Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Те, что от дьявола
Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Те, что от дьявола"
Описание и краткое содержание "Те, что от дьявола" читать бесплатно онлайн.
«Воинствующая Церковь не имела паладина более ревностного, чем этот тамплиер пера, чья дерзновенная критика есть постоянный крестовый поход… Кажется, французский язык еще никогда не восходил до столь надменной парадоксальности. Это слияние грубости с изысканностью, насилия с деликатностью, горечи с утонченностью напоминает те колдовские напитки, которые изготовлялись из цветов и змеиного яда, из крови тигрицы и дикого меда». Эти слова П. де Сен-Виктора поразительно точно характеризуют личность и творчество Жюля Барбе д’Оревильи (1808–1889), а настоящий том избранных произведений этого одного из самых необычных французских писателей XIX в., составленный из таких признанных шедевров, как роман «Порченая» (1854), сборника рассказов «Те, что от дьявола» (1873) и повести «История, которой даже имени нет» (1882), лучшее тому подтверждение. Никогда не скрывавший своих роялистских взглядов Барбе, которого Реми де Гурмон (1858–1915) в своем открывающем книгу эссе назвал «потаенным классиком» и включил в «клан пренебрегающих добродетелью и издевающихся над обывательским здравомыслием», неоднократно обвинялся в имморализме — после выхода в свет «Тех, что от дьявола» против него по требованию республиканской прессы был даже начат судебный процесс, — однако его противоречивым творчеством восхищались собратья по перу самых разных направлений. «Барбе д’Оревильи не рискует стать писателем популярным, — писал М. Волошин, — так как, чтобы полюбить его, надо дойти до той степени сознания, когда начинаешь любить человека лишь за непримиримость противоречий, в нем сочетающихся, за широту размахов маятника, за величавую отдаленность морозных полюсов его души», — и все же редакция надеется, что истинные любители французского романтизма и символизма смогут по достоинству оценить эту филигранную прозу, мастерски переведенную М. и Е. Кожевниковыми и снабженную исчерпывающими примечаниями.
В дверь звонил, словно дому грозил пожар. Оглушительный, как труба, предупреждающая, что враг приближается к полковому знамени, я сметал на своем пути все, смел и ординарца, который попробовал помешать мне войти в столь поздний час в спальню начальника. Полковник проснулся от моего громового вторжения, и я тут же выложил ему все! Исповедался я очень быстро, не утаив ничего и моля о спасении…
Вот уж кто был настоящим человеком, так это наш полковник! Он сразу понял, что я угодил в преисподнюю и что выбраться из нее нелегко. Он посочувствовал самому юному «из своих детей» — так и сказал: «дитя мое»! Поверьте, в тот миг я в самом деле внушал сострадание. Командир отдал мне приказ, припечатав самым крепким французским словом, немедленно покинуть город. Все остальное он брал на себя, пообещав после моего отъезда повидать родителей Альберты; ехать мне нужно было немедленно, сев в дилижанс, который через десять минут появится в городе и остановится поменять лошадей на почтовой станции. Полковник указал мне город, куда мне следовало отправиться, и написал туда рекомендательное письмо… Снабдив меня деньгами — свои я взять позабыл, — он коснулся моих щек седыми усами на прощанье, и я через десять минут после нашей встречи уже карабкался на империал дилижанса, следовавшего по тому же маршруту, что и тот, в котором мы сейчас сидим. Мы галопом промчались под окном с темно-красной шторой, — можете себе представить, каким взглядом я посмотрел на светящееся тусклым красным светом окно, каким светится оно и сегодня, зная, что за шторой лежит мертвая Альберта…
Виконт де Брассар перешел на шепот и замолчал. Мне больше не хотелось шутить, но я все-таки прервал молчание.
— И что же было дальше? — спросил я.
