Дмитрий Емец - Стрекоза второго шанса

• Название: Стрекоза второго шанса
• Автор: Дмитрий Емец
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-59028-5

Живая закладка на первый взгляд – обычный булыжник. Но присмотревшись, можно заметить, что в окаменевшем сотни тысяч лет назад куске смолы застыло в вечном движении насекомое или даже маленькое животное. Достать такую закладку с двушки – небывалое везение, ведь она мощный артефакт. Например, закладка со стрекозой дает право на второй шанс: каким бы ни было прошлое, его можно полностью изменить. Живые закладки встречаются очень редко, и это хорошо, потому что, попав не в те руки, они способны принести много бед.

Бывший ныряльщик Денис решил: ничего страшного не случится, если он выдаст ведьмарям одну несущественную подробность  повседневной жизни ШНыра. Ведь кто не знает, что помощница по кухне Надя болтает без умолку и любит посплетничать? И какая польза от этой новости? Все равно девушка не ныряет  и вообще редко покидает пределы кухни. Но маленького предательства не бывает. И этот, казалось бы, пустячный секрет открыл ведьмарям  путь к одной из самых могущественных закладок последнего столетия…

---

– О! Марина! – загадочно отозвался Сашка и по протоптанному коридору зашагал к ШНыру.

Отсюда уже просматривалась крыша корпуса. Высокая елка была наряжена разноцветными пакетами, носками и майками, в разное время выпадавшими из окон. Суповна, обходя корпус, собирала их и не без ехидства развешивала на елке, равномерно украшая каждую ветку.

Снега намело столько, что по обеим сторонам тропинки образовались ледяные бруствера. Со стороны казалось, что у Сашки нет ног и движется только верхняя половина его туловища. Рина стала догонять Сашку, толкать его в спину и требовала сказать, кто такая Марина. Не умевший врать Сашка путался в описаниях. Кроме того, обнаружилось, что он не знает, что означает «шатенка». Он, оказывается, думал, что «шатенка» – это от слова «шататься».

Глава 5 Куколка Жомочка

Я ожидаю от людей предсказуемости и нормальности. Но кто сказал, что я сам предсказуем и нормален?

Из дневника невернувшегося шныра

Было морозно. Под ногами скрипел снег. Кухонная девушка Надя шла в Копытово и вспоминала день, когда за ней приползла золотая пчела. Именно приползла. Это была уставшая, запыленная, полуживая пчела без крыльев. Что-то помешало им развиться. Невозможно представить, сколько пчеле пришлось добираться от ШНыра до маленького южного городка, в котором тогда жила Надя. Непонятно, как пчела переплывала реки, переползала поля и леса. Но все же она добралась. По дороге пчела стерла себе литое золото с брюшка, и усы ее жалобно обвисли.

Встреча Нади и пчелы не сопровождалась торжественным громыханием духовых оркестров и трескучими разрывами салютов. С громким визгом Надя плеснула на пчелу кипятком и от всей души ударила ее тапкой. Грустная пчела почистила лапками несуществующие крылья (инстинкт сохранился) и уползла под батарею думать о чем-то своем, неспешном и вечном.

А потом невероятными путями Надя очутилась в ШНыре и, отказавшись от нырков, к которым ее совершенно не тянуло, прочно обосновалась на кухне у Суповны. Порой она задумывалась, почему так и не стала нырять: потому что у пчелы не было крыльев или потому, что этих крыльев не оказалось у нее самой?

Надя добралась до Копытово и неожиданно свернула не к магазинам, а к почте. На деревянной двери с табличкой «Почта России. Копытовское отделение № 1» были оспины дроби. В глубине тускло отсвечивала пара свинцовых шариков. Лет десять назад почту пытались ограбить залетные товарищи, и с тех пор следы дроби заботливо сохранялись как местная достопримечательность. Набираясь храбрости, кухонная девушка Надя постояла на крыльце, на удачу потрогала оспины ногтем и заглянула внутрь.

– Вот мне тут бумажка на посылку пришла! Это к вам? – робко спросила она, уверенная, что это ошибка и ее сейчас прогонят. Но ее не прогнали, и вскоре Надя покинула почту с небольшой бандеролью в руках. Имя и фамилия были набраны на компьютере. В графе «Отправитель» значилась фирма, название которой ничего Наде не говорило. Какое-то ЗАО «Троянский конь», отдел почтовых рассылок.

Внутри бандероли обнаружилась маленькая куколка с добрым фарфоровым лицом и огромными распахнутыми глазами. Рот у куколки был приоткрыт. Казалось, куколка охает и непрерывно восклицает: «Да ты что!»

Надя решила, что куколка рекламная. Правда, не совсем понятно, что рекламируют, ну да какая разница? Куколка Наде понравилась. Голова и руки у нее были фарфоровые, остальное же тело мягкое, набитое ватой. Никаких инструкций к куколке не прилагалось, только на подоле юбки с обратной стороны было выткано: «Куколка Жомочка посочувствует вашему горю и охотно разделит вашу радость!»

Вспомнив поручение Суповны, Надя купила в Копытово томатную пасту, специи, лавровый лист и кетчуп и, взглянув на часы, заспешила в ШНыр. Суповна всегда вибрировала, когда не могла вовремя начать готовить обед. Когда же вибрировала Суповна, то с ней вместе вибрировала и кухня, и все, кто имел несчастье на этой кухне находиться. Сегодня же настроение у Суповны было кошмарное.

