Игорь Всеволожский - В морях твои дороги

• Название: В морях твои дороги
• Автор: Игорь Всеволожский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1954

О приключениях юных моряков-нахимовцев Никиты Рындина и Фрола Живцова.

---

Следующую вахту, штурманскую, я стоял ночью, в густом тумане; в прокладочной рубке свет ярких ламп падал на карты и инструменты. Чувствовал я себя весьма неуверенно. В голову лезли рассказы об авариях, столкновениях и других происшествиях. «Кронштадт» вышел на створ береговых огней; сквозь пелену тумана должен был показаться маяк; он все не открывался, и я заметил, что не я один нервничаю; уверенный в себе толстый штурман тоже беспокоится. Наконец, он, облегченно вздохнув, показал мерцавшие вдали огни маяка, и я готов был заплясать от восторга…

Туман постепенно рассеялся, и обрывки его унес ветерок. В сером рассвете я увидел порт, корабли, шхуны, транспорты, волнорез — волны разбивались о него, взлетая фонтаном. Я тщательно записал в журнал: «В 7.47 отдали левый якорь, на клюзе 60 метров, грунт — ил и песок, глубина девятнадцать метров». Подписал: «Рындин», собрал карты, журнал, инструменты, сдал вахту Игнату…

* * *

День стоял ветреный. Ветер разогнал темные тучи. Приказано было изготовить корабль к походу. Матросы задраивали иллюминаторы. Подняли вельбот. И вот подана знакомая команда: «По местам стоять, с якоря сниматься!»

Построившись по левому борту, мы прощались с портам.

— Снова в море, Кит! Красота! — сказал Фрол.

«Пошел шпиль!» Медленно вытянулась с грунта якорная цепь, облепленная скользкой серой тиной. Оба якоря, наконец, выбраны, убран гюйс, флаг перенесен на гафель.

И вот снова машинные, котельные, штурманские вахты. Снова занятия, приборка палубы, стирка белья — все то, что уже стало в нашей жизни обыденным и привычным…

* * *

Начали готовиться к стрельбам. Спустились в артиллерийский погреб. Из железного ящика Фрол доставал снаряды, передавал мне. Я щеткой снимал со снарядов густую, словно повидло, смазку, а Илюша и Ростислав обтирали каждый снаряд паклей и водворяли в ячейку. Ящик, подхваченный петлей, взлетал кверху.

На другое утро в море болталась мишень. «Попаду или не попаду? — думал я. — А вдруг — промахнусь, осрамлюсь?» Оружие заряжено, ждет… кого? ну, конечно же, меня, Рындина…

— Правый борт курсовой тридцать, наводить по мишени, — скомандовал артиллерийский офицер.

Я развернул орудие и поймал в перекрестие прицела щит, болтавшийся по волнам за буксиром. Матрос дослал снаряд, захлопнул затвор, я услышал резкий выстрел; открыл рот — и все-таки чуть не оглох; далеко в море, возле мишени, поднялся белый водяной столб.

— Правильно! — одобрил наводку матрос-заряжающий (я понял его по движению губ).

Меня охватило желание во что бы то ни стало сбить проклятую мишень, качающуюся на волнах. И я старался снова взять в перекрестие ускользающий щит, снова слышал команду и выстрел…

Я торопливо ловил цель; с непривычки трудно было сообразить, куда вращать штурвал. Новые столбы белых брызг обступили мишень, но она, проклятая, оставалась неуязвимой! Не успел я опомниться, как вся норма снарядов была израсходована. Вот досада-то!

И все же артиллерийский офицер похвалил меня. В полном восторге я развернул орудие, опустил горячий ствол в нолевое положение. Отстрелялся!

Фрол сбил мишень на девятом выстреле. Другие тоже стреляли неплохо, даже Платон и Бубенцов удостоились похвалы артиллерийского офицера.

Тогда я сообразил, что стрелял хуже других. И артиллерийский офицер, похвалив меня, попросту хотел новичка подбодрить… Я сказал себе: «Надо подтягиваться, Никита!» На душе стало невесело. С небес я опустился на землю. Невеселые мысли мои прервал Фрол:

— А ты знаешь, Кит? Я ведь случайно ее, проклятую, сбил, никак не надеялся!

Эх, ты, Фролушка! Друг ты мой милый, утешить решил неудачника! Как я был ему за это признателен!..

* * *

…Через несколько дней снова увидели знакомый порт, канал с песчаными берегами, на которых беспорядочно росли сосны.

В матросском парке играл оркестр. Команды оспаривали первенство по футболу. Мы отправились на трамвае в Лиепаю на почту. Борис встретил отца, инженер-капитана второго ранга. Тот поздоровался с сыном, будто видел его лишь вчера или нынче утром:

— На «Кронштадте» пришел? Ну, как плаваете? Они куда-то ушли, а мы зашли на почтамт и получили пачку конвертов.

