» » » » Василий Ершов - Летные дневники, часть 8


Авторские права

Василий Ершов - Летные дневники, часть 8

Здесь можно скачать бесплатно "Василий Ершов - Летные дневники, часть 8" в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Биографии и Мемуары, год 2010. Так же Вы можете читать книгу онлайн без регистрации и SMS на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
Рейтинг:
Название:
Летные дневники, часть 8
Издательство:
неизвестно
Год:
2010
ISBN:
нет данных
Скачать:

99Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания...

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Как получить книгу?
Оплатили, но не знаете что делать дальше? Инструкция.

Описание книги "Летные дневники, часть 8"

Описание и краткое содержание "Летные дневники, часть 8" читать бесплатно онлайн.








ы брали фактическую погоду и считали дефицит точки росы. Температура воздуха дома не менялась и стояла все время +5. После холодного фронта так не бывает. Да и на карте этот циклон был показан окклюдированным, а главное, это был циклон не на границе арктического и полярного воздуха, а в теплой зоне, где разница температур не столь высока, чтобы за несколько часов выхолодить землю. Стал прослушиваться метеоканал родного порта: ветер… Ну, раз ветер, то какой еще туман. Все небо на снижении было укрыто многослойными облаками. Хорошее обледенение по верхней кромке. Визуально выскочили на 1800.  Вот она – хорошая погода. Я выпросил у Коли заход, спокойно, на пределах, зашел без газа, выровнял над бетоном, замер… и тут Коля весьма энергично вмешался и внаглую потащил штурвал на себя. Что ему там показалось в утренних сумерках, я не знаю, но вместо того, чтобы мягко подхватить, мне, наоборот, пришлось придержать ретивый подхват Коли; мы боролись в пяти сантиметрах от бетона, и я вынужден был, в конце концов, просто зажать штурвал, едва удерживая его от медвежьей хватки второго пилота. Ну, сели более-менее, со смехом и переговариваясь; однако всю прелесть мягкого касания Коля мне испортил. Да ладно. Главное, мы приняли грамотное решение в Москве – и оправдалось. Зарулили, вышли. Ветерок холодный, бетон абсолютно сухой, ну, несколько старых луж, – никакой особой влажности не чувствовалось. Вот тебе и ливень на холодном фронте окклюзии вечером. А всеми статьями ведь шибалось на туман к утру. 15.09.  Все четыре полета я отдал Коле; он слетал неплохо, в пределах 1,15. Но что интересно: ночью, когда настывший самолет перед приземлением попадает в слой теплого и влажного воздуха и на необогреваемых форточках и боковых стеклах фонаря выпадает роса, что резко сужает угол зрения, – Коля допускает крены перед самым касанием и уходит от оси. Днем-то горизонт виден и через запотевшие стекла, боковым зрением, а ночью от внутреннего слабого освещения кабины на этих стеклах создается явный экран; я как-то привык и не замечаю, а Коле еще трудно. Ну, и заход по ОСП: с нашими минимумами погоды это обычно – визуальный заход с высоты 150-100 м. Коле трудно визуально выдерживать ось и направлять машину строго под торец, удерживая под контролем скорость, вариометр, режим и порции тангажа. Водит носом. Я ворчу, подсказываю и удивляюсь: да видно же, невооруженным глазом видно! А он пока не видит, и траектория снижения у него, как у парашютиста, конусом, и в конусе – туда-сюда, туда-сюда… У торца только все сходится в точку, да и то, сил и внимания уже не хватает, а тут еще этот экран на стеклах. Конечно, это нюансы шестерки по пятибалльной системе. Ф., с его командирским налетом, так не сумеет, но линейный второй пилот… мой второй пилот… Порю.  Пусть не обижается. Он ведь – может, но надо давить на самолюбие. И давать, давать ему летать. 3.10.  Перед Комсомольском удалось поспать часа три, и в полете спать не хотелось; ну, читал. Машина попалась 181-я, и Коля уж нарулился по бетону вволю. И то: скоро остальные Б-1 спишут, и не останется машин с управлением передней ногой от педалей; вторые пилоты утратят навыки руления, но Коля Евдокимов мною рулить научен раз и навсегда. Заход в Комсомольске с прямой, да пустили не через Троицкое, а напрямую, по гипотенузе, и пришлось энергично снижаться. Как всегда, в Комсомольске при заходе с курсом 3 был попутный ветерок, а полоска там 2500, на болоте, без концевой полосы; короче, сильно не разгонишься, и вообще, Комсомольск по сложности не сильно отличается от Сочи, разве что здесь возможен уход на второй круг с любой высоты, да ВПП чуть длиннее; ветерки же у земли здесь коварные, как и там. Коля старался, а я его настраивал. Что с ВПР же держи на точку ниже, ибо попутник. Что скорость пересечения торца строго расчетная, не выше. Что режим на глиссаде должен соответствовать УНГ 3 градуса, т.е. на пару процентов ниже обычного, да еще с учетом ветра. Реверс включать сразу после касания, ногу долго не держать, сопли не сосать, тормоза на конец пробега не оставлять. И при всем этом сесть мягко. Все Коля сделал как надо, но… выравнивать начал повыше. И подвесил. И полетели над знаками, с попутничком. Ну, хорошо хоть, скорость не разогнал, так сели с перелетом метров 600, мягко. Тут же – реверс; я еще помог ему достаточно энергично опустить ногу, аж почувствовалось. И уже ушел под нас белый круг, обозначающий у красноармейцев центр ВПП; осталось 1200 м. Тормози сам. Коля жал. По темпу замедления видно было, что реверс надо таки подержать строго до 120 км/час, и если не отпускать тормоза, то вполне хватит. Я предупредил, чтоб подержал реверс. На 120 выключили… неуютно, но на сухой полосе тормозов хватит, только не отпускать! Коля не выдержал, по-автомобильному отпустил и снова зажал. Что – тычками? Ну, потерял только еще 50 метров полосы. Вот видишь? Ну, за 200 метров мы уже мягко катились, и я предупредил, что здесь же разворот на 180 задом-наперёдный: не сразу сначала в карман, а потом на ось из кармана, а наоборот, от второй зебрины справа выполняется разворот влево, в карман, по краям торчащих прямыми углами бетонных плит, – так указано в сборнике, и разметка стрелками на бетоне такая. Коля справился. Развернулся, доехал до перрона, зарулил на тесную стоянку, весьма изящно. Ну, дальше эпопея с икрой, самый же сезон: косяк прошел.  Мне было не надо. Вот – посадка,  точно такая же, как у Ф. в Сочи при проверке второго пилота на класс. Только там они выкатились, а нам нынче повезло, потому что сопли не сосали. Я спросил, почему он начал рано выравнивать, в то время как всегда выравнивает низко. Он что-то залепетал о крутоватой глиссаде, большей вертикальной скорости и предвыравнивании. Правильно, но действия неадекватны. Тогда уж подведи на две точки ниже, под торец, а предвыравнивание на газу уменьшит тебе вертикальную и подтащит тебя на точку ближе к глиссаде. Да еще попутник: она – хвост трубой, и если бы еще скорость над торцом была чуть побольше, то сел бы аккурат на тот белый круг на середине полосы, и, возможно, понадобился бы трактор. Но мы были ко всему этому готовы, а когда допустили ошибку, – точными  и своевременными действиями использовали тот самый пресловутый коэффициент мастерства 1,67, заложенный в потребную посадочную дистанцию. На стоянке осмотрел переднюю ногу: по следам смазки на штоке видно было, что просадка была на всю его длину, почти до касания серьгой. Ну, я уже не мальчик: когда насильственно опускал Коле ногу, контролировал процесс; однако это предел. Назад долетели легко. Посадка удачная. На другой день Норильск. Коля вез, я читал. Заход на 14 с прямой. Все как учили. На кругу тихо, на 100 м попутник 5 м/сек, у земли тихо. Машина тяжелая, с заначкой, за 80 тонн. Центровка передняя, и на глиссаде я оставил закрылки на 28, стабилизатор перевел на 5,5, и руль сбалансировался на 5, в пределах зеленого сектора. Смотри же: держи скорость 290, не менее: закрылки же не на 45, а на 28 стоят. Коля строго держал. Заходили в автомате. Что меня отвлекло, не знаю, но я прозевал момент, когда Коля отключил САУ. Нас потихоньку затягивало под глиссаду: на полточки, на точку… ровненько