— А дальше, знаете ли, не было ничего, — ответил он. — Хотя желание знать последствия терзало меня еще очень долго. Поначалу я слепо выполнял инструкции командира и с нетерпением ждал письма, которое известит меня о предпринятых им шагах и о том, что произошло после моего отъезда. Ждал примерно с месяц и наконец дождался… Но не письма полковника, который предпочитал писать саблей по рядам противника, а приказа о переводе в другой корпус. Мне предписывалось через сутки явиться в новое подразделение и присоединиться к 35-му полку, который отправлялся на фронт. Военная кампания, тем более первая, поверьте мне, лучшее лекарство от любых переживаний. Бои, в которых я участвовал, марши, усталость, приключения с женщинами, которые у меня, несмотря ни на что, случались, мешали мне написать полковнику, отвлекали от тяжких воспоминаний об Альберте, но никогда не могли стереть их до конца. Память о случившемся засела во мне, как пуля, которую никак не вынуть. Я повторял себе, что вот-вот повстречаю полковника и он наконец-то расскажет обо всем, что я так жажду узнать, но узнать мне довелось совсем другое: полковник во главе своего полка погиб под Лейпцигом… Луи де Мен тоже погиб, но месяцем раньше… — де Брассар помолчал и прибавил: — Не могу сказать, что это хорошо, но любые чувства со временем словно бы засыпают даже в самой могучей душе, а может быть, они засыпают именно потому, что душа могуча… Мучительное желание узнать, что же произошло после моего отъезда, мало-помалу оставило меня. Спустя годы, когда я располнел, постарел и сильно изменился, я мог бы вернуться в этот городок и, не рискуя быть узнанным, выяснить, что же все-таки произошло потом и какой след остался от той давней трагической истории. Но я не приехал, меня удержала — нет, не боязнь узнать общественный приговор, до общественных приговоров мне никогда дела не было, — боязнь вновь испытать тот же самый леденящий страх…
Виконт де Брассар, денди до кончиков ногтей, рассказавший мне без малейшего дендизма свою страшную и подлинную историю, снова смолк.
История меня впечатлила, я вдруг понял, что блестящий гвардейский капитан, непревзойденный питок кларета на английский манер, цвет дендизма — и не какой-нибудь там цветной горошек, а махровый мак! — на деле человек не такой поверхностный, каким хочет казаться. Я вспомнил его слова о черной тени, которая на протяжении всей его жизни омрачала ему холостяцкие радости… Внезапно, удивив меня еще больше, он вцепился мне в плечо:
— Взгляните! Взгляните на окно!
На темно-красной шторе отчетливо темнел стройный женский силуэт.
— Тень Альберты, — прошептал капитан и с горечью добавил: — Не слишком ли много случайностей на сегодня? Похоже на издевку!
Тень мелькнула, исчезла, тускло рдеющий квадрат опустел. Пока я слушал историю виконта, каретник успел починить колесо. Уже привели и впрягли свежих лошадей, они фыркали, выбивая копытами из мостовой искры. Кучер в надвинутой на уши барашковой шапке взгромоздился на козлы, взял в руки вожжи и выкрикнул традиционную команду, которая в ночной тишине прозвучала оглушительно:
— Трогай!
Мы тронулись, и очень скоро таинственное окно осталось позади. С тех пор я часто вижу во сне тревожно рдеющее окно.
Лучшая из возлюбленных Дон Жуана
Невинность — излюбленное лакомство дьявола.
А.— Дон Жуан? В наше время? Не могу поверить, что он еще жив.
— Еще бы не жив, черт побери, сударыня! То есть жив милостью Божьей и заботами прихода Святой Клотильды, где он теперь обитает, — тут же поправился я, вспомнив, что моя собеседница набожна. — Как видите, и современный Дон Жуан живет в самом аристократическом из кварталов. «Король умер! Да здравствует король!» — кричали до революции, разбившей монархию вдребезги, как старинный севрский фарфор. Но Дон Жуан останется королем и при демократии, не упадет и не разобьется.
— Конечно, дьявол бессмертен, — задумчиво произнесла она, словно бы найдя оправдание услышанной от меня вести.
— Он даже…
— Кто? Дьявол?
— Нет, Дон Жуан. Ровно три дня назад отужинал, и превесело. Догадайтесь, где?
— Конечно же, в вашем ужасном «Золотом доме»[36].
