С Вишенков - Испытатели

• Название: Испытатели
• Автор: С Вишенков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1947

---

Но впереди еще много работы, и у него не пропала охота летать. Наоборот, обострилось от лежания!

Он часто получал письма от жены и дочери. В больнице его навещали товарищи по работе. Первые минуты они еще помнили докторский наказ и были не особенно разговорчивы, чтоб не волновать больного. Но потом забывали. Они с увлечением рассказывали:

— На фронт идут все новые и лучшие машины. Особенно хорошо работает та, что подвела тебя. Не было, как говорится, счастья, да несчастье помогло. Аварийная комиссия, исследуя обломки, нашла причину пожара. Из-за неправильной установки выхлопные патрубки на моторе быстро прогорели, пламя перешло под капот, распространилось там и пережгло электропровода, идущие к запальным свечам. Оттого и остановился мотор. Теперь все это переделали, и самолет прекрасно воюет, не давая житья фрицам, которых сейчас гонят на всех фронтах…

И после таких разговоров и известий лежать на койке!

Если воля больного в состоянии повлиять на скорость выздоровления, то нужно сказать, что воля летчика Стефановского в сочетании с его железным организмом сыграли немалую роль.

Однако накануне выписки из госпиталя едва не стряслась беда.

Врач принес рентгеновский снимок бедра и сказал:

— Кость неправильно срослась. Под тупым углом. Вот так! — И он наискось приложил указательный палец правой руки к указательному пальцу левой, показывая, как срослась кость.

— Что ж теперь делать? — с дрожью в голосе, предчувствуя недоброе, спросил летчик.

— Придется опять ломать кость и снова сращивать, — ответил врач.

— И много это займет времени?

— Месяца четыре еще придется полежать!

Летчик даже побледнел. Но тут в голове его мелькнула веселая мысль, — чувство юмора никогда не покидало его.

— А что самое худшее может произойти, если я буду ходить так, с костью под углом в сорок пять градусов?

— Что может произойти? — переспросил врач и ответил: — Кость может сломаться!

— И я, стало быть, все равно попаду к вам? — подмигнул летчик.

— Если не ко мне лично, то к кому-нибудь из моих коллег наверняка! — рассмеялся доктор.

— А пока ходить можно?

— Если нетрудно, ходите!

— Тогда я пойду, — решительно вставая, сказал летчик. — Подожду, пока сама сломается, а когда это случится, — весело заявил он, — тогда постараюсь вернуться именно к вам!

«Вас не беспокоит?»

Самолет Краснокутнева летит на восток, где в некоторых городах Сибири будет продемонстрирована — летчикам и техникам, — новая машина, на которой им вскоре придется воевать.

Этот бомбардировщик, больше, быстроходней и грузоподъемней других машин. Внешне он отличается еще и тем, что его третья «посадочная точка» находится в носовой части самолета. Из-за этого у машины на стоянке высоко приподнят хвост.

Едва Краснокутнев успевает приземлить машину, как ее обступает целая толпа. Бортовой техник Калабушев, знающий в самолете каждый винтик, еле успевает отвечать на вопросы.

После внешнего начался внутренний осмотр корабля, во время которого неожиданно произошел конфуз. Несколько человек проникли через нижний люк стрелка в задний отсек и перетяжелили его, отчего хвост самолета быстро опустился книзу, сильно ударившись при этом о землю. Висевшая вертикально крышка люка от удара смялась сама и повредила часть обшивки.

Люди вылезли из машины, слегка напуганные и сильно сконфуженные своей неловкостью. Они так горячо взялись за работу, что все следы поломки через несколько часов исчезли.

Через пару дней самолет вылетел обратно. Синоптики предсказывают хорошую погоду на большей части пути, но в то же время предостерегают, что над Уральским хребтом могут быть неприятности.

Бомбардировщик поднимается, делает прощальный круг над аэродромом, — видно, как снизу машут руками, желая счастливого пути, — и ложится на курс 270 градусов — домой, на запад.

Над самолетом ярко сияет солнце, на душе легко и хорошо: радист только что «поймал» сводку Совинформбюро, из которой нам становится известен новый успех наших войск. Это развязывает языки. Разговоры о температуре и давлении масла, о наддуве и оборотах временно отходят в сторону. Члены экипажа горячо «планируют» направление будущих ударов наших войск. Самолет имеет хорошую звукоизоляцию; проникающий внутрь гул моторов не громче шума в вагоне пригородной электрички, так что вполне можно разговаривать, не повышая голоса.