так, но неуклонно. Думаю: надо отключать САУ. Нажал на кнопку – тишина. Еще раз. Сигнализация не срабатывает. Дотянулся до тумблеров на пульте… отключены, штурман уже продублировал. Тьфу ты, значит, это Коля уже давно пилотирует в директоре и жмет на точку ниже. Все это заняло 5 секунд, и все это было где-то на ВПР, на 70 метрах. Машина шла как влитая, и я утратил контроль над вертикальной. Где-то было 4-4,5 м/сек. Торец, пора выравнивать. Чуть выше Коля дал команду «Малый газ»; я тут же придержал газы: высоковато, закрылки 28, упадем. Через секунду мы трахнулись о бетон и, как влипли, покатились. Перегрузка 1,5. Опять довыравнивался низко. Потом уже, когда выясняли на стоянке, почему трахнулись, делая вроде все как обычно, штурман сказал: так вертикальная перед торцом увеличилась до 5,5, и гавкнуть не успел. Все ясно: не учли возможность попутника у самой земли, поверили информации АТИС, а он и дунул в хвост. Чуть бы раньше начать это самое предвыравнивание, чуть позже поставить малый газ, тем более, полоса 3700. Вот наглядный пример с закрылками на 28: чуть убрал газ – тут же падает, тут же, немедленно. Урок. Обратно Коля посадил мягчайше. Да уж, решение задач требует жертв. Я помню, какие неровности были и у меня, когда вгрызался вглубь мастерства. Ничего, тяжело в учении – легко в бою. Ушел на пенсию Владимир Александрович Попков, в возрасте 59 лет, сам. Один из последних романтиков старой школы. Всем жаль; да он и сам признается: я б еще чуток полетал, с удовольствием бы, да старость дает о себе знать. Реакция уже не та… совесть не позволяет летать. Совесть. 9.10.  Самара для нас – бермудский треугольник. Вечно там что-нибудь случается. Так и на этот раз. Полетели в Сочи на 702-й. Туда вроде нормально. Правда, высокие сиденья, а я этого не люблю; в результате сел в Самаре на пупок 150 чуть жестковато. Но помог и встречный ветер на глиссаде: присадило до знаков, несмотря на то, что я готовился, держал режим и шел на точку ниже. Вроде выровнял высоковато, а тут плюх – и покатились. Коля в Сочи сел с перелетиком, долго опускал ногу и только потом включил реверс, – ну типичная посадка по методике незабвенного Ф. Правда, полоса длинная, 2700, хватило с избытком, но я поворчал. Сочи на одну ночь; вечером шашлык с девчатами. Лил дождь, неуютно; грелись водкой, без особого энтузиазма, поболтали, даже чего-то пытались спеть, потом ушли спать. Утром встали как стеклышки, прошли санчасть и воспарили. Летел я, старался, сел в дождь и с боковичком, мягчайше. Вот: осознание символического похмелья как мобилизует. Ну, подготовимся же, да и полетим дальше. Щас. В АДП лежит радиограмма: после взлета нашей 702-й в Сочи нашли на рулежной дорожке раздавленный фонарь. А там нечего давить: рулишь прямо по магистральной, потом вправо, по 8-й РД. Ну, как положено, инспекция осмотрела колеса, ничего не нашла, составили акт. Ладно, поехали домой. Очередь Коли, взлет на номинале. Дали номинал, стали набирать скорость: 160, 180… и тут четкий доклад Валеры Евневича: «Двигатель номер 3!» Мгновенная реакция: «Прекращаем взлет, взял тормоза!» Коля тут же отбарабанил на магнитофон: «Стоп, малый газ, реверс, интерцепторы!» Штурман Максим Кушнер четко отсчитывал скорость: «140, 120, сотня!» Тут до меня дошло, что нет смысла тормозить – мы же в начале полосы. Выключил реверс, сразу к Валере: что? Загорелось табло «Вибрация велика», потом загорелось и табло «Опасная вибрация» – экстренно выключил третий двигатель. Ну, молодец. Так: Коля, доложи старту. Коля доложил о прекращении взлета по неисправности двигателя. На старте шум, бессвязные команды; тут же угнали на второй круг висевший на глиссаде борт. Сами зарулите на стоянку или буксир? Сами, сами. Вот и весь инцидент. Зарулил, дал информацию пассажирам, что причина – неисправность двигателя, что идите в вокзал с вещами, там будет вам дополнительно информация; ну, расшаркался. Тут же подкатила инспекция; нас под белы рученьки – и в санчасть: на алкоголь. Так положено при инциденте. Пережили неприятные минуты, когда три тети в белых халатах, с инспектором над душой, мерили нам давление, пульс и совали в рот пресловутую трубочку. Но поезд уже ушел, трубочка ничего не показала, а что давление у меня 180/100 и пульс под 100, это объяснимо. У железного Коли и вообще: 120/80 и пульс 64. Составили акты. Подписи. Потом в инспекции написали объяснительные и дали анкетные данные для сообщения в Москву. Пошла писать губерния. Пассажиром случайно летел с нами из Сочей как раз наш начальник АТБ, он созвонился с кем надо, это помогло: техмоща забегала под самолетом. Взяли анализ масла на стружку. Осмотрели опоры. Сняли виброаппаратуру. Ну, лопатки осмотрели, само собой. Все в норме. Сам двигатель исправен. Отложили вылет до утра, утром установили новую виброаппаратуру, обгоняли двигатель, дождались прилета нашего официального представителя и заводчика, полдня оформляли бумаги. Мы же томились в неуютном профилактории, играли в карты и потихоньку пили пиво: снимали стресс. Уже к вечеру этого дня, когда произошло событие, местное самарское телевидение передало чудовищную информацию об отказе двух двигателей на взлете, а о жертвах, мол, будет дополнительно… И дома у нас какая-то сука из пассажиров раззвонила, и по телевидению же передали тоже что-то подобное: на Ту-134 в Самаре на рейсе Сочи-Красноярск отказ двух двигателей, командир Ершов. Почему сука? Десять человек, трусов, отказались лететь с нами домой на этом самолете: мол, ваш Медведев не хочет присылать новый двигатель или подсаживать для нас в Самаре попутный самолет… и так и не полетели. Ну, это их проблемы, а клеветону эта  сволочь на нас напустила прилично. Ночью мы довезли остальных, смелых пассажиров домой; в полете они успокоились, пили водку, а после посадки бурно хлопали и желали увидеть командира. Щас. Мне не до вас. Принес еще раз извинения, попрощался и тихо вышмыгнул. В штурманской в плане уже записано: Ершову явиться с утра в эскадрилью… а уже утро. Ну, поспал три часа дома, приехал, наглаженный, предварительно проверив, легко ли снимаются штаны. Полно народу, все подходят: Вася, ну что там? Всем один ответ: прекратил взлет по вибрации. Тьфу ты… твою мать… а тут по телеку нагородили… правда, уже Медведев выступил по телевидению с опровержением, уже и телевидение извинилось… ага, опровержение мелким шрифтом… в пять утра. Тут же –  к Лукичу в кабинет, объяснительную; ну, вроде молодцы… Потом еще объяснительную – оказывается, экипаж Ершова неправильной информацией пассажирам нанес убыток компании. Sic transit gloria mundi… Написал я в объяснительной, что же я конкретно сказал пассажирам после заруливания. Попутно сдал зачеты к ОЗП: брал билет и с ходу отвечал трем комэскам; ну, отстали. Ну, орденов за такие случаи сейчас не дают. Все, конец полетани, иду в УТО. Но прежде – в баньку, снять стресс. 31.10. Не УТО, а курорт. С утра пару часов отсидим и уходим домой: с преподавателями согласовано. У всех дачи, стоит тепло… какие там занятия. Летать не хочу. Налетался летом. 3.10. Все, курорт кончился; правда, еще два дня мы числимся в УТО, а 11-го у меня уже запланирована проверка на Питер; Савинов будет проверять. Колю Евдокимова как летающего без штурмана, и вообще, волка, поставили в экипаж к Виталию П., а мне дают какого-то нового, вернее, старого… но коммерсанта. Летать вроде умеет… но кайф кончился: буду давать ему летать по своему усмотрению. Это не Коля. Филаретыч завис на комиссии капитально, так что и штурмана у меня не будет постоянного. Хорошо, Валерий Альбертович Евневич за спиной, мы уже притерлись, свой человек, проверенный в деле, и спине тепло. Я спросил у Савинова, за что это у меня отобрали Евдокимова. А за то, что не хочешь летать без штурмана. Верно: я таки не хочу и таки не буду летать без штурмана. Да от меня вроде и отступились. Что ж, времена меняются. Коле я отдал все, что умел сам; пусть использует и совершенствуется. Мне же летать осталось, видимо, не так уж много, перетерплю. Сложатся обстоятельства неблагоприятно – уйду с чистой совестью и без сожаления. 