Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

• Название: Счастье потерянной жизни - 3 том
• Автор: Николай Храпов
• Издательство: Смирна
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги 66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда. Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем"

---

Сбежались все домашние, письмо переходило из рук в руки. Потом начался совет, как все приводить в порядок и как встречать Павла. Всем он представлялся каким-то большим и почему-то строгим. Поэтому все, наиболее провинившиеся, заметно притихли. Целую неделю в доме была генеральная уборка: белилось, клеилось, чистилось, скоблилось, перестанавливалось.

О приезде Павла немедленно разнеслось среди родных и верующих, и дом Владыкиных вновь оживал. Однако время шло, а Павел с приездом почему-то все медлил. Мучительной тоской начало сжимать грудь Луши: "Уж не случилось ли чего опять?"

* * *

После недельного ожидания и отдыха по окончании плавания, получив вещи, колымчане стали разъезжаться по необъятным просторам страны. Павел не мог оторваться от окна вагона, поглощая взглядом, пробегающие незнакомые пейзажи Дальнего Востока, Забайкалья, Сибири. Особенно затрепетало его сердце, когда проезжали город Биробиджан. Как бы отвечая ударам его замирающего сердца, поезд мерно отстукивал колесами на стыках, медленно проезжая мимо тех мест, где в многочисленных схватках жизни со смертью, несколько лет проходила, жутким маршем, его молодость.

Ритм движения поезда будил воспоминания прошлого. Вот город Известковый на замшелом болоте, как серый призрак, выбежал из небытия. Здесь (в 1935 году) сделал он с арестантской сумкой первые шаги по дороге испытания. Через 10–15 минут, цокая буферами, еле-еле продвигаясь на крутом повороте, поезд проходил мимо потока "Хораф".

Теперь он, скованный льдом, покоился под ворохами, наметанных пургой, сугробов, но Владыкин разглядел бы его и ночью. Здесь находил он ключ к не разрешенным проблемам жизни, здесь вдохновлялся на новые подвиги, будучи поверженным в прах от изнеможения. Познавая свое ничтожество, в рыданиях, сливаясь с говорливыми струями потока, он поднимался до великого, недосягаемого; изливал в горести душу перед Творцом и слушал неизреченные слова Его, переполняющие восторгом сердце.

…Но вот и первая фаланга — грозная арена жизни. Подернутые морозным бельмом стекла и прогнившая местами крыша, на бывшем доме начальника засвидетельствовали, что он необитаем, как и ряд других построек. Вдали от дороги, через минуту, пробежал в окне остов русской печи среди большой груды развалин. Павел догадался, что это все, что осталось от избушки. Через час промелькнул, наполовину заметенный снегом, Лагар-Аул, а с ним не похороненные образы Архипа с Марией, теперь уже давно почивших. Неузнаваемо чужой, открылась вдруг перед Владыкиным за туннелем, обновленная панорама города Облучье. Выйдя на перрон, он долго вглядывался в окружающее, но увы, прожитое десятилетие все изменило так, что кроме окружающих сопок, все было иным. Неизгладимыми остались только образы Зинