Андрей Быстров - Владелец кинотеатра

• Название: Владелец кинотеатра
• Автор: Андрей Быстров
• Издательство: АРМАДА: «Издательство Альфа-книга»
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-93556-567-6

Странные вещи происходят с недавних пор с музыкантом-джазменом Борисом Багрянцевым и его любимой девушкой Ольгой Ракитиной. То все наличные в доме в царские деньги превращаются, то вместо портретов Луи Армстронга и Дюка Эллингтона на стене олеографии конца 19-го века оказываются. А тут еще какой-то тип в черном со значком серебряного сфинкса и странной фамилией Монк к Борису пристает и требует книгу продать за десять миллионов баксов. Тот бы и рад, да что за книга, понятия не имеет…

---

— А… Все равно спасибо, что предложили.

— Но тут за углом есть киоск. Доедем?

— Доедем!

Он нажал на педаль. Ему показалось, что двигатель отозвался легко и радостно.

Возле киоска (они вышли из машины вместе) отирался нищий старик. Пока Борис покупал пиво, он привязался к Оле с какой-то жалостливой историей. Борис повернулся к нему с намерением дать несколько монет, но с удивлением увидел, что девушка протягивает нищему крупную купюру.

— Оля, — сказал он, когда они усаживались в машину. — Ты чересчур щедра, ты так разоришься в два счета. Их столько, что…

— Я знаю, — тихо ответила она. — Только сердце кровью обливается всякий раз… Не могу это видеть. Понимаешь, у них совсем другие проблемы…

Борис кивнул, поворачивая ключ зажигания.

4.

В прихожей горел свет. Борис никогда не выключал его, если уходил и рассчитывал вернуться затемно. На безмолвный вопрос Оли он ответил так.

— Ненавижу возвращаться в темноту. Когда свет горит, хоть иллюзия создается, что тебя ждут…

Он сразу направился в кухню, разгружать сумку с пивом, к которому были приобретены и соленые орешки, и сухарики. Оля осматривалась в маленькой гостиной. Обстановка здесь была самой обыкновенной, по модному лет сорок назад стандарту — тахта, журнальный столик с двумя креслами. На стене над пианино висел портрет красивой темноволосой женщины, вставленный в нехитрую деревянную раму.

— Кто это? — спросила Оля, когда появился Борис с подносом, где стояли чешские кружки, откупоренные бутылки и блюдца с орешками и сухариками.

— Мама, — Багрянцев поставил поднос на журнальный столик. — Ее давно нет…

— Прости.

— Ну, что ты… Вообще-то я не очень люблю эту комнату. Она хороша только тем, что сюда влезает пианино. Загляни-ка лучше вот сюда. Это, выражаясь высокопарно, кабинет, он же спальня. Тут я, собственно, и обитаю.

Оля вошла во вторую комнату, поменьше гостиной. Здесь на столе стоял компьютер, на стеллажах — музыкальная аппаратура в окружении сотен кассет и компакт-дисков. На плакатах Оля узнала Элтона Джона и Кэта Стивенса. По поводу еще одного плаката с портретом чернокожего саксофониста Борис пояснил, что это Гровер Вашингтон.

— Твой кумир?

— Не думаю, что у меня есть кумиры. Я просто люблю его музыку. Вот, послушай… Сейчас, это в компьютере…

Он включил компьютер, и расплавленное золото саксофонных рулад пролилось в комнату, сделав ее будто светлее, рассыпав солнечные зайчики там и тут.

— Здорово, — сказала Оля. — А компьютерные игрушки у тебя есть?

— Целое море, — заверил Борис.

— Сразимся во что-нибудь?

— Сейчас? Чтобы пиво выдыхалось, пока мы сражаемся?

— Можно совмещать… Да нет, пошли обратно пить пиво. Успеем еще…

Они вернулись в гостиную и уселись в кресла у журнального столика. Борис наполнил кружки, засверкавшие янтарем.

— За что мы выпьем? — спросил он. — За песню по радио?

— За бесцельность бытия.

— Потому что она привела тебя туда… На ночную улицу?

— И поэтому тоже… И за все, что бесплатно.

Чуть соприкоснувшись краями кружек, они выпили до дна.

— А теперь, — Оля поставила пустую кружку на поднос, — где у тебя ванная? Хочу смыть пыль минувшего.

Пока она плескалась в ванной, Борис медленно переодевался в домашнее, слушая Гровера Вашингтона. Оля вышла в его халате, с мокрыми волосами. Капельки воды поблескивали на ее лице, на приоткрытых губах. Борис молча подошел к ней, обнял. Она порывисто прижалась к нему.

— Не уходи, — прошептала она.

— Ну, конечно, — он улыбнулся. — Сейчас все брошу, повернусь и уйду…

— Совсем не уходи. Никогда.

— Нет, — серьезно сказал он.

Ее дыхание пахло молоком… Как дыхание ребенка. Борис поцеловал ее, осторожно… Она ответила так неистово, словно боялась вот сейчас, в эту секунду, навсегда потерять его, и отчаянно пыталась удержать. Халат соскользнул с ее плеч. Борис целовал ее всю, с головы до ног… Он плакал? Или это капельки воды с ее волос на его лице? И снова с небывалой ясностью вспыхнуло это ощущение, гора и река… Синее-синее небо, там, далеко-далеко…

Волна нежности захлестывала Бориса, звенящая волна, кругами летящая из единого центра — там, где билось ее сердце, чуть вздрагивала ритмично кожа под левой грудью. Они больше ни о чем не говорили, ни слова… Еще часа четыре, а может, пять. Их любовь была робкой, сопротивляющейся, умоляющей, мучительной, всепрощающей, дерзкой и смелой. Она сметала преграды, она взрывалась ослепляюще-бесшумно на вершинах. Утомление, стон и нежность, и новый взрыв — она вбирала в себя все и все раздавала щедро, неразборчивая в своих дарах. Перечеркивалось время, исчезали целые миры, и ничто не имело значения.