17.11.  Наконец-то Филаретыч полетел в рейс. После почти полугодового перерыва он волновался как мальчик… Да что говорить: нам, пролетавшим по три десятка лет, небо въелось в кость. Как бросишь. И тут еще, считай, последний шанс… поволнуешься. Ну, разговелся человек, а уж мы рады за него. И как же приятно, когда плечом к плечу в кабине сидит родной Геракл, курит, ворчит, бдит… эх, роднее и безопаснее не придумаешь места, чем в кабине со своим проверенным экипажем. Как в раю. Жаль только, Коля не с нами. Нынче он летает с Витей Мисаком. Ну, это ладно: план на месяц сверстан; но на декабрь, надо Колю вытащить обратно. А там ходят слухи, что и вообще похерят эту полетань без штурмана: в управлении флаг-штурман против этих экспериментов. И то: не на этом лайнере без штурмана летать; а тут еще американцы «Омегу» отключили, переходят на «джи-пи-эску», спутниковую. А у нас отключают везде РСБН. Летай без штурмана, да по приводам… и не заблудись. Вторым со мной летел Володя Черкасов, старый волк, из экипажа Бреславского: Саша сам в отпуске, так его второму дали со мной подлетнуть. Так он, сукин сын, приехал строго за час до вылета, заставил поволноваться… я за это без зазрения совести отобрал штурвал и слетал оба полета сам. Туда-то ладно. В Москве погода для ноября хорошая: снег с переохлажденным дождем, обледенение в слое с 1000 м до земли; но нижний край 300 м, – куда лучше. Заход с прямой; над Люберцами была высота 900 и скорость 400, да тут Валера включил ПОС полностью, 0,4 номинала, скорость не гасла, и мы  на газу догоняли глиссаду по пределам. Ну да школа Репина и Солодуна, через 20-то лет… на высоте 400 м мы уже плотно сидели на глиссаде, самолет был сбалансирован, и оставалось только дождаться бетона. Вполне прилично сели; правда, когда я почувствовал уплотнение под колесами, то еще тоньше хотел сесть, добрал, а она, на скорости, видать, чуть-чуть, на 5 см, взмыла. Ну, посадка на 6, а не на 8. Обратно весь полет спокойно читал книжку, Витя, дорвавшись, вез по трассе, а проверяющий, Валера Подгорный, скучал, бродя по самолету: что того Гришанина проверять. Да и я еще перед полетом тихонько попросил его не висеть над Гераклом, он и так справится, и ему легче входить в колею, чувствуя локоть родного командира, который спокойно так, как и все 13 лет, читает себе книжку, поглядывая поверх очков на курсы. А уж как до дела дойдет, тут мы себя и покажем. Дома дул ветерок до 17 м/сек, под 45, сцепление 0,55, трепало до тошноты. На глиссаде я до 200 м еще дремал, лениво выворачивая плечи, бросал штурвал: сама летит? Володя еще с удивлением так спросил: что, на автопилоте идем? Да почему. Стриммировал – должна сама идти. Газ как поставил перед входом в глиссаду, так и не шевелю. Валера уже привыкши. Скорости гуляли от 250 до 300; я не вмешивался, терпел, ворчал и ворочал рога. Потом пришлось стиснуть зубы. Потом уже – железными руками. Замерла… метр, метр… подхватил… щас: меня самого подхватило, поставило колом. Прижал, еще выждал, еще подхватил, – чиркнули, встали на цыпочки, но уже без скорости; ногу на весу не удержать, ну, опустил, бросил штурвал, Володя прижал его одной рукой, другой включил реверсы; дело сделано. Учитесь, пока я еще жив. Филаретыч только хмыкнул. Акселерометр зафиксировал 1,6-0,7. Внутри, в животе, зуд, пульс в висках, сердце во рту… Что – давно так не саживал? Валера довез домой. Надя только что ушла на работу. Зуд, зуд внутри, и руки изнутри зудят, как трансформатор… Хорошая же посадочка, что уже полтора часа, а все выдыхается. Надо водки. Налил фужер разведенного спирта с бальзамом. Сегодня годовщина гибели Шилака, 16 лет. Стоя помянул ребят, царство им небесное. И упал спать. 3.12.  Умер молодой штурман Валера О. 39 лет – инфаркт. Он в Иране тяжело переносил тамошнюю жару, а вернулся – сердечко-то и не выдержало. Что ж, каждый выбирает сам. Жалко, молодой еще. Как зарабатывать нынче на жизнь тридцатипятилетним. Валера Евневич возит на своей «Газели» случайные грузы. Коля Евдокимов подрабатывает таксистом-бомбилой. Витя Л. имел более солидный бизнес – автоколонку, а первоначальный капитал добывал, прихватывая дефицит в рейсах на севера. Штурман Ш. уже лет семь гоняет импортные автомобили из Владика: то поездом отправляет партию, то самолетом. И немножко ж еще и подлетывает на «Ту». Сергей Мещанинов, который нынче летает со мной, рассказывает, что у него дело в Полярном: он доставляет туда продукты. Кое-что прихватывает с собой в рейсы, которые приходится выпрашивать (на днях мы туда стоим в плане по его просьбе); а теперь собирается в отпуск и погонит по зимнику за 3000 км КАМАЗ с продуктами. Не знаю, откуда у них берется такая смелость: работая пилотом Ту-154, ехать в тайгу, в 50-градусный мороз, по наледям, иной раз по 500 км на первой передаче, с двумя бензиновыми печками, обогревающими фургон с фруктами. Случись поломка, все придется делать в снегу своими руками. Да на хрена бы я тогда учился на пилота. Но… нынешняя жизнь летная таки заставляет. Сергей с семьей ютится где-то в клетушке,  он бьется, зарабатывая себе на квартиру. 4.12.  Сергей летает пока слабо. Дал я ему полет до Норильска: погода звенела, с прямой, ветер встречный, 5 м/сек, -34. Все равно сел с козлом. Скомкал весь тщательно рассчитанный заход, стрелки разбежались, и я большую часть времени потратил на подсказки, потом и руками вмешался, ибо – ни в какие рамки. В результате мы едва успели до дальнего привода прочитать карту, и диспетчер нетерпеливо потребовал доложить готовность к посадке. Не стал я делать замечаний… это уже незачем. И так долетает. Назад я взмыл в звенящем воздухе, за 10 минут набрал эшелон, включил автопилот  и уткнулся в книгу. Перед снижением Витя меня растолкал… ладно, щас покажу, как это делается. Болтало, скорости гуляли, проходил холодный фронт. Машина 67 тонн, пустая, я собрал в кучу стрелки, а ее треплет, как сухой лист. Но к торцу все было в норме; убрал режим, чтобы над торцом скорость упала до приемлемой для легкой машины, выровнял… и внезапно вся борьба кончилась: машина замерла, как в сгущенном молоке. Придержал и сам замер: только выжди пресловутые секунды… И точно, уже почувствовалось едва ощутимое уплотнение под колесами… вот-вот получится бабаевская посадка… ветерок 5 м/сек не помеха… ну… ну… ну же! Щас. Поддуло; мы, может, даже коснувшись, отделились – я не почувствовал касания – и воспарили, в пяти сантиметрах. Ну, делать нечего; скорость уже упала, хватай… подхватил, и плюхнулись. С пяти сантиметров – но посадка обгажена. И никто не виноват. 1,2 –  а обидно. Ну, Сергею мой последний дюйм пока до лампочки: ему надо втиснуть 500 кг груза на Полярный, я обещал посодействовать, и он об этом мне заранее напомнил… с него, мол, бутылка… Вот о чем у человека болит голова. А я тут переживаю из-за миллиметров. 10.12.  В Иркутске упал военный «Руслан»: на взлете после отрыва отказ двух двигателей. Упал на жилой дом; около 60 трупов. Что-то «Русланы» часто падают. За 7 лет произошло 4 катастрофы крупнейшего нашего самолета. Видать, такая матчасть. Если Ил-86 летает 15 лет без происшествий – со своими слабосильными, но, видать, надежными двигателями, – так это фирма. Вроде в топливе воды не нашли, а ведь отказ сразу двух, но одном крыле… Есть еще сомнение. Он вез два истребителя во Вьетнам. Загрузка, да заправка… полная взлетная масса. А полоса там заводская – 2600 метров. Может, подорвали. Двигатели же эти, запорожские, известны слабой газодинамической устойчивостью. Может, из-за резкого увеличения угла атаки срыв на входе, помпаж… Еще. Стоял мороз; аэродром расположен на высоте 500 м над уровнем моря; зимой на высоте 100 м инверсия, и они могли после подрыва попасть в нее, и пришлось драть, чтоб не просесть, – вот и срыв на двигателях. Опыта-то полетов на «Руслане» у красноармейцев оч-чень мало, во всяком случае, – для пилотов тяжеленного лайнера. Тут нужны тысячи часов. Я вчера взлетал в Полярном: -41 и взлетная масса 84 тонны. Рассчитывал, что от земли попрет по 30 м/сек. Хорошо потянул, на номинале… а там тоже аэродром на 500 м… а про инверсию и не подумал: там же от стратосферы до земли должен звенеть мороз. А она и подвисла на скорости 290. Ну, разогнался, убрал механизацию, тогда пошла. Глянул на термометр: за бортом -15 всего. И ведь перед этим на посадку заходили как в слоеном пироге, пришлось сучить режимами… я об этом забыл. Надо ж было вспомнить перед взлетом-то. А ведь у меня опыт не меньше, чем у всех членов экипажа «Руслана».  