Постепенно разговор возвращается в профессиональное русло масляных давлений и оборотов мотора. И снова видно, как внизу плывут бескрайние просторы Западной Сибири, хвойные леса, степи, промышленные города и поселки.

А в ушах музыкальным сопровождением к этим пейзажам звучит чудесная музыка: радист настроился на волну, на которой передают отрывки из «Евгения Онегина».

Вдруг Краснокутнев смотрит на часы, достает дорожное зеркальце, глядится в него и с сожалением говорит:

— Поторопились вылететь, и побриться не успел. А на аэродроме жена с дочкой встречать будут. Краснеть небритому придется.

— Да! Теперь уже ничего не сделаешь, — сочувственным тоном говорит Калабушев. — Вот настанет когда-нибудь времечко, в небе можно сделать остановку, бросить якорь у воздушного причала, вылезти из машины, побриться и отдохнуть. А сейчас уже до посадки вам придется потерпеть.

— Пока ваши идеи осуществятся, — отвечает полковник, — еще немало воды утечет. Попытаюсь пока что устроиться попроще.

Он включил автопилот, встал и отправился в хвост самолета. Через несколько минут он принес оттуда небольшой термос с горячей водой, достал из чемоданчика бритвенный прибор, разложил на панели управления, среди разных рукояток, все необходимые принадлежности и, усевшись на свое пилотское место, взялся за дело, оказавшееся весьма нелегким.

Бритва и кисточка от работы моторов тряслись частой и неприятной дрожью, но полковник, не забывая поглядывать на приборы и лежавшую впереди местность, упорно уничтожал бороду. Он намылил сперва одну щеку; с трудом расправившись с ней, принялся было за другую, но внезапно задержался взглядом на горизонте.

Там, вдали, над горным хребтом, виднелась подозрительная черная линия, и ни вправо, ни влево не видно ей было конца. Полковник заторопился, и борттехник Калабушев, который всегда отличался вежливым и мягким характером, видя муки командира (бритва требовала правки), спросил:

— Вас не беспокоит, товарищ полковник? Может, немножко сбавить газ, чтобы не дребезжало?

— Беспокоит, — ответил он, — только не то, что вы думаете, а вон тот грозовой фронт, который движется нам навстречу. — И полковник еще яростней взялся скоблить щеку.

Однако закончить свое дело ему на этот раз не удалось. Самолет стало подбалтывать, заволакивать облаками, и полковник вынужден был оставить недобритой намыленную щеку, отключить автопилот и обеими руками взяться за штурвал.

Самолет входил в бескрайное и глубокое, опасное, бушующее черное облачное море, словно попал в другой мир. Сразу стало темно. По металлической обшивке самолета покатились крупные капли дождя. Послышались глухие, нарастающие раскаты грома. Яркие вспышки молнии, рассекая на куски клубящиеся облака, открывали перед настороженным взором находившихся в самолете людей какое-то царство мрака и хаоса, среди которого они были одиноки и, казалось, беспомощны. Кругом была тьма, и полет шел вслепую по приборам. Через несколько минут что-то более громко, чем прежде, будто железными молотками, застучало по обшивке.

Это был град. Он все усиливался. Удары становились крепче и чаще.

Машину стало трясти. Словно кто-то невидимый и могучий, упершись в облака ногами, схватился огромными ручищами за концы крыльев и, бешено сотрясая, пытался изломать их. Поднялся такой страшный грохот и треск, что летчики, зная, чем нередко кончаются подобного рода полеты, невольно ощупали подгонку парашютов и застыли на местах. Командир упрямо вел корабль вперед. Вдруг ярко сверкнула молния, и раздался удар, заглушивший все остальные звуки. Корабль вздрогнул так резко, что все невольно съежились и втянули головы в плечи. Кабина на миг осветилась, и все ясно увидели командира. Его тело было устремлено вперед, руки впились в штурвал, прищуренные глаза вглядывались в тьму, будто пытаясь пронзить ее. Засохшая мыльная пена до неузнаваемости исказила лицо, все мускулы которого были напряжены.

— Посмотрите, что там случилось, — спокойным тоном сказал он.

И Калабушев, встав на сиденье, прижался носом к прозрачному колпаку, тщетно пытаясь разглядеть, что делается снаружи. Очередная вспышка молнии помогла ему.

— Разбило корпус радиополукомпаса, — сказал он. — Градом, наверно. Он из пластика сделан, лопнул.

— Я думал, что-нибудь похуже, — с облегчением сказал командир, и все остальные тоже облегченно вздохнули.