— Ты счастливец, Никитка, — позавидовал Гриша. — Что ни почта, то два-три письма. А вот мне — никто не напишет…

Я спрятал письма в карман, хотя мне и очень хотелось прочитать их немедля. Зато Илико прочел нам вслух послание из Зестафони; Этери, девушка, которую прочили за Илюшу, вышла замуж за милиционера Котэ. «Слава богу! Боюсь одного: приеду — другую найдут, опять начнут сватать, ох, уж эти старухи! Житья от них нет!»

— Нет, ты смотри, пожалуйста! — продолжал он. — Отец повышение получил, соединением лодок командует, в Зестафони в отпуск приедет. Постой, а как я ему расскажу, что я осрамился? (Илюша, увидев в походе над кораблем самолет, заорал: «Вот он, посмотрите, пожалуйста, вот он!» Командир, сердито взглянув на незадачливого сигнальщика, пробурчал: «За такую форму доклада надо гнать с мостика».)

— Ничего, посмеется.

— А не назовет ишаком?

— Ну, что ты, с каждым бывает! — утешали мы друга.

Но Илико все покачивал головой, размышляя, как он расскажет отцу о своем промахе.

В сквере напротив Дома флота нас догнал Борис:

— Братцы! Где тут мороженое выдают? Отец денег отвалил — сотню!

Мы сразу нашли кофейную и заказали себе по три порции.

— Ух, и намылил же мне батя голову! — вздыхал Борис, уничтожая мороженое. — Узнал, что я вахты в машинном и в котельном стоял, да как начал экзаменовать… Ну и выявил, что я вершков нахватался. Ну, тут и началось! Брр!..

Его передернуло, словно он лимон проглотил.

— Отчитал меня батя, продраил с песочком, а потом посмотрел на часы: «Мне пора. Через час снимаемся с якоря». Достает сотню — и… а не съесть ли нам еще по порции разноцветного?

Кутить, так кутить, у Бориса натура широкая!

Испортив себе аппетит, мы пошли на «Кронштадт».

Мы обошли портовый ковш, заполненный кранами, катерами, водолазными ботами. В доке стоял на ремонте большой серый транспорт. Заглянули вниз — голова закружилась. На бетонном дне дока копошились десятки крохотных человечков: тут и там вспыхивало белое пламя электросварки; все гудело, визжало, а на палубе корабля жизнь шла своим чередом. Команда обедала…

Наш «Кронштадт» стоял у причала в канале. Мачты его возвышались над соснами. Борис, умудрившийся принести в карманах пирожные, угощал товарищей, не попавших в город.

На другое утро «Кронштадт» покинул порт и взял курс на запад. Мы шли неподалеку от берега; за желтыми дюнами синели леса.

В свободное от вахты время собирались на баке и слушали Пылаева, Зубова, Ростислава — они и раньше бывали в этих местах. Во время войны все море было забито минами. Трудолюбивые тральщики бесстрашно расчищали фарватеры.

К полудню лес на берегу начал редеть, раздвинулся в стороны — и в бинокль можно было рассмотреть мачты, белые домики, маяк, фабричные трубы, мол. Из-за мола выбегали резвые катера. Скользили рыбачьи баркасы с треугольными парусами, Это был литовский порт Клайпеда.

* * *

К вечеру Клайпеда осталась далеко позади. Не хотелось уходить с палубы. Мы любовались закатом.

— Ну и здоров же ты стал, Кит! — похлопал меня по плечу Фрол.

— А ты погляди на себя.

— Что ж, я не жалуюсь. Мне корабельная жизнь — на пользу. Ем за двоих, сплю за троих, служу за четверых и чувствую себя бесподобно. Красота!

Да, и мне эта жизнь была по душе! Я старался побольше расспрашивать матросов. Они охотно делились своими познаниями.

Утомившись за день, я долго не мог, бывало, заснуть. Лежал и думал: вот окончу училище, поплаваю, стану командовать кораблем — небольшим пока, совсем небольшим кораблем… Вдруг командир «бе-че пять» заболеет, а тут как назло случится неполадка в машине, в котлах… сумею ли я обойтись без него? А если штурман выйдет из строя — смогу ли я сам провести корабль? Все это меня беспокоило, волновало. И даже во сне я то устранял аварию в машинах, то вел свой корабль среди рифов и минных полей…

На другой день мы прошли мимо голого, песчаного, далеко высунувшегося в море мыса.

— Вот здесь, — сказал Зубов, — сразу после войны горел транспорт «Рига». Тут было минное поле, и «Ригу» сюда занесло. Управление отказало. Постой, Ростислав, да ведь ты тогда тоже на «Риге» был! Помнишь, рассказывал?

— Да, я к отцу шел в Далекий.

— А на «Риге» были женщины, ребятишки! Из Далекого на помощь «Риге» вышли торпедные катера и тральщики. И от матросов не скрыли, что они идут на минное поле. Но они ответили: «Что мины, когда в беде наши близкие?»

— Ну, так бы каждый флотский ответил, — сказал Фрол.