И то обгадился. Конечно, если бы я взлетал с массой 100 тонн, то не драл бы, а плавно тянул, соизмеряя фактическое поведение машины с предполагаемым. А тут рванул. Пионерская зорька в заднице заиграла. И дома садился по-разгильдяйски. Решил подойти к аэродрому повыше… ну, и подошел: на третьем высота была 1400 и шасси еще убраны. Диспетчер занервничал, спросил, успеваем ли. За ним и Филаретыч… хотя уж ему-то не привыкать. Сергей наблюдал. Кончилось это тем, что вышли из четвертого за 20 км до полосы, за 15 заняли 500 и шли еще целую минуту на газу. Посадка бабаевская. Но все равно, весь расчет снижения был пох…стским: я лениво разглядывал огни поселков, а вертикальную держал интуитивно, то 10, то 20. Короче, спал на ходу. Как-то на все наплевать. Ну вот: передают, что у «Руслана» последовательный отказ всех двигателей, причем, на 3-й секунде после отрыва начал барахлить 4-й двигатель, потом вроде восстановил работу, а 3-й, 2-й и 1-й отказали следом, через пару секунд. Ну, и версии: отказ какой-то электроники, следящей за питанием двигателей, и пр. Ой, подрывом пахнет. Питание двигателей на самолетах советского производства устроено так, чтобы даже если самолет полностью обесточится, двигатели питались  самотеком.  Ребята наши побывали в кабине этого лайнера, и сделали неутешительный вывод: похоже, он устарел морально еще до рождения, и те же там палочки-веревочки, что и у нас, те же, еще с По-2, приборы, и, как всегда у Антонова, их уйма. Так что дело не в электронике, которой там, скорее всего, нет, и не в питании двигателей, тем более что воды не обнаружено ни в ТЗ, ни в пробах с места. Скорее всего, это подрыв, – и передрали. Версия, самая невероятная для масс и самая российская – для профессионалов. Обычно всегда все дело в невероятном, но привычном русскому человеку наплевательстве, разгильдяйстве и расчете на авось. Не может быть, чтобы самолету с взлетной массой за 300 тонн, со слабыми, едва обеспечивающими тяговооруженность 25 процентов двигателями, хватило для взлета полосы длиной 2500 м. Он разбегался целую минуту, и ускорение было невелико; скорее всего, отрывались с последней плиты. 17.12.  Под Шарджой упал таджикский Ту-154, с высоты 500 м, на 4-м развороте. Говорят о взрыве в воздухе, есть версия об отказе двигателя, падал вроде как неуправляемо. Как ни странно, один человек, а именно штурман, остался жив и уже пришел в себя. Самолеты сами по себе не взрываются. Либо диверсия, либо пожар 2-го двигателя и известная история с неизбежным отказом трех гидросистем. Ну, скоро узнаем. Возможно, причина будет самой банальной, как это часто и ошеломляюще бывает.  Вообще, последние дни  богаты на катастрофы. В Нарьян-Маре Ан-12 сел на полосу, занятую вертолетом Ми-8, и разнес его вдребезги, да и сам разрушился. Тут вообще дело уголовное. Самолет числится красноармейским, но замаскирован под гражданский; экипаж какой-то партизанской авиакомпании, не имеющей лицензии на перевозку грузов. Диспетчер разрешил им вроде как пристрелочный заход с уходом; экипаж в процессе захода запросил посадку. А был туман, видимо, минимум, а то и хуже минимума. А вертолет прилетел по санзаданию и стал сруливать. Диспетчер посадки не дает разрешения на посадку до тех пор, пока диспетчер старта, визуально просматривающий полосу, не доложит, что полоса свободна. А он не доложит до тех пор, пока сруливающий борт не доложит об освобождении ВПП. Все это прослушивается всеми участниками на одной частоте, и все всё понимают. Тем не менее, Ан-12 молча сел и налетел на вертолет. Ну, виноват командир экипажа: принял решение – отвечай. Командир Ми-8 остался невредим, давал интервью, так видно было, как его трясло. И диспетчер посадки виноват, если только метеонаблюдатель дал погоду (именно видимость на ВПП)  хуже минимума. Согласно НПП в этом случае даже снижение с эшелона перехода запрещается. А если ухудшилось, когда самолет находится  в глиссаде, его угоняют на запасной. У меня такое случалось. Ну, разберутся с ними. А среди нас, я уверен, будет лишний разбор, с опереттой Лукича, ибо случай типичный  и вполне ожидаемый в этом бардаке. Сижу дома. На дворе мороз, на печи тепло. Работы мало: завтра в ночь Владик, а на 26-е выдумали рейс на Камчатку через Магадан… горел бы он синим огнем, этот полет. Не люблю я эти рейсы на восток: это ж обязательно две бессонные ночи подряд, не считая вероятной непогоды. Ну да опытных, провезенных туда капитанов, да и штурманов тоже, почти не осталось; я же на Камчатку летаю больше двадцати лет. Как-то странно: абсолютное большинство наших нынешних капитанов пришли с Як-40, и мы, те, кто летал на Ил-18, нынче в почете, ибо летали по дальним трассам еще тогда, когда эти мальчики учились в средней школе, а им потом довелось порхать, в основном, в пределах края. Для них названия Мача, Сангыяхтах, Югоренок, – ничего не говорят. Они не знают, как хорошо держит курс автопилот при заходе в автомате от Балаганного –  и до самой магаданской ВПП, что на  54-м километре. Так лети же на Камчатку ты, Василич. Со своим Филаретычем. 22.12.  Слетали во Владик. Ну, как всегда, проблемы: не проходит загрузка, барахлит погода, даже пару часов провалялись в профилактории, ожидая, когда во Владивостоке рассветет и туман приподнимется. Лукич звонил (и когда он только спит?) и выпихивал нас, с запасным Воздвиженкой; я же на нее положил уже лет как 20: это не запасной, одно название. Ну, дождались корректива Кневичей, взяли запасным Хабаровск с рубежа возврата. На подлете к Хабаровску выяснилось, что у красноармейцев в Воздвиженке гололед (дома нам об этом не сообщили); ну, лишний раз выматерили Лукича, с его настырностью. Тут Хабаровск стал метелить: уже видимость 1000 м; ладно, идем на Владик, там устойчиво 1500, дымка. И сели спокойно. Как всегда, куча пакетиков, посылочек; все раздал, взял домой тоненькую пачечку долларов – попросили увезти и передать. Человек сунул мне презентом купюру, я не глядя взял, потом глянул – полмиллиона. Вот это крутизна. Короче, за рейс заработал 700 тысяч, это больше, чем Медведев заплатит мне за весь месячный налет, а главное – живые деньги, без задержки. Во Владике, принимая решение на вылет домой, я клял свою командирскую судьбу. Честное слово, хорошо было бы, если бы эту задачку решал за меня дядя… и отвечал за нее бы тоже он. Вылетая из Красноярска, я как всегда взглянул на метеокарту: ага, здесь у нас теплый сектор циклона, и тут висит еще такой фронтик окклюзии, на подходе. Пообещали к нашему возвращению боковой ветерок. А сцепление 0,45, и никто не мычит, не телится. И вот на метео в Кневичах я терзал тетю-синоптика. А ну, давайте, посмотрим ветерочки. В Новосибирске дует с юга до 18 м/сек; в Омске метет; в Кемерове тоже южный до 18; дома пока 230 градусов 6 м/сек. А ну, приземную карту. Ага, должен вот-вот подойти этот фронтик, а за ним – холодный, с еще большим ветром. Витя подсказал: а давайте запросим Ачинск. Тетя набрала код: хрен вам, это местные линии, в банке таких данных нет. Жаль; а хорошо бы было Ачинск-то: он от нас западнее 120 км, и если там сейчас задуло, то уже дома не успеем сесть. По прогнозу-то вылетать можно: предполагают 240 градусов 10, порывы 15. Вот без учета порывов, согласно НПП, я могу вылетать. Но если там, на кругу, эти порывы согласно прогнозу появятся, то придется уйти на запасной, и тогда Лукич спросит: а как ты принимал решение? Что – опыта не хватило предусмотреть? Может, хоть полосу почистят? Заказал телефонный разговор, связался с тетей из ПДСП Красноярска. Да, работы на полосе ведутся. Так там таки полосу чистят – или фонари проверяют? Не знаю, работы ведутся. Так я смею надеяться, что через пять часов полосу подсушат? Решайте сами, вы – командир… Чтоб ты обосралась.  