Александр Туринцев - Обрывистой тропой

• Название: Обрывистой тропой
• Автор: Александр Туринцев
• Издательство: Водолей
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91763-123-3

Александр Александрович Туринцев (1896–1984), русский эмигрант первой волны, участник легендарного «Скита поэтов» в Праге, в 1927 г. оборвал все связи с литературным миром, посвятив оставшиеся годы служению Богу. Небольшое поэтическое наследие Туринцева впервые выходит отдельным изданием. Ряд стихотворений и поэма «Моя фильма» печатаются впервые.

---

«Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша…»

Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша,
Всё испытать, познать, тревожная душа,
Страдать, скорбя, и о своих и о чужих грехах.
Ты силилась сиять на светлых торжествах,
Печалиться на погребальной тризне…
Но поздно-поздно поняла:
Нет двух путей — добра и зла,
Есть путь один, ведущий к жизни.

1925

На вокзале

Дебаркадер. Экспресс. Вагон и — Вы.
Не опуская головы,
В упор глаз в глаз,
На Вас смотрю, на Вас.
Вы за щитом — мы не одни.
Сейчас не должен дрогнуть рот.
Ну, а потом… Потом один все дни,
Один в норе, как крот.
Все просто так: была игра.
Потом — всю жизнь на стол.
Не приняла. Я не ушел.
Теперь — конец, и впереди — дыра.
И Вам спокойных уж не знать дорог, —
Зарвавшийся не я один игрок.
И вот: недвижный, тусклый взгляд лови,
Кольцом из трубки задави.
Ведь все равно, когда вот так глядят,
Не возвращаются назад.
Вы не придете, знаю, никогда.
И мне огромные глаза
Тащить через года.
Свисток. Ну, воля, напрягись!
Сейчас не должен дрогнуть рот.
Спокойнее. В глаза — не вниз,
Быть может, я и не банкрот?
Ведь стоит и впереди — безбрежность,
Ведь порвалась одна лишь нить.
И кто сказал, что я могу любить,
И кто сказал, что у меня есть нежность!

1926

«Люблю бродить я по бильярдной…»

Люблю бродить я по бильярдной
И слушать цоканье шаров,
Глядеть на мир пустой и смрадный
И всё же — лучший из миров!

1926

«Я устал усталостью последней…»

Я устал усталостью последней
От убогой жизни мелочно-тоскливой,
И от молодо-кипучих бредней,
И от ласковости женской лживой.

1926

«Всё тот же мир… Но как мне рассказать…»

Всё тот же мир… Но как мне рассказать,
Что всё иным и бездуховным стало.
Не верится, что слово «благодать»
Полней всех слов других звучало!
Не верится… На горестной земле,
Прогоркшею слезами, кровью, потом,
Свет обрести немеркнущий во мгле
И возлететь к божественным высотам.

1927

«Нет, ветхий человек во мне не умер…»

Нет, ветхий человек во мне не умер.
Я сыном Света не был и не стал.
Но в тихий час моих предсмертных сумерк
Беззвучный голос Твой я услыхал.

1927

«Мне руки нежные твои…»

Мне руки нежные твои
Напомнили о светлом рае.
Я так хотел бы, умирая,
В ладони немощные взять
Твои состраждущие руки;
И в предстоящей нам разлуке
Их на прощание пожать!

1949

Послания

К. Померанцеву

1. «За спором шумным, бестолковым…»

За спором шумным, бестолковым,
Когда играет ум, и острым словом
Бьет каждый всех, лишь слушая себя…
Забыл, прости, благодарить тебя —
Поверь, как я теперь о том жалею!
За дружбы знак и щедрости, твоей
Изысканности жест, за Романею!
И сей Бургундии блестящий дар
Я пил рассеяно, как пьют Pinard.
Мне горечь от пустых запальчивых речей
Vosne Romanee и отравила вкус, ей-ей.

2. «Ты далеко сейчас, над озером…»

Ты далеко сейчас, над озером
Женевским, там в горах.
Мечтаешь ты, и мысль твоя кипит;
И вдохновение — Эвтерпа, лучшая из муз,
С улыбкой на устах
Песет тебя, послушна и робка,
В твое уединенье…
Здесь, в Лондоне, туманами и сплином
аглицким дыша,
Смотрю в окно…
От неба серого летит моя душа
К Савойе голубой и видит Альп вершины и снега.
Прозрачен воздух, тишина, благоуханные луга
И на лугах рождественские ели…

3. «Свиданья день придет…»

Свиданья день придет.
Мы соберемся снова
Для споров и бесед у друга дорогого,
И вкусим вновь от бархатной густой струи
Aloxe-Corton, Pommard или St. George Nuits.
Лишь нашей зрелости доступное блаженство,
Культуры Галии седое совершенство.

