу ни на какую другую не променяю. Вы подумайте только! Уже в училищах мы ходим в плавания. Ну, а выйдем на флот офицерами — повидаем столько, сколько другой за всю жизнь не увидит. Чем плоха флотская жизнь?

— Ну, положим, вы еще человек молодой, лишь начинаете службу…

— Шестой год ношу форму, — с гордостью сказал Фрол.

— Шестой год? — удивился «папаша».

— Я вот тут воевал, — показал Фрол в окно.

— А сколько вам тогда было лет?

— Двенадцать, тринадцатый.

— Ого! Значит вы, можно сказать, моряк обстрелянный и бывалый! На большом корабле служили?

— На торпедном катере. Нос в небеса, корма в воду, в ушах шумит, волной заливает! На траверзе вон того мыса мой катер попал в «вилку»… (мне Фрол рассказывал, что попал в «вилку» под Ялтой).

— А что это за «вилка»? — заинтересовался «папаша».

— Пренеприятная штука. Снаряды падают и с левого и с правого борта. Вот и выкручивайся.

— Теперь понятно.

— Кит, вставай, море проспишь! — позвал меня Фрол. Я свесил голову с койки.