Ну, помощнички… Выждали еще срок: дома тот же ветер, 6 м/сек, сцепление 0,45. А рабочее время поджимает. Ладно, ждать больше нельзя, время против нас. Полетели. В конце концов, не вылетать – тоже вроде нет причин. Ну, сядем в Абакане, отдохнем 12 часов и перелетим. Ну, переморгаю у Лукича. А что делать? Поехали. Успели сесть до ветра. Заход в болтанку, боковик; я подсказывал Сереге, он выворачивал плечи. Выровнял, подвесил… и уснул. Я ему вслух просчитал до трех, потом еще до трех, сказал, что сейчас упадем, потом плюнул  и максимальным ходом штурвала успел подхватить и мягко посадить машину, с уже приличным сносом. Ветер подул всерьез, уже когда мы подъехали к дому. Что-то стал я уставать от этих решений. Смехом-смехом, а может ведь внезапно и так обернуться, что возьмут да и слупят с экипажа несколько миллиончиков за неграмотное решение – с них станется. Сознание этого висит дамокловым мечом  и мешает спокойно летать – так спокойно, как мы летали при Брежневе. Тогда было, попробуй кто упрекнуть командира, что он нанес какой-то там убыток, уйдя на запасной. Безопасность – любой ценой! А нынче цену безопасности норовят выдернуть из моего кармана. А тут Леха Потапов видел в Москве Диму Ширяева: тот вроде как второе лицо в нашем профсоюзе и вхож в Думу. Так вот, вроде бы уже в первом чтении принята поправка к закону о пенсиях, и там пенсии повышены летчикам и шахтерам; нам вроде бы до 2 миллионов, что ли. Утка, наверно, но если даже и повысят, то не бросать же работу… хотя устал я от нее. 15.01.1998 г. Исполнилось 40 дней, как упал «Руслан». Ну, обмолвились по ящику, что расследование идет. Из четырех версий (ошибка в технике пилотирования, отказ топливной автоматики, вода в топливе, еще какая-то ерунда) я склоняюсь к первой. И не ошибка это, а нарушение, арапничество, может, категорический приказ. На арапа взлетали: авось пронесет… Я разговаривал с Солодуном. Он слышал от иркутян, что вроде бы для этой полосы длиной 2600 м у «Руслана» взлетная масса не проходила, безопасный взлет обеспечивался при массе, чуть не на 80 тонн меньшей, чем та, с которой они упали. Слушателям радио, телезрителям и читателям газет вешают на уши лапшу, что, мол, максимальная взлетная масса у «Руслана» допускается еще аж на 100 тонн больше, чем эта, с которой свалились. Но такая масса допустима только для взлета с гораздо большей полосы. В данных же конкретных условиях экипаж превысил допустимую для данных конкретных условий взлетную массу на 80 тонн, т.е.  более чем на 20 процентов. Ну, может, не на 80, а на 10… покрыто мраком. Военная тайна. А что: маршал приказал генералу, тот – полковнику, а тот – командиру корабля. Надо! А теперь красноармейцы прячут причину  за словесным поносом о секретности и пр. А суть дела, видимо, в том, что им дали на халяву побольше  топлива, чтоб за бугром не покупать; залились с хорошей заначкой… долго потом она горела. Иначе, готовясь согласно полетному заданию на Кневичи, зачем бы им аж 160 тонн топлива. От Иркутска до Владика, с запасным Воздвиженкой или даже Хабаровском,  столько явно не требуется.  Нет, тут явный перегруз. Да даже если и не перегруз, все равно в инверсию вскочили. Дали взлетный, побежали, машина медленно набирает скорость… рубеж… а вот и торец, и надо продолжать взлет, отрывать, тянуть! Вот и потянул. А она все бежит, а уже последняя плита полосы; потянул еще, до самого пупа… может, даже чиркнул хвостовой пятой по бетону, отделились – и на себя, на себя – не летит же в теплом воздухе! На третьей секунде затрясло: помпаж 4-го двигателя, сдернули чуть, а может, и до малого газа… надо драть, драть еще, – вот они, жилые дома под носом! А скорость-то падает!  И углы атаки очень большие. Ну и… хлоп-хлоп-хлоп, отказали один за другим; только успели доложить земле, что один… нет, два… и свалились. Какой там, к хренам, отворот от жилого дома! Какой еще подвиг!  Там рятуйте, кто в бога верует, не успели крикнуть… и полон рот земли. Вот это – версия. 6.02. Между делом тут меня как ветерана пригласили на отрядный междусобойчик по случаю 75-летия красноярской авиации;  он будет проводиться в 70-й школе, где мы всегда и празднуем, и откуда хороним товарищей. Сказали, чтобы был обязательно: наверно как-то отметят. Филаретыч опять завис на велоэргометре: подошла годовая. Пока долетывает последние рейсы. Я пока не задумываюсь: у меня еще полтора месяца жизни впереди. Саша Бреславский в 59 лет прошел комиссию, счастлив, мечтал же долетать до 60 лет. Куда он денется. Серега Мещанинов сгонял-таки КАМАЗ в Полярный. Ехали 8 дней, ломались, ремонтировались на 56-градусном морозе… солярка не течет… Перегружали 20 тонн груза, переморозили фрукты… Короче, заработал  7 лимонов. Хозяин – барин. Говорит, хоть и тяжело, а где еще заработаешь. Погонит в марте еще. И тогда у него наскребется на квартиру. 11.02.  Объявлены официальные результаты расследования катастрофы «Руслана». Причина – последовательный отказ трех двигателей из-за их конструктивной недоработки. То есть: запорожский завод запустил в серию двигатели, склонные к помпажу при полете на больших углах атаки. И «Русланы» поставили на прикол. Что же касается главного – почему возник помпаж, – тут все замято. Но я на эту тему уже распространялся. Да у летчиков и сомнений нету, ибо многие  говорят, что вес был превышен. Был я на встрече ветеранов нашего авиаотряда. Нас собрали в актовом зале; были накрыты столы, скромная закуска, спиртное. Были зачитаны приказы, розданы премии и грамоты. Мне досталась грамота от министерства… или этого… как там его… короче, ФАС. Из ветеранов я был в группе самых молодых, действующих капитанов;  большая же часть были свежие старики, как Рульков, ну, и самые седые, кто летал еще до войны, как, к примеру, Пасторов, которому уже 80. С грустью узнал, что нет уже Киселева, моего комэски и инструктора на Ил-14. С радостью встретился с Суховым, зам. комэски на ил-18; вместе с Рульковым и другими ветеранами мы с удовольствием выпили водки, и я смог поблагодарить учителей наших, чем едва не довел до слез растроганного  Кузьму Григорьевича. Хорошая получилась встреча. Я немного стеснялся форменного костюма – большинство-то было в гражданском; ну, водка сняла комплекс. Потом незнакомые мужики подсаживались за столик, меня представляли; кто-то сказал: так вот он какой, Ершов… слышали, видно. Да мы в лицо-то все друг друга знаем. Боровиков ушел на пенсию. Камышев ушел. Скоро и наш черед, раз мы уже ветераны. 7.05. Вчера с утра был разбор. Толкли воду в ступе. Вот ФАС дало указание разобрать случай в Анадыре, произошедший полтора года назад. По-старому авария, по-новому АПБЧЖ называется – авиационное происшествие без человеческих жертв, с самолетом Ил-76 воронежского авиазавода. Ну… МАП есть МАП. Видите ли, летчик-испытатель решил доверить взлет второму пилоту и посадил его на левое кресло, не имея на то допуска. Второй пилот, естественно, тоже не был подготовлен, но ему же интересно, с левого… Готовились к взлету так. Пока штурман брал погоду Москвы, пилоты ошкуривали 16 зайцев; тут не до полета. Потом быстренько запустились – и хрять отсюда. Ни карты не читали, ни закрылки не выпускали; правда, стабилизатор  переложили на кабрирование. Был еще сильный боковой ветер. Естественно, второй пилот не выдержал направление на разбеге, стали бороться с уводом самолета от оси, ну а с того испытателя какой инструктор… Тем временем стабилизатор делал свое дело: с нарастанием скорости возник кабрирующий момент, ничем не компенсированный: закрылки-то не выпущены… И возрос тангаж, но пилотам было не до тангажа, они боролись с кренами и курсами. И подорвало их на скорости 290 – гораздо меньшей, чем необходимая для отрыва с чистым крылом, но большей, чем расчетная с закрылками. Пилоты на это не обратили внимания – они все крены исправляли. Самолет подвис. Тангаж тем временем возрос  и увеличился до 19 градусов. Сработал речевой сигнализатор, приятным женским голосом: что ж вы, суки делаете, сейчас упадем. Опомнились, толкнули штурвалы от себя… а машина лезет на мертвую петлю. Спасение еще было – выпуск закрылков… хотя вряд ли, уже поздно. Тангаж возрос до 31, и самолет свалился, пролетев крестом 600 метров. Все живы, самолет восстановлению не подлежит. Вот и всё АПБЧЖ. Случай, прямо скажем, нетипичный. Типичны только зайцы. Без закрылков на моем мустанге не взлетишь: как дашь газ – загудит сирена.  