1950

«Надрывается звонок, и трещит, и кричит…»

Надрывается звонок, и трещит, и кричит
В ледяную тишину, в глухоту, в гранит.
Что ж ты ищешь ее, где никто не живет
И тебя в доме том с нетерпеньем не ждет.

Да, ты встретил ее, ту, что ждал ты всегда.
Вот и всё. Дом — теперь пустота. Никогда
Не увидишь ее, ту, что рядом была,
А теперь в темноту безвозвратно ушла.

<1950>

Моя фильма (поэма)

А.А. Брею

I

Дел и страстей оборванные хлопья,
Жиреющая память — скряга,
Который год сшивает, копит,
Нанизывая кряду
Ненужный день на день,
Плетет обшарпанный свой приводной ремень
Как я молил ее: не мучай,
Перечеркни, забудь,
Когда всем миром правит случай,
Как отвечать мне за судьбу?
Душил, глушил в кабацком дыме,
Теперь уже — нет сил.
Разбудит ночью, приподымет,
Чтобы не спал — курил,
Не смел былого запорошить,
Смыть грязь с колес.
Дыша как загнанная лошадь,
Весь груз я вез.

В ночи глухой не будет милости…
И всё, что было да не сбылося,
И каждый твой бессильный взлет,
Вся жизнь, растасканная понемногу,
Кривляясь, станет у порога
И перед взором проползет
Потрескавшейся фильмом на экране.
Из прошлого снопом — лучи.
Неровно сердце застучит
По пыльным клавишам воспоминаний
Чем дальше, тем быстрее такт.
Повремени. Вернись,
Мой первый детский акт!
Но в мир иной — рубеж тотчас —
От девичьих скорбящих глаз
И материнских рук.
Тревогой смертною сведенных.
С такою легкостью.
Как при пасхальных звонах,
Взлететь и ринуться.
Не оглянувшись, — вдруг,
В единственно достойную игру,
В тот грохот и оскал войны,
Где жизнь и смерть обнажены,
Где длится годы лихорадка.

II

Теперь кружись мой акт второй,
Дави бульдожьей хваткой.
Кавалерийскою трубой
Пусть режет уши крик былой,
Всех дерзких бунтов след кровавый.
Мне всё равно, мой акт второй,
Не превозмочь твоей отравы.
Пусть прыгает растрепанный сценарий
И медленно мутнеет голова.
Всплывут опять в хмельном угаре
Незабываемые острова…

Предавшие меня соблазны,
Я всё хочу вас, как хотел.
И женских ног охват атласный,
Больная судорога тел.
И пьяных оргий дикие забавы.
Ночных пожаров вещий свет.
И поступь тяжкая военной славы.
Колючий вдохновенный бред.
Так хрипы смерти, медь побед,
Ревущей музыкой вольются
В набат безумнейшей из революций
Неутолимая гордыни пасть,
Атаки конной вихрь и власть,
Галоп под пулеметов кастаньеты.
Или солгали все приметы, —
Полет Икара — чтоб упасть?
Звените, клоунские бубенцы,
Свой окоем я пылью сузил
И все начала и концы
Заплел в нерасторжимый узел.
Бескрылый, корчись и терпи.
А дни так мелочны и жалки…
Схватиться бы теперь в степи
С татарской конницей на Калке!
Пересеклась моя дорога,
Не молиться на старое знамя.
Здесь смердящими ложью словами
Потихоньку убили Бога.

В ночи глухой не вынести борьбы,
Для мыслей-глыб не будет звука.
Да знаете ли вы, тупые лбы,
Что значит, слово «мука»?
Когда гримасой рвется рот
В натуге сбросить грех заклятый.
Голгофой новою его не смыл бы Тот,
Единожды распятый!
Как кольцами удава стянет горло туго,
Что никому сказать нельзя,
Ни матери, любовнице, ни другу —
Через всю жизнь одна стезя
Мне по сердцу — шагами Командора.
Он близится. Теперь уж — скоро…

III