Фаниль Галеев - По следам призрака

• Название: По следам призрака
• Автор: Фаниль Галеев
• Издательство: Татарское книжное издательство
• Жанр: Детектив
• Год: 1986

Каким бы сложным и запутанным не было преступление, скрыть следы невозможно. Сборник остросюжетных рассказов и повестей посвящен раскрытию преступлений, настойчивости и профессиональному мастерству работников прокуратуры и милиции.

---

Этого «но» я больше всего и боялся. Да и что за привычка у этих экспертов — не выкладывать все сразу! Они словно испытывают терпение следователя, сначала как бы успокаивают его, усыпляют бдительность, а потом в самом конце обязательно преподнесут такое, от чего сразу пересыхает в горле.

— Но, похоже… — он, словно нарочно, медлил с ответом, — похоже, что кто-то посягал на ее честь…

Сразу стало ясно: это преступление… Оставалось лишь поблагодарить эксперта. Я пытался по-новому осмыслить происшедшее, сопоставляя те немногочисленные факты, которыми теперь располагал, но вскоре понял, что пища для размышлений ничтожно мала, и сколь бы я не терзал свой мозг, далеко мне не продвинуться, пока не будет установлена личность погибшей. Я связывался с работниками милиции, наводил справки, допрашивал иногда совершенно отдаленных от событий лиц, но прошло еще два долгих-предолгих дня, прежде чем выяснилось: в одном из конструкторских бюро вот уже три дня не появлялась на работе чертежница Даутова Насима, двадцати пяти лет. Не наведывалась она в эти дни и в общежитие, где проживала с подругой.

Нашли ее знакомых, произвели опознания.

Да, это была она.

Как помнится, главная свидетельница явилась рано утром, когда я еще только устроился за служебным столом.

Судя по всему, ей тоже было не больше двадцати пяти, под стеклами очков светились глаза, полные растерянности и какого-то детского удивления.

— Извините, я, кажется, слишком рано…

Это была первая произнесенная ею фраза, и я сразу же нашел, что голос ее тих, учтив и приятен.

— Ничего, — сказал я, доставая из ящика стола протокол, — утро, говорят, вечера мудренее, а раннее утро, уверяют, еще более… В одежде вам будет неудобно. Прошу! — Я показал на вешалку.

Она оглядела себя, словно убеждаясь в правоте моих слов, улыбнулась неловко и сняла пальто, затем привычным движением поправила свитер, сразу же обтянувший ее тонкую талию, и, не то взволнованно, не то устало вздохнув, села за стол прямо напротив меня.

— Как моя фамилия и как зовут, вы, наверное, уже знаете, — начала она вдруг, удивив меня неожиданной смелостью.

— Верно, — произнес я, склоняясь над протоколом. — Мы еще вчера звонили к вам на работу и обо всем справились. И все же уточнить еще раз ваши анкетные данные нам не помешает.

— Авзалова Гузель Харисовна, — представилась она. — Мне двадцать пять лет. Работаю инженером-конструктором. Там же работала…

Лицо ее исказилось. Она прижала руки к щекам и опустила голову. Плечи слегка затряслись.

— Что с вами? Возьмите себя в руки, пожалуйста, — как можно спокойнее сказал я, понимая причину ее внезапного расстройства. Авзалова уже знала о гибели своей подруги и, видимо, тяжело переживала происшедшее, оставаясь теперь по вечерам в комнате одна, наедине со своими мыслями.

— Извините, — произнесла она тихо, поднимая голову и утирая слезы. — Мне стало как-то не по себе. Я вспомнила…

— Ничего, ничего, — успокоил я ее. — Надо лишь собраться с мыслями, не уступать слабости.

Она кивнула в ответ и, чуть откинувшись на спинку стула, устремила на меня взгляд заплаканных голубых глаз, как бы давая понять, что теперь успокоилась и готова к любому разговору. Я попросил ее рассказать о Даутовой все, что она знает.

— Насима была очень славной, — начала она тихо, неторопливо, как бы рассуждая вслух. — Да, очень славной… Я познакомилась с ней два года назад, когда Насима пришла к нам работать. У нас ее все уважали. Мы жили с ней в одной комнате, вам это, наверное, уже известно. — Она в задумчивости прикусила губу. — Что еще? Насима из деревни, росла и училась в каком-то селе. Говорила мало, но всегда с толком. И, знаете, пожалуй, была даже чуть-чуть скрытной. Но все равно я очень ее любила…

Она поразмышляла про себя, как бы решаясь на что-то, и опять тем же тихим, задумчивым голосом заговорила:

— Вас, конечно, интересует, заводила ли она знакомства с мужчинами… Нет, как раз это меньше всего занимало ее. Правда, она рассказывала, что у нее был школьный друг, потом увлеклась одним мужчиной, но…

Свидетельница сделала паузу, которой хватило ровно на то, чтобы я успел перевернуть страницу протокола.

— Но, мне кажется, это общение не оставило в ней никакого следа. О нем она рассказывала скорее с грустной усмешкой, чем сколько-нибудь серьезно. По-моему, последние два года она была одна. Во всяком случае, я ни разу не замечала, чтобы к ней приходил кто-то…

— А в тот вечер когда вы видели ее в последний раз? — с осторожностью осведомился я.