И на левое кресло я второго пилота не посажу, хотя я и инструктор. Всему свое время; идти к этому моменту надо очень постепенно. И карту мы всегда читаем. Но в минис… тьфу, в ФАСе этом, посчитали нужным изучить. Ну, изучим. И у нас, у командира Д., случай. Собственно, ничего особенного. Типичнейшая ошибка: вышибло ветром из глиссады перед торцом в Краснодаре. То, о чем я твержу на каждом углу: бойся встречного ветра на посадке, бойся и бди, и будь готов. Он до 30 метров шел нормально. Может, второй пилот пилотировал. Потом их поставило буквой зю, и пришлось сунуть штурвалы от себя чуть ли не до упора. А газы сдернуть чуть не до малого газа. Скорость большая, машина легкая, центровка ближе к задней, вертикальная возросла, торец… Ясное дело, надо тянуть на себя. Но тянуть надо слегка, в меру; он же подхватил и… подвесил ее на пяти метрах. Ветер встречный, полоса 3500, кто тебя гонит: далеко не улетишь, хватит времени трижды досадить ее. Но добавь же газку, дай плавно снизиться, подведи пониже и досади – тут хватит и 2500 вполне. Он ткнул ее вниз на малом газе. Дождался, когда земля станет приближаться, подхватил… Не успеешь! Подхват совпал с касанием. Трах – 1,67, козел; еще трах – 1,43, козел, трах-трах-трах – покатились. Ну, думал, что прибор перегрузку занижает, и не дай бог, там при расшифровке выскочит больше 2,0; сделал добровольное сообщение. Его не наказали, но разобрали ошибку тщательно, по секундам. Нельзя перед торцом совать штурвал. Клин должен сужаться. Жди пинка и дожимай, дожимай, оценивая, хватит ли полосы при перелете и какую тормозящую роль сыграет встречный ветер. Малый газ ставится на метре, уже при полной уверенности, что идешь параллельно бетону. Ну, перелетишь ты тысячу метров – но впереди-то еще 2500. Чего нервничать. Другое дело Комсомольск. Там уж повнимательнее. Идти чуть ниже глиссады, на чуть повышенной скорости Если станет присаживать, этот запас позволит подтянуть штурвал на себя и сесть, по крайней мере, на торец; но газу надо успеть добавить обязательно. Норовить надо все равно на торец, а не по продолженной глиссаде. И ожидать, что как только поставишь малый газ, она тут же и шлепнется, особенно с закрылками на 28. Но шлепнется не с 5 метров, а с 50 сантиметров. 8.05.  Садился в Питере на пустой машине с задней центровкой, при встречном ветре, и как раз через заряд. Ну, делал все точно так, как вчера писал. Притёр ее по-бабаевски, и доволен как дурак. Все удалось. 15.08. Из Москвы. Заходили дома на старушке 201-й, с прямой, визуально. Дальномера на ней нет, каждые две минуты запрашивали удаление, вышли к 4-му за 20 км, а вход в глиссаду за 12, выпустили шасси, вышли на связь с посадкой. Она дает удаление 14, а у нас еще скорость 390. Вечно так: вроде и с запасцем, а в последний момент едва успеваешь. К 400 метрам все было в норме, кроме положения руля высоты: на расчетной скорости 260 он стоял на 14 градусах, когда допускается максимум 10. Читалась карта, а я лихорадочно соображал, куда какой момент действует и как спасти положение. Уж перемудрили туполевцы с этим дурацким совмещенным управлением стабилизатором от рукоятки закрылков. Результатом этого мыслительного процесса был вывод: плюнь на все теории, центровка предельно передняя, а значит, ничего не изменишь. Надо было оставить закрылки на 28, а стабилизатор переложить на 5,5. РЛЭ в такой ситуации рекомендует уйти на второй круг и там проделать все эти манипуляции. Умники, блин. Времена не те, еще не так поймут, спросят: а куда ж ты раньше смотрел. Сергей пилотировал, полоса впереди 3700, штиль, масса 72 тонны… ладно, я добавил режим до 85, 87, 88… скорость поползла к 280, и руль встал на 10, что и требовалось. Дотянем до полосы по продолженной глиссаде, а с ВПР прижмем, руль уйдет где-то к 7, а то и к 5, режим приберем, ну, перелетим 200-300 метров, – но на МСРП запишется положение руля высоты на глиссаде в разрешенных пределах 3-10 градусов, а уж сесть-то с передней центровкой, на скорости, – сядем без проблем. Сели, давя штурвал от себя, мягко, я чуть придерживал, а Сергей замер, – и все получилось. Скорость пересечения торца была где-то 270, на 15 выше нормы, отклонение руля высоты на выравнивании потребовалось небольшое, до упора далеко, – нормальная, мягкая, скоростная посадка. Задача решилась без особого труда. Конечно, максимально разрешенное РЛЭ отклонение руля высоты на глиссаде 10 градусов – явная перестраховка, обтекатель на задницу тем, кто расследовал катастрофу Шилака. В хороших условиях и при 15 можно смело садиться, да и садились,  до той катастрофы. А можно и при 7 градусах подвесить, выйти на упор и сронить на малой скорости. 22.09.  Идут занятия к ОЗП. Савинов ведет активную пропаганду среди личного состава. Кто молод и имеет приработок – не лучше ли уйти, пока все не обвалилось. Кто стар, тому, возможно, предложат какую-то весомую компенсацию, может, из какого-то там фонда прибавку к пенсии… подумайте, может, все-таки уйти и освободить место молодым. Ожидается сокращение летного состава, 210 человек, уже с октября. Все крупные авиакомпании страны развалились. Еще держатся Внуково и шереметьевский «Аэрофлот», но, правда, глава «Аэрофлота» – зять Ельцина. Нету уже Ростова, Хабаровска, Магадана, Якутска, Иркутска, Новосибирска, Свердловска, Домодедово, Сыктывкара, Волгограда. Кое-как шевелятся Пулково, Казань, Уфа, Самара, да мы, сирые. В остальных городах – по несколько карликовых компаний с парой самолетов. Нет больше российской авиации, так, крохи. Надя психует. И неустанно твердит мне: боже упаси – летай! Летай до конца. Но в отряде уже идут разговоры о критериях. Класс, высшее образование, английский, допуск без штурмана, допуск за границу. Эти останутся. Пока. А кто не вписывается, тех все равно в течение года сократят. Я не дергаюсь. Конечно, сам не уйду. Да и страхи эти, нагнетаемые Савиновым, скорее всего – перелет. Надежды же на то, что аэрофлот выкрутится и переживет безвременье, что государство ему поможет, – это явный недолет. Истина, видимо, посередине: еще погниём. 30.09.  Ночной Питер, куча посылок, куча денег и, в довершение всего, мягчайшая, невесомая, невероятная посадка – такая у меня была, может, раз в жизни.  Ощущение честно выполненного долга и спокойная констатация высочайшего мастерства. Я-то могу. А вот ты – сможешь? И тут Серега блеснул. Садясь ночью дома, едва меня не переплюнул, правда, с левым кренчиком, – но мы долго не могли понять, еще летим или уже катимся. Дышало под низом, что-то там осуществлялось, но ощущение невероятности никак не переходило в реальность, и только по времени этого эфемерного висения можно было предположить, что мы уже не летим. И я дал команду «Реверс». Серега счастлив. Он стал гораздо лучше летать, и – ни одной грубой, даже грубоватой  посадки не было. Будут из него люди, будут, – дали бы только ему возможность работать. Шестьсот рублей за рейс на посылочках, – и я смогу, вот сейчас, сразу, купить себе кофе в зернах, да сливочного масла, да сала, наконец, насолю, да Мишке в туалет наполнитель, а то рвем бумажки, вонь… Вот чем реально озабочен русский летчик, в отличие от французского. Мой жемчуг уж очень мелковат: 200 долларов  в месяц против… Ну, говорят, там, у них, доходит и до 14 000. А летать человека я научу, запросто. Только не надо забугорному летчику открывать секреты моих заработков, а то как бы его кондратий не хватил. У него – адвокаты, психологи, компьютеры; его лелеют, прыщики холят. А я перед вылетом набиваю сумку посылочками и думаю не о полете – бог с ним, с полетом, уж слетаем, – а о том, сколько мне подадут на хлеб насущный, да как эти посылочки тайно пронести на самолет, да какие меры предосторожности предпринять, чтоб тихо и незаметно, не привлекая внимания спецслужб,  передать из рук в руки стоящему ко мне в очереди, в темном углу, адресату: Петров, ко мне, остальные – на месте! Мною движет желание не жить, а выжить. Дефолт в стране. Я не интересуюсь, что там, в этих пакетиках: может, доллары, а может, наркотики; я не хочу этого знать. В том и заключается великий позор нашего государства: трубя об идеалах, оно толкает своих граждан на преступление. Эти ревнители – первые воры в государстве, а нас, толковых профессионалов, выталкивают в грязь, превращая в мелких хищников и грызунов. Каждый из нас, нынешних россиян, думает не о том, как лучше сделать Дело, которое на глазах хиреет и разваливается, а как украсть свой кусок и дожить до завтра. Вот и все реформы. 