— Не угадали, сударыня! Дон Жуану там делать нечего. Он сродни Арнольду Брешианскому[37], который, согласно хроникам, охотился за невинными душами. Свое шампанское Дон Жуан любит приправлять чужой невинностью, а где ее найдешь в кабаре с кокотками?
— Коли так, — насмешливо подхватила моя собеседница, — дело кончится тем, что Дон Жуану придется ужинать в бенедиктинском монастыре в окружении монахинь…
— Ордена неиссякающего обожания. Так оно и есть, сударыня! Обожание, которое сумел внушить к себе дьявольский обольститель, похоже, не иссякло и до сих пор.
— Вы католик, зачем же кощунствовать? — прервала она меня спокойно, но я почувствовал, что слова мои ее покоробили. — И прошу, избавьте меня от описаний ужинов в обществе разных негодниц. Если вы сегодня заговорили о Дон Жуане, намереваясь попотчевать меня новостями о ваших дамах подобного толка, выдумка ваша дурна, и я не желаю вас слушать.
— Я ничего не выдумал, сударыня, а окружавшие Дон Жуана негодницы, если можно их так назвать, никогда не были моими… к сожалению…
— Довольно, сударь!
— С вашего позволения, буду скромен. Так вот, их было…
— Mille e tré[38]?! — подхватила она не без любопытства, почти любезным тоном, довольная своей шуткой.
— Нет, сударыня, были не все… Всего-навсего двенадцать… Но и это число знаменательно.
— Скорее кощунственно, — отозвалась она.
— Вы не хуже меня знаете, что больше не разместится в будуаре графини де Шифрева. Там могут твориться великие дела, но сам по себе будуар невелик…
— Как?! — воскликнула она в изумлении. — Ужинали в будуаре?
— Именно так, сударыня, в будуаре. А почему бы и нет? Аппетит разыгрывается в кондитерской. Сеньору Дон Жуану хотели дать необычный ужин, и дали на той сцене, где он блистал и где вместо цветов дарят воспоминаниями. Прелестная выдумка, плод ностальгической нежности, но не жалких жертв, — щедрых благодетельниц.
— А Дон Жуан? — спросила она, как спрашивает «А Тартюф?» мольеровский Оргон.
— Дон Жуан на этот раз в облике доброго вашего знакомого — знаете кого? — графа Жюля Амадея Гектора де Равила де Равилеса, оценил выдумку и в полной мере насладился ужином.
— Ах, вот как? Ну что ж, граф в самом деле Дон Жуан! — признала моя собеседница.
Пора мечтаний давно миновала для благочестивой дамы с крючковатым носом и острыми коготками, но и ее мысли занял граф Жюль Амадей Гектор из рода Жуанов — рода древнего и неистребимого, которому Господь Бог не решился отдать во владение землю, но позволил это сделать дьяволу.
IIСтарой маркизе Ги де Рюи я сказал чистую правду. Три дня тому назад двенадцать дам добродетельнейшего Сен-Жерменского предместья (они могут быть совершенно спокойны, имен я не назову) — судя по дотянувшемуся до нас шлейфу слухов, ни одна из них, по милому старинному выражению, «последнего не пожалела» для графа, — увлеклись необычайной идеей: устроить в честь графа ужин, где он будет единственным мужчиной, собираясь отпраздновать… Что?.. Этого они никому не сказали. Чтобы устроить подобный ужин, нужна немалая отвага, женщины робки поодиночке, но, когда собираются вместе, смелости им не занимать. Ни одна из участниц ужина не отважилась бы пригласить графа Жюля Амадея Гектора к себе и поужинать с ним с глазу на глаз, но, собравшись вместе, поддерживая друг друга, они уже не боялись стать волшебной цепочкой Месмера[39], по которой передавался бы опасный для женской репутации магнетизм графа де Равила де Равилеса.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Те, что от дьявола"
Книги похожие на "Те, что от дьявола" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Те, что от дьявола"
Отзывы читателей о книге "Те, что от дьявола", комментарии и мнения людей о произведении.