Андрэ Нортон - Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)

• Название: Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)
• Автор: Андрэ Нортон
• Жанр: Научная Фантастика

---

Эгил серьезно поклонился. Такого жеста Арона тоже никогда не видела.

- Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Арона. Я искренне надеюсь, что мы станем близкими друзьями. - Дверь открылась, и он снова поклонился.

Арона исчезла в Доме Записей. Жрица кивнула, приглашая войти. "Не только балаболка, - размышляла девушка об Эгиле, - но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?"

Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывая на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.

Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал.

Утром Нориэль весело поздоровалась с ней. Конечно ее чужаки говорили и понимали ее не лучше несмышленого ребенка, но ведь женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся их понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.

Затем Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу! Как низко они упали! И она молча заплакала.

Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая здесь из милости, застонала и повесила голову.

Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечься и начать разговор, она указала на себя.

- Нориэль, - произнесла она и указала на Хуану.

Леатрис ответила:

- Мама.

- Мама, - повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.

- Хуана, - уточнила Леатрис. Потом указала на себя: - Леатрис. - И на брата. - Осеберг.

- Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, - улыбнулась довольная Нориэль.

Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.

- Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! - взорвалась она. - Я беспорочная вдова. И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие...

Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и пояснила:

- Леатрис, дочь Моргата. - Она пыталась произносить слова, как это делала Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке: Осеберг, сын Моргата. - Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. - Моргат, мой отец, - объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами.Моргат, - простонала она и всхлипнула.

Нориэль обняла девушку. Ах! Их мать по рождению мертва, кажется, убита фальконерами или кем-то еще, а Хуана их приемная мать и хочет, чтобы ее сестру-подругу не забывали. Нориэль обняла и Хуану и вздохнула:

- Мне жаль. - Ей хотелось бы иметь три руки, чтобы обнять и Осеберга, чтобы утешить эту девочку, которая стоит, повернувшись к ним спиной и опустив плечи, словно отказавшись от утешения. Что ж, они ведь действительно среди чужих.

- Осеберг, дочь Моргата, - проговорила Нориэль и поманила его к себе. Подросток повиновался, на глаза тоже навернулись слезы. Хуана резко сделала замечание:

- Большие мальчики не плачут, Осеберг, а ты отныне единственный мужчина и глава семьи.

- О, мама, оставь его в покое! - возразила Леатрис. Нориэль, ничего не понявшая из этого разговора, вздохнула. "Мокрая курица", - прозвала она Хуану. Осеберг просто еще ребенок. У Леатрис как будто имеется здравый смысл. Нориэль налила похлебки в чашки и передала ближайшей из своих гостий для раздачи всем. Осеберг взял первую чашку и сразу начал есть. Нориэль возмутилась:

- Осеберг, дочь Моргата! Покажи, как ты воспитана!

Парень удивленно поднял голову. "Как избалована", - подумала Нориэль и жестом показала, чтобы он передал чашку.

Как бы то ни было, а завтрак был роздан и съеден. Но когда все встали из-за стола и Осеберг, ни слова не говоря, направился к двери, Нориэль остановила его. Указав на посуду, она знаком велела убрать ее. Осеберг с неохотой убрал свою посуду, Леатрис и Хуана сделали то же самое, а Хуана принялась мыть тарелки, строго приказав Леатрис помочь ей. Осеберг вслед за Нориэль пошел в кузницу.

Хуана вздохнула. Они с дочерью работницы в доме жены кузнеца. Единственный человек здесь, который, кроме старух, умеет говорить по-человечески, - нахальная рыжеволосая шлюха Арона, и даже ее сын должен выполнять работу слуги. Да, их ждут тяжелые времена.

Внизу у мельницы схлестнулись две непреодолимые силы.

- Красиво говорит! - фыркнула Леннис, подбоченясь. - Да пусть эта Эгил, дочь Лизы, будет сама Офелис, сочинительница песен. Это все равно Джомми, а я скорее допущу в дом гремучую змею, чем Джомми. Ты меня слышала?