– Ох, как колено крутит! – жаловалась она. – Прям на куски рассыпается костяшка собачья! И чего я, дура старая, на эту табуретку полезла? Да чтоб у него руки отгнили, кто ее делал! Чтоб у него глаза, у живого, сварились! Чтоб его бабушка гроб прогрызла!

Историю про табуретку Надя слышала раз триста. Много лет назад Суповне понадобилось что-то достать, и она встала на табуретку, не проверив, как обычно, все ножки. Одна из ножек подломилась, и, падая, Суповна ударилась коленом. Обошлось без перелома, но ушиб был сильный, и с тех пор Суповну временами начинали преследовать сильные боли. Она обкручивала колено бинтами и по три-четыре дня ходила с прямой ногой, ругая всех на свете.

Надя торопливо прошмыгнула мимо Суповны. На кухне у Нади был собственный трудовой закуток между громадным промышленным холодильником и окном. На окне пылал зимний цветок цикламен и стопкой лежали бумажки, на которые Надя даже смотреть боялась. Кулинарных книг Суповна не признавала, а рецепты выписывала крупным почерком на вырванных страницах и на полях газет. За десятки лет таких обрывков накопилось многие тысячи, и громоздились они бестолковыми пыльными стопками. Суповна никогда не могла ничего найти и устраивала жуткий ор.

Резать капусту было скучно. Еще тоскливее было поворачивать голову и видеть слева от себя двадцать кочанов, ожидающих своей очереди. Поэтому Надя предпочитала смотреть не на кочаны, а на куклу Жомочку, которой она несколькими ударами острого ножа вытесала в кочане капусты кресло.

Жомочка сидела, сложив на коленях фарфоровые ручки, и смотрела на Надю наивными васильковыми глазами.

– Ты представляешь, Суповна вяжет Кавалерии носки и называет ее просто «Валерочка»! Это ее-то! А Макар прет все, что плохо лежит! Сосиски из холодильника прямо на глазах уволок, я Кавалерии сказала, а она только плечиками так сделала: мол, приятного аппетита! Любит сложненьких, а на нормальных ей плевать! «Котел как грязный увидит – морщится!» – с негодованием сказала Надя кукле. Куколка Жомочка ничего не ответила, но Надя ощутила ее поощрение и участие.

«Не то что всякие прочие, которым что ни говоришь, они только морщатся и перебивают!» – невольно подумала она.

– А Фредка-то! Случайно узнала! Сама себе посылает эсэмэски: «Ты мне нужна!» И она же когда-то подписывалась на рассылки новостей в Интернете, чтобы хоть кто-то присылал ей письма! А еще корчит из себя, понимаешь!

Рот у куколки Жомочки был приоткрыт, а глаза распахнуты в поощряющем изумлении. Прямо душу грело такое внимание. «Да ты что!» – словно говорила Жомочка. Не собеседник, а воплощение мечты о собеседнике.

Глава 6 Шныровский сейф

Когда мне плохо, я теряю способность видеть ситуацию со стороны и рассуждать здраво. Мне представляется, что никто больше такой боли не испытывал, никого не окружали такие сволочи и ни у кого не было таких мучений. Чужие страдания кажутся мелкими, даже если разумом я понимаю, что у меня просто заноза в пальце, а у другого всю руку снесло. Но это же МОЙ палец и МОЯ заноза!

И еще: если попускаешь себе какую-то мелочь на чуть-чуть (например, чуть-чуть покричать или пожалеть себя) – всегда прорывается много.

Из дневника невернувшегося шныра

Кавалерия никогда не плачет. Она старается всегда быть занятой. Когда ты занят, у тебя нет времени думать о себе и ковыряться в своих вавках. И тогда годы становятся бессильными. Кого могут испугать седые волосы, когда последний раз в зеркало ты смотрелся мимоходом, спускаясь в лифте торгового центра, а потом еще подумал: «А! Так это же я! А я думаю: кто тут стоит?» Хуже всего ночью. Причем не всякой ночью, а спокойной, когда не болеют лошади в пегасне, когда все мирно и тихо. Когда ветер блуждает в соснах, на ели раскачиваются неснятые новогодние игрушки, а березовая ветка стучит в стекло, будто кто-то пришел. Вот и сегодня такая ночь. Кавалерия сидит за столом и рисует на бумаге линии и круги, которые ничего не означают. Память пролистывает свой альбом.

Калерии – тридцать пять. Ее сыну Руслану – тринадцать. На два года младше самого юного из сегодняшних шныров. Вместе они сидят за столом и смотрят, как по нему ползет крупная золотая пчела. На секунду останавливается у капли воды, соображая, с какой стороны ее огибать, а потом ползет прямо через каплю. Брюшко размазывает воду по полировке, оставляя тонкий след, похожий на нить паутины.

– Отдай ее мне! – просит сын.

Калерия вздыхает. Ее муж погиб год назад. Для сына она сняла в Копытово комнату. Во второй комнате живет тетя Паша – женщина тихая. Каждый вечер она выпивает в одиночестве бутылку дешевого вина и ложится спать. По квартире не ходит, не скандалит, гостей не зовет, приключений на свою голову не ищет, а утром просыпается и идет на работу. Порой Кавалерия пытается понять, зачем напиваться, если не испытываешь радости. Несколько раз у нее мелькала мысль, как было бы здорово, если бы тетя Паша получила закладку. Но потом она поняла, что тетя Паша внутренне не хочет меняться. Абсолютно устраивает себя такой, какая она есть. А раз так, то едва ли закладка ей поможет.