Вопрос сразу же переменил ее настроение: она заволновалась, глаза опять увлажнились, на лбу появились две неглубокие морщинки.

— Да, да, — тихо обронила она, снимая очки и прикасаясь пальцами к глазам, — это был странный, весьма странный вечер. До сих пор не могу понять, что с нею случилось. Помню, долго ждала ее. Она обычно не задерживалась. А тут явилась в одиннадцатом часу ночи и не одна. Был с нею мужчина. Высокий такой, черноглазый. Красавец, словом. Назвался Джаудатом и, по-моему, был немножко пьян. Но на это, наверное, обратила внимание лишь я одна. А Насима… Она, казалось, была ослеплена, металась вся в каком-то волнении. Собрала на стол, принесла откуда-то бутылку вина, и мы отметили наше знакомство. Правда, Насима не притронулась к рюмке. У нее было не в порядке с давлением, и она в то время ходила на лечение. Ну, а потом? Потом я ушла к знакомым в соседнюю комнату. Насима и Джаудат оставались вдвоем. Были слышны смех, музыка… Словом, ничего плохого. Я пробыла у соседей примерно полчаса и, когда выходила, встретила в коридоре Насиму и Джаудата. Оба были одеты. Насима сказала, что проводит Джаудата до машины и сразу же вернется.

— Так, стало быть, они приезжали на машине?

— Да, — кивнула свидетельница. — Джаудат сказал, что оставил машину возле общежития. Кажется, он говорил, что у него «Москвич». И гараж где-то там, поблизости… Так вот. Насима ушла провожать его, сказав, что сразу же вернется, и я осталась ждать ее в комнате. Прождала всю ночь, но она не вернулась…

Авзалова тяжело вздохнула и, положив руки на стол, застыла в задумчивости. Так она просидела, пока я не дописал еще одну страницу протокола и не спросил ее:

— Вы точно помните, что Насима не собиралась в тот вечер поехать куда-нибудь? Ну, скажем, навестить кого-то?

— Нет, нет! — закачала она головой. — Насима не хотела никуда и ни с кем ехать. Она пошла лишь проводить его. Так и сказала: «Я только провожу его и сейчас вернусь». Она не надела даже шапки и перчаток…

— Даже шапки и перчаток… — повторил я. — Ну, а как Насима вообще относилась к вечерним прогулкам? К автомобильным, в частности?

— Вечерами Насима никуда не выходила. Разве что в кино иногда — и то со мной или с другими девушками. Что же касается машин, то она просто ненавидела их. Насима рассказывала, что однажды села в машину, и к ней приставали ребята… С тех пор она остерегалась машин, особенно случайных. Чтобы сесть в такси — и то надо было уговаривать ее. Она не знала даже, как открываются и закрываются дверцы…

— Ну, что же, спасибо, — закончил я, протягивая ей протокол. — Вы дали нам весьма ценные показания. Прочтите, пожалуйста, и распишитесь.

Она пробежала по протоколу взглядом, расписалась и, видя, что ее более не задерживают, начала одеваться. Попрощавшись со мной, на минуту задержалась у двери:

— Мне жаль ее. Она и вправду была очень славной…

В ее голосе звучала искренность.

Я лишь кивнул ей в ответ.

Когда на следующий день передо мной предстал высокого роста,, пышущий здоровьем молодой мужчина в распахнутой дубленке, в отливающей черным блеском шапке-москвичке, предстал с обаятельной улыбкой, стало ясно, почему перед ним так широко открывались двери многих солидных учреждений, почему ему доверялись довольно ответственные посты, которые он в скором времени покидал добровольно или по принуждению, и почему, наконец, так волновалась в тот злополучный вечер загадочно-робкая чертежница.

Да, это был он, Джаудат Мухарлямов, по последнему месту работы — инженер безопасности движения.

Впрочем, и элегантность, и обаятельная улыбка — все оказалось ширмой. Достаточно было одного вопроса, чтобы маска благопристойности исчезла и на смену ей пришли мелкая дрожь и мертвенная бледность, выдававшие его с головой.

Почему он в тот вечер не отпустил Насиму домой?

В ответ невнятное:

— Насиму? Какую Насиму? Вы что? Зачем это? — И тут же, словно невольно: — Что с нею?

— Она убита.

Опять невнятное, несуразное:

— Убита? Зачем? Нет… Чепуха… — И вслед за этим уже возмущенное, напористое: — Вы меня подозреваете? Я — убийца? Убийца? Что за провокация! Я буду…

Длилось это минут двадцать, не меньше. А потом, как и полагается, все стало на свои места. Я, как следователь, деликатно разъяснил Мухарлямову возникшее в отношении него подозрение, права подозреваемого во время следствия, а он, убедившись, очевидно, в соответствии всего происходящего нормам уголовно-процессуального законодательства, поостыл и обронил уже тихо, беззлобно: «Так бы сразу и сказали, а то таким вопросом и прямо в лоб…»