20.10. Наступает зимний сезон, полетов мало, надо нагибать себя к работе на земле, а то лень в старости моментально засосет. Умирают-то не от старости, а от лени к жизни. Уже к чертям бы эту работу: 20 часов в месяц – это не полеты. А всяких коммерческих, экономических и прочих, не относящихся к полету задач ставится перед экипажем все больше, и уже боюсь, не подзалететь бы где, с этими новациями. Хуже нет – летать в эпоху перемен. Господи, хотя бы списали меня, что ли. 3.11.  Вторым пилотом на Комсомольск поставили  мне сынка, тот самый полуфабрикат: пилота второго класса Сашу С. Он уже налетал за три года 700 часов, и мне было интересно посмотреть, как же эти блатные сынки летают. Кстати, остальные дети  наших летчиков, те ребята, которых я вводил, летают хорошо. Туда слетал я: товар лицом, мягчайшая посадка с попутным, как всегда, ветерком на кругу, снижение на острие пределов. Ну, обратно дал Саше: яви искусство. И понравилось! Парень организованный, бумаги ведет четко, технология, взаимодействие, связь, – от зубов отскакивает. Взлетел хорошо, набор хорошо, снижение на автопилоте, заход в болтанку, выдерживание параметров по моей команде, – все хорошо. С ВПР отключил САУ, и нас стало стаскивать вправо. Я подсказал, чуть помог… мало; помог еще и вывел на ось к самому торцу; он держал вертикальную строго. Выровнял чуть выше, подвесил, подхватывал дважды: на метре и перед самым касанием, ибо потащило вправо. Но очень, очень прилично; я лишь чуть-чуть помог… и все хвалил. И душа к нему открылась. Парень под гнетом своей непопулярности,  но видно, что над собой умеет работать. Летать дают мало; но если он так неплохо летает после длительного перерыва, то можно за него взяться, будет толк. Мне-то плевать, как он попал на «Тушку», мне важно, получится ли из него пилот. Должен получиться. 10.11. Годовщина революции прошла в стране незаметно. Что-то около трехсот тысяч большевиков вышли с красными флагами чегой-то демонстрировать, в основном, преклонного возраста люди… на всю Россию – триста тысяч. Бедные наши родители, поколение ровесников той революции. Что она им дала? Нищее детство, голод 33-го,  колхозы, лагеря, война, послевоенная нищета… Зато – эйфория под треск пропаганды. Мне говорят: кощунствуешь. Кем бы ты был сейчас, если бы не революция. Уж конечно, не капитаном. От сохи… Извините. Мой дед, Андрей Иванович Ершов, от сохи, тринадцатый ребенок в семье, в возрасте 12 лет уже ту семью кормил. Отданный в подпаски, любознательный мальчишка больше крутился возле техники; умный помещик его приметил и отдал пацана в помощники к своему кузнецу. Через год помощник кузнеца получал жалованье: 12 рублей в год. Корова тогда стоила 3 рубля. И выучился, и стал кузнецом, и слесарем, и токарем, и электриком, и Мастером. Сам рассчитал, выковал, выточил, собрал и запустил керосиновый двигатель, а к нему сделал и молотилку, и веялку, и крупорушку… И тут коллективизация. Вступай, Андрей Иванович в наш колхоз… с двигателем! Мы с ним такие дела развернем! А не то… Короче… а то в командиры не введут. Умный мой дед бросил все, подарил тому колхозу двигатель с причиндалами, выправил паспорт и ушел в город на электростанцию. А был он еще и каменщик, заводские трубы клал. И до сих пор стоит у нас в городе пережившая войну, пробитая снарядом, заплатанная, его 50-метровая труба на кирпичном заводе. Он был Мастер на все руки, Мастер от Бога. Я своей внучке показывал трубу, сложенную ее прапрадедом: видишь – стоит! Что ж тот колхоз? Через год дед приехал в родное село в отпуск – в овраге валяется его запоротый двигатель… Плюнул… Хорошо, большевики дали мастеру бронь, а то еще неизвестно, миновал ли бы он Соловки как имущий. Уж образование сыну он дал, и мне бы дал, я не сомневаюсь. Он-то понимал, как нужны Мастеру знания, а уж деньги зарабатывать умел. Жаль, рано умер от туберкулеза, царство ему небесное и вечная память. Так что мог бы я, наверно, стать пилотом и без революции. Без всплесков и невиданных взлетов народного образования. Все это мне рассказали престарелые родители уже на моем 50-м году жизни. И про мерзость войны и про жизнь на оккупированной территории, и про ужасы плена, из которого отец бежал трижды – и пришел с войны с орденами! Рассказывал и плакал отец мой… и я слушал и плакал. А про голодовку 33-го – ничего не рассказывали. Про голодовку 46-го – только то, что сберегли  козу; я выжил благодаря ее молоку. Хорошо жили, сынок… не хуже других. 16.11. В Минводы слетал с Пиляевым, нормально, но были шероховатости: сел чуть левее оси, а при посадке дома на ВПР попутник выдавил выше глиссады, пришлось давить от себя и сдергивать газы, сел с перелетиком. Сергею вроде как неудобно было делать мне замечания. Но в разговоре, потом, вскользь, шутейно, было упомянуто. Что ж: съел. Если б я еще и приборы видел в сумерках. А то все внимание на эту скорость… а она расплывается… Что делать, старость неумолима. Уходить бы надо, да… лучше я с шероховатостями еще полетаю. Перед самым вылетом услышал по радио: на взлете в Красноярске упал грузовой самолет, через 4 минуты после взлета. Оказалось, нюрбинский Ан-12, шел из Новосибирска на Мирный, подсаживался у нас на дозаправку. Упал он в лес, 13 человек погибло. Ломаем головы: либо обледенение и клевок (как раз проходили снежные заряды, а температура около ноля), либо отвалилось крыло, ибо машине уже 30 лет, а была болтанка. Подобные же Ан-10 сняли с эксплуатации именно по этой причине: крыло навешивается на нескольких мощных узлах, а металл, к сожалению, устает; была катастрофа. Экипаж ничего сообщить не успел. Ну, расшифруют. 20.11. Полет на Комсомольск в составе родного экипажа прошел с удовольствием. Бразды я отдал Коле, он прекрасно справился со сложным заходом, пронзил тонкий слой облачности, повисшей от 200 до 150 метров, и прилично сел… традиционно левее оси. Обратно летел он же, выполнил очень точное снижение с прямой и шел до ВПР безукоризненно. А у земли не учел выхолаживания, оставил повышенную скорость, пошел по строго продолженной глиссаде и засвистел над полосой на малом газе: 500, 700, 900 метров, километр, полтора… Он все по миллиметру добирал, а машина все висела, а полоса утекала под крыло. Экипаж ржал.  Потом я сказал: ну что ж, роняй, а то и по второй РД не срулим. Коля со вздохом мягко сронил, потом на пределе тормозил; я держался руками за семенники и ждал: хватит ли тормозов до 2-й РД. Хватило, впритык. Ну что: типичная методика перелета пупка в Норильске, как рекомендует специалист Ф.  При упоминании этой фамилии Колю скорчило. Ничего, это тебе не с кем попало летать. Поработаем. Записал я Коле проверку, у него срок кончился. Конечно, волк, но пороть его надо постоянно; потом, в капитанах, само придет чувство неудовлетворенности собой, которое всегда подстегивает самолюбие мастера. 26.11.  