Губы Асты, дочери Леннис, задрожали, у нее в этом была большая практика.

- Мама, - укоризненно проговорила она, - ты только посмотри на этих бедных детей и их так много работающую мать. Ты видишь, какая умница Сорен? У нас снова будет малыш в доме, - подольщалась она, - и без всех этих неприятностей, тебе не нужно его самой рожать. - Девушка взяла на руки золотоволосого младенца из семьи беженцев и принялась укачивать его.

Леннис протянула руку и быстрым движением сорвала с ребенка одеяло.

- Еще один Джомми! - провозгласила она и злобно набросилась на свою младшую дочь. - Что с тобой, противная девчонка? - яростно спросила она. - У тебя извращенное стремление к зверям, которые убили твою бабушку и насиловали мать?

Она суженными глазами смотрела на дочь. Ей не впервые пришло в голову, что часто в конце концов все получается, как того хочет Аста, как бы сильно ни возражала мать.

- И никаких штучек, молодая особа, - проворчала она.

- Мама! - Громкий крик из другой комнаты отвлек мельничиху, которая тут же забыла об Асте и отправилась посмотреть, что случилось с Ролдин. Ворвавшись в кухню, она с гневом уставилась на эту красиво говорящую Эгил, которая своими грязными руками обнимал ее старшую! Этот Джомми, которого зовут Эгил, что-то непонятное лепетал Ролдин.

Быстро, прежде чем непристойные слова перешли в грязные действия, Леннис ударила Эгила в ухо и снова угрожающе подняла руку.

Вместо того, чтобы отступить, как всегда поступает в таких случаях он-дочь Джомми, или истерически расплакаться, как он это делал в детстве, Эгил стоял прямо и смотрел ей в глаза. И не получив разрешения говорить неслыханное дело! - залопотал что-то. Потом, видя, что она не понимает, указал на свою сестру. Потом на Ролдин и сильно ущипнул себя за руку. Он собирался ущипнуть Ролдин!

- Вон! - закричала Леннис и сделала широкий жест, включающий и Эгила, и плачущего в углу ребенка. В комнату вбежали Лиза и остальные ее дети.

Леннис указала на Эгила, потом на дверь.

- Убери отсюда эту тварь, - процедила она. Потом, смягчившись, добавила, указывая на маленькую Ханну:

- Ты можешь остаться.

Эгил повернулся к матери. Они стали говорить на своем непонятном языке, немного добавила и плачущая Ханна. Затем Эгил положил матери на плечо руку и что-то сердито сказал. Смысл был ясен: "Мы уходим".

- Уходи, неблагодарная женщина! - завопила им вслед Леннис. - Я сжалилась над вами, дала вам приюти еду, а вы так мне отплатили!

Эгил повернулся и что-то произнес. Леннис в гневе посмотрела на Лизу.

- Ты стоишь, - закричала она, - и позволяешь этой твари говорить за себя, словно сама безмозглая? Позволь тебе сказать: я сразу поставила бы своих дочерей на место, если бы они попытались говорить за меня, их мать! Глаза ее снова сузились, а на лице появилась торжествующая улыбка. Безмозглые! Конечно! Если вы предпочитаете умереть с голоду, чем пользоваться моей добротой, можете уходить. - Она снова повернулась к Асте. - А что касается тебя, молодая женщина...

Арона провела весь день в комнате записей, согнувшись над свитками и занося все подробности неожиданного вторжения. Ей с трудом удавалось записывать имена незнакомцев, она вспоминала их произношение и передавала фонетически, по звукам. Кто пришел, когда, с кем. Перо ее затупилось, она своим маленьким ножом очинила новое; оно тоже притупилось, и Арона отправилась в птичник, чтобы найти еще одно. Чернила сгустились, а плечи начали ныть.