Потом они лежали в объятиях, вновь без единого слова, потому что и слова не имели значения сейчас. Оля тихонько засмеялась.

— Что? — шепнул Борис.

— Ничего. Просто мне хорошо.

Поменялись зеленые цифры на дисплее электронных часов на книжной полке. Борис бросил на них мимолетный взгляд. Это были просто цифры — ни с чем не связанные, никакого смысла не исполненные, не предупреждающие ни о чем. Просто зеленые цифры на дисплее.

5.

Закутавшись в халат, Оля сидела на постели, курила вторую сигарету подряд. Борис поставил возле компьютера принесенное из холодильника пиво.

— Что? — спросила с улыбкой Оля. — Пришла пора во что-нибудь сразиться?

— Почему бы и нет? Во что ты любишь играть?

— Да все равно… Во что-нибудь… Бильярд, например…

— Бильярдов у меня сколько угодно, каких только нет… Вот, есть очень интересная бильярдная игра — «двадцать четыре цента».

— В такую я не играла. Трудная?

— Правила очень простые, но вся прелесть в стратегии. Каждому шару присваивается определенное количество очков, или центов по игре. Надо набрать двадцать четыре, но полно тонкостей, по ходу обьясню… Попробуем?

— Давай!

Борис включил игру. На экране промелькнули веселые мультипликационные заставки.

— Ой, — спохватился Борис, — я орешки забыл принести.

— Сиди, я сама…

Оля скрылась в гостиной, а Борис уже готовился набрать на клавиатуре запрошенные компьютером имена игроков… Его рука повисла в воздухе над клавишами.

Экран потемнел. Тьма продолжала сгущаться, наливаясь зловещим пурпуром. Это был вихрь, воронка пурпурной мглы. И этот вихрь кружился в комнате, втягивал Бориса, лишая его способности видеть, слышать, сопротивляться. Ничего. Только багровая тьма.

Потом он увидел …

Он был в лесу, вековом лесу, каких на всей планете, наверное, давным-давно не осталось. Огромные деревья вздымались под небеса, они стояли не так часто, чтобы между ними не был виден далекий холм, а за ним — башни замка. Веяло горьким дымком костра, и до слуха Бориса доносился глуховатый топот лошадиных копыт по устланной опавшими листьями лесной дороге. Кто-то вот-вот должен был появиться из-за поворота, скрытого клубами багровой мглы. Борису стало страшно. Нет, он боялся не того, кто появится, а неотвратимых, ужасных перемен, какие принесет с собой всадник.

— Вот и орешки, — прозвенел голос Оли из немыслимого далека, из иного мира.

Этот голос зацепил, позвал… Он указал дорогу, по которой Борис вернулся обратно, в свою комнату. То, страшное, отпустило его. Он знал, что никакое волевое усилие не помогло бы ему вернуться. Его просто отпустили, позволили уйти. Надолго ли?

— Что это с твоим компьютером? — Оля кивнула на темно-пурпурный экран.

— Ты… Видишь это? — пробормотал Борис.

— Что, экран? Вижу, конечно… А с тобой что такое? Ты весь бледный, как…

— Сбой программы, — прохрипел Борис невнятно.

— И тебя это так расстроило? С компьютерами и не то бывает. Перезагрузись, и все дела.

— Да… Да.

Борис вдавил кнопку перезагрузки на корпусе системного блока. При этом он весь внутренне сжался, точно ожидая немедленного взрыва… Но ничего из ряда вон выходящего не случилось, загрузка прошла как по нотам.

— Вот видишь, все в порядке, — сказала Оля. — Включай теперь игру.

— Нет, подожди…

— Что такое?

— Ну… Если игра один раз рухнула, может снова… Испортит еще что-нибудь основательно. Давай-ка лучше переустановим ее с диска. Достань, пожалуйста, диск вон из того шкафчика. Он в синей коробке, на ней написано «Бильярды».

С опаской взявшись за мышь, Борис подвинул курсор. Оля открыла шкафчик.

— Ох! — воскликнула она. — Что это за штуковина?

Борис обернулся к ней. Оля держала в руках старинную шкатулку. Это была изумительной работы вещица, красного дерева, декорированная редкостными самоцветами, украшенная прихотливой резьбой. По углам крышки сверкали мрачным рубиновым огнем драгоценные камни замысловатой огранки. Изысканная красота этой шкатулки потрясала с первого взгляда… Но и отталкивала. Орнамент был слишком переусложненным, резьба чересчур утонченной. Казалось, создавший шкатулку мастер либо не знал меры (что маловероятно при таком уровне работы!), либо в его намерения входило отравить эту красоту ядом сладчайшей причудливости. Шкатулка была красивой, но она не была прекрасной. Чтобы соответствовать этому понятию, ей недоставало гармоничной сопряженности линий, истинного благородства… А впрочем, нельзя было сказать, что ей чего-то недоставало. Напротив, всего было слишком много в ней. Она была как опиумный фимиам.