Взлетали в Красноярске – после отрыва загудел АУАСП, загорелась перед глазами красная лампочка: закритический угол атаки, сейчас свалимся! Вцепился в штурвал, зажал: никаких резких движений! У чем дело? Скорость? В норме. Тангаж? В норме. Обороты? Взлетные. Закрылки? Выпущены на 28. Ага, понял: завалился красный сектор критических углов, аж за стрелку текущего угла атаки. Отказ прибора. Продолжили взлет. Пока убирались закрылки, сектор гулял, периодически гудела сигнализация, мигала лампочка; потом сектор заклинился на цифре 7 – и так до самого снижения. На снижении прибор заработал нормально. Ну, отписались. Так вдобавок же, отказал еще мой высотомер. По нему в предыдущем полете было замечание, регулировали, а у меня на эшелоне он показывал аккурат на 500 м выше – точно встречный эшелон. Пишется-то высота с правого, но земля по вторичной локации видит высоту именно с левого. Короче, весь полет предупреждали землю, чтобы за нами следили. Оборачивается, привезли мы сменному экипажу дефект. Рейс задержали, ну, наверно, сделали, раз экипаж не вернулся в профилакторий. Мелочь, а на нервы действует. В конторе вывесили бумажку: о сокращении летного состава. Критерии профессионализма, влияющие на наши судьбы, таковы: Высшее образование: МАИ, КИИГА, Рижский институт инженеров ГА, Академия. Класс. Ну, у нас практически все командиры - пилоты первого класса. Допуск за границу. Знание английского, обязательный допуск. Работа без штурмана, допуск. Инструкторский допуск. Кстати, дает меньше всего очков. Короче, летать будут импортные эскадрильи, а нашу, расейскую, готовят к сокращению. Часть стариков удалось уговорить уйти, за какую-то там компенсацию. Часть списали по диагнозам. И набралось столько, что пока больше никого сокращать и нет нужды. А до осени еще целый год. По эти критериям я, конечно, не профессионал. Но ни грамма не жалею о том, что не имею вузовского образования, не летаю за рубеж и не имею бумажки, удостоверяющей, что я могу при случае работать на английском; особенно же – что не летаю без штурмана. И я, и все вокруг меня, и вокруг таких же как я, – мы все понимаем, что другого пути сократить летный состав нет. Ну не скажешь же всем, что Солодун, мол, – авторитет, а значит, его сокращать не надо. Хотя он тоже не имеет высшего образования и не знает английского. А кое у кого и два высших образования, а делает мертвую петлю на ровном месте… но все бумажки он собрал вовремя, да что там – заранее собрал; попробуй его сократи. Естественно, тех, кто останется после сокращения, заставят работать втрое больше, а платить станут за счет сокращенных, и не в три, а дай бог, чтобы в полтора раза больше. И это тоже правильно, хотя голодному абсолютно все равно, одну, полторы или три крошки ему дадут на обед. Абрамович же таким образом подправит свои финансовые дела, хотя, по сути, это будет только видимость перемен. Работы за рубежом не станет, и те же обладатели заветных допусков будут летать по тем же Полярным, без английского, но – с высшим интегральным образованием. Работа будет потихоньку глохнуть, авиакомпания – влачить жалкое существование и потихоньку хиреть. Если бы правители захотели разом обвалить работу авиации, то достаточно было бы пообещать пенсию 2 тысячи, и разок ее выплатить, – дешевле бы обошлось. Потом, через пару лет, уже вряд ли какой дурак  бы поверил, а сейчас еще верят. И разбежался бы весь аэрофлот. Поехали сегодня на тренажер – сунули мужикам бутылку и поехали домой. Ни нам, ни им этот тренаж на раздолбанном железе не нужен. И нам, и им, –  по фигу. В каждом полете у нас и так ребусы. И, кстати, ситуации жизнь подсовывает совершенно не похожие на те, выдуманные в кабинетах, теоретические, что заложены в программу тренажера. Об Ан-12 ничего пока не слышно, кроме того, что отказали два левых двигателя. Во всяком случае, в момент удара они не работали. Может, и правда, оторвало крыло? Но больше грешат на другое: взлет самолета, покрытого мокрым снегом, – и прямо в снежный заряд. Раскручивают, обливали ли самолет гамырой перед запуском. Дело в том, что у них там свои техники были на борту, они и готовили самолет, чтобы не платить нашим службам. Могли и сэкономить на дорогостоящей «Арктике», обойтись горячей водой, или вовсе не облить, а так… Первый раз, что ли: на разбеге, мол, сорвет снег. А он мокрый: прилип и сразу замерз. А «Фантомас» обледенения боится. И вот уже у нас проводят занятия по предотвращению взлета на обледеневшем самолете. Все ясно. 2.12. Какой-то придурок в министерстве так пекся об нас, сирых, что и совсем одурел, пекясь.  Анализируем тут, понимаешь… Короче, надо ежемесячно теперь подтверждать свой минимум ОСП, а кто не смог, тому его повышают до 1,5 ОСП, т.е. со 120/1800 поднимают аж до 180/2700. Где ж той погоды набраться, чтоб зайти зимой. Подлетаем к Полярному; миллион на миллион по прогнозу, а на снижении дают снег 2500. У меня как раз 1,5 ОСП, вроде не проходит (но в Полярном об этом не знают), и надо, как требует придурок, уходить на запасной в Мирный. Это в декабре, в антициклоне, наблюдателю что-то померещилось, и он дает 2500, буквально на пять минут. Ну, зашел я и сел. Конечно, выполнял заход строго через привод и по схеме, в поздних сумерках, и 3-й подальше на всякий случай, чтобы ж подкрасться издалека; на третьем развороте видимость была вообще 50 км. Ветер дул на кругу справа, а от ДПРМ резко подул слева. Но мы начеку; правда, пришлось взять угол выхода аж 30 градусов на 5 секунд, и то, только после того, как впереди засветилось пятно: справа, на перроне, мачта с прожекторами; левее, левее держи, Вася… ага, вот и тусклые огоньки полосы, вот и инверсия… режим 78, 75, 74, – и на газочке, крадучись, вполз на торец. Убедился, что чешу над бетоном, но до знаков чуть не дотяну… мягко упал в 150 метрах за торцом, что и требовалось, и только тогда убрал газ и покатился. При уборке реверса резко потащило влево – полная правая нога, до упора, с тормозом! – есть, выровнял и покатился, чуть не по обочине. Пока то да се, проехал мимо РД, чуть-чуть не хватило, чтобы сразу срулить; ну, развернулся в кармане. И не запишешь сложный заход: сложным-то считается 200/2000, а тут 2500, а мне лично, согласно этому указанию, разрешается вообще только 2700. Плюнул… пошли вы все, козлы министерские. Как же я подтвержу, если заход по минимуму 1,5 ОСП – не сложный. Надо искать погоду 200/2000, да с проверяющим, да именно по ОСП. А мы везде заходим по ИЛС; у меня по ИЛС минимум 60/800. Дурдом. Палки в колеса. Конечно, угол выхода 30 при заходе по ОСП – это, в общем, не очень грамотно. Но в данных конкретных условиях я видел слева в 150 м впереди домик дальнего привода и смело сделал практически S-образный маневр, в процессе которого увидел огни, оценил их происхождение, что это же освещенный перрон, а потом зацепился взглядом уже за огни полосы. Если бы действительно была плохая погода, прошел бы дальний правее и аккуратно вышел бы на ближний. Или уж ушел бы на второй круг. А про несимметричное выключение реверсов мы дома записали. 8.12. Вчера слетали в Норильск. Вторым был Игорь Покинсоха, потомственный летчик, очень организованный, от зубов все отскакивает, но летает на «Ту» всего два года, а уж как им у нас  дают летать… Есть шероховатости, но видна и хватка, тем более что летал и на Ан-2, и на «элке», и на Ан-24, и на Ан-26. Туда я, товар лицом. Погода звенела, но пупок я таки перелетел, хоть и норовил протянуть. Машина вроде т


На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Похожие книги на "Летные дневники, часть 8"

Книги похожие на "Летные дневники, часть 8" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.


Понравилась книга? Оставьте Ваш комментарий, поделитесь впечатлениями или расскажите друзьям

Все книги автора Василий Ершов

Василий Ершов - все книги автора в одном месте на сайте онлайн библиотеки LibFox.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Отзывы о "Василий Ершов - Летные дневники, часть 8"

Отзывы читателей о книге "Летные дневники, часть 8", комментарии и мнения людей о произведении.

А что Вы думаете о книге? Оставьте Ваш отзыв.