Тенцинг Норгей - Тигр снегов

• Название: Тигр снегов
• Автор: Тенцинг Норгей
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1957

29 мая 1953 года два альпиниста, Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей, впервые вступили на вершину Эвереста. Данная книга представляет собой автобиографию Тенцинга, записаннную с его слов Джеймсом Рамзаем Ульманом.

---

Я думаю обо всем этом и горжусь тем, что я шер­па. И я уверен, что любой, знающий, что мы соверши­ли, не сможет поверить, будто мы ходим в горы ис­ключительно из-за нескольких рупий.

11 ПО ГОРАМ И ПО ДОЛАМ

Удивительно, хотя я не умею ни читать, ни писать, я получил и послал столько писем, что и не счесть. Мне пишут с разных концов Индии и Европы, пригла­шают участвовать в экспедициях, а после экспедиций делятся впечатлениями или новыми планами; иногда письма содержат просто выражение дружеских чувств. Я прошу прочитывать мне письма и всегда отвечаю, диктуя человеку, который записывает мой ответ на со­ответствующем языке или же по-английски, с которого обычно можно потом перевести. И хотя мне мало при­ходилось иметь дело с ручками и пишущими машин­ками, все же именно этим предметам я обязан многи­ми приключениями.

Зимой 1948 года мой старый друг по Бандар Пун­чу, мистер Гибсон из Дун Скул, сообщил, что пореко­мендовал меня для одной работы Отделу эксперимен­тальных, исследований индийской армии. А вслед за тем мне написали и из отдела. В итоге я в том и после­дующем году ездил инструктором в Северо-западную Индию и обучал солдат технике восхождений. Помимо самих восхождений, речь шла о разбивке лагеря, при­готовлении пищи, применении снаряжения и уходе за ним – короче, обо всем, что касается жизни под от­крытым небом в диком краю. Работа эта пришлась мне по душе. В первый год занятия происходили в провинции Кулу, на следующий – в Кашмире, при­чем база находилась в курортном городке Гульмарг. А поскольку в обоих случаях мы занимались зимой и на больших высотах, мне представился случай впервые после Читрала стать на лыжи. В память о занятиях с солдатами у меня осталось официальное свидетель­ство. А лыжами я занимался ради собственного удо­вольствия; от этих занятий остались лишь красноре­чивые вмятины на снегу…

Весной 1949 года в Дарджилинге произошло пе­чальное событие.

Фрэнк Смайс, с которым я ходил вместе на Эве­рест и который был, пожалуй, наиболее известным из всех альпинистов, участников гималайских экспедиций, приехал опять в наш город и был очень тепло встре­чен. На этот раз он собирался в поход один, фото­графировать горы и горные цветы (он был большим специалистом этого дела), и я помогал ему в приго­товлениях.

Однако очень скоро стало видно, что Смайс уже не тот, каким его знали прежде, причем дело было не в возрасте. Однажды он посетил ателье известного в Дарджилинге художника, мистера Сайна. Сайн по­просил его, как обычно, расписаться перед уходом в гостевой книге. Смайс подошел к столику, взял руч­ку, но, вместо того чтобы сразу расписаться, почему-то задумался, глядя на страницу. Затем улыбнулся слегка и сказал: «Странно. Я вдруг забыл собственную фами­лию». После этого он нагнулся над книгой и распи­сался, тщательно и неторопливо. Однако над датой он снова задумался. Наконец написал «октябрь», подумал еще и зачеркнул. Потом написал «декабрь» и оста­вил так… На самом же деле был май.

Спустя день или два мы шли с ним по Човраста, и тут я сам был поражен. Мы говорили о чем-то, не помню о чем, как вдруг Смайс обращается ко мне совершенно изменившимся голосом:

– Тенцинг, дай мне мой ледоруб.

Я, конечно, решил, что он шутит, и ответил сам шуткой. Но Смайс продолжал совершенно серьезно просить у меня ледоруб. Он думал, что находится где-то в горах. Тогда я понял, что его дела плохи. Вскоре после этого его взяли в больницу, а когда я пришел навестить его, он не узнал меня. Лежа в постели с ши­роко раскрытыми глазами, он говорил о восхожде­ниях на большие вершины. Врачи нашли у Смайса редкую болезнь, поразившую головной и спинной мозг, и его срочно направили самолетом в Англию. Но и там ему явно ничем не смогли помочь, потому что вскоре он умер. Так печально и безвременно кончилась жизнь выдающегося альпиниста.

Мало-помалу последствия войны и политической ломки в Индии начали сглаживаться; пришло время, когда экспедиций стало больше, чем когда-либо. Вско­ре после отъезда Смайса в Дарджилинг прибыла швейцарская экспедиция. Возглавлял ее другой мой старый друг, Рене Диттерт; он собирался исследовать подходы к Канченджунге со стороны Непала. Он при­глашал меня, и я охотно согласился бы, однако успел уже к тому времени договориться с Тильманом; един­ственное, что я мог сделать для швейцарцев – на­брать для них других шерпов и пожелать успеха.

Тильмана мы, шерпы, разумеется, тоже причисля­ли к нашим старым друзьям. Я по-настоящему восхи­щался им на Эвересте в 1938 году и был рад встре­титься с ним снова, хотя мы оба находились под впе­чатлением несчастья со Смайсом. Вместе с другими четырьмя шерпами я проехал из Дарджилинга в Каль­кутту. Здесь мы встретили Тильмана и двух его ан­глийских товарищей, после чего направились на северо-запад, к южной границе Непала. С каждым этапом мы передвигались все более примитивным способом. По Индии мы ехали поездом до пограничного город­ка Раксаул. Затем пересекли на автобусе покрытые джунглями отроги – тераи, закончив этот отрезок пути в непальском городе Бимпеди. Дальше не было ни железной, ни автомобильной дороги, и мы двину­лись пешком через невысокие хребты в Непальскую долину; багаж полз потихоньку над нашими головами по канатной дороге. Я предвкушал много интересного; как ни странным это покажется, особенно если учесть близость Дарджилинга к непальской границе, я не был в Непале с тех самых пор, как удрал во второй раз из Соло Кхумбу в 1934 году. Думаю, что нашим на­чальникам тоже было интересно – им предстояло увидеть страну, почти совершенно неизвестную евро­пейцам. На протяжении всей истории Непал был за­крыт для них даже еще прочнее, чем Тибет, куда хоть попадали отдельные лица и экспедиции. Теперь же Непал слегка приоткрыл ворота, и Тильман с его друзьями оказался в числе первых, кто проник в эту щелочку.

Странно бывает иногда с национальностями. Хоть я индийский гражданин, но по рождению непалец и Непал тоже считает меня своим подданным. Между тем мало кому пришло бы в голову назвать меня непальцем или даже индийцем, потому что я принад­лежу к другому народу и исповедую другую религию. Живя в Соло Кхумбу, мы были почти изолированы от остальной части страны. Все происходившее там мало касалось нас; у нас были свои обычаи, свой образ жиз­ни, мы почти ничего не знали о стране, к которой принадлежали в политическом отношении.

Позднее я, конечно, многое узнал, и мне понятны теперь причины вещей, которые я раньше принимал как нечто разумеющееся. Так, главной причиной дол­гой изоляции Непала было то, что свыше ста лет у власти стояла группа сплотившихся вместе семей Рана. Им принадлежало почти все в стране, они пере­няли власть королей и боялись утратить ее в случае допуска иностранцев или иностранного влияния. Но в двадцатом веке так, конечно, не могло продолжать­ся. Тысячи гуркхов, знаменитых непальских воинов, участвовали в обеих мировых войнах и приносили до­мой новые идеи и обычаи. На господствующие круги оказывалось давление как внутри страны, так и со стороны индийского правительства. В конце концов после второй мировой войны произошел переворот. Группу Рана лишили власти, был восстановлен в сво­их правах либерально настроенный, мыслящий более современно король. В результате демократизации пра­вительства страна вступила на путь нового развития и стала открываться для внешнего мира.

Итак, мы поднялись в горы по крутой тропе из Бимпеди; перед нами раскинулась широкая зеленая Непальская долина с городом Катманду в центре. Много нового появилось в столице: большие здания, электричество, телефон и даже несколько автомашин (их перенесли через перевалы из Индии). Но в основ­ном все оставалось по-старому. Старые кривые улочки, кишащие народом базары, индуистские и буддийские храмы, изумительные барельефы и статуи, а за горо­дом – ярко-зеленые рисовые поля на фоне далеких снежных вершин Гималаев.

Прошел всего год, как я побывал в Лхасе, и мне было интересно сравнить два города. Я подумал, что в известном смысле они похожи между собою: вряд ли найдутся в мире столицы, менее затронутые западной цивилизацией. Но есть и большие различия. Ведь в Лхасе, лежащей в уединении в горах, население од­нородное – одни тибетцы, буддисты; а население Катманду исстари представляет собой смесь всего, что только есть на Востоке.

Как и моя прошлогодняя экспедиция, экспедиция Тильмана не собиралась штурмовать вершины. Прав­да, Тильман в отличие от профессора Туччи не интере­совался рукописями или произведениями искусства: он занимался исследованием природы Непала, и двое сопровождавших его товарищей были ученые. Я гадал, не пойдем ли мы из Катманду в сторону Соло Кхумбу и Эвереста, однако такой поход не состоялся. Вместо этого мы пошли в прямо противоположном направлении, на запад, в область страны, которая называется Ланг Данг Гималая и в которой мне еще не приходи­лось бывать. Несколько дней мы двигались по сельско­хозяйственным районам с обширными рисовыми поля­ми и террасным земледелием на склонах холмов. Мы шли мимо деревень, старинных укреплений и пагод, которые, по словам непальцев, первоначально появи­лись здесь, а не в Китае, как то думают многие. Потом потянулись более пустынные места, и, хотя мы прибыли не для восхождений, нам пришлось немало полазать по скалам. На севере высились большие вершины западно-центрального Непала: Аннапурна, Дхаулаги­ри, Манаслу и сотни других. Это был первый и един­ственный раз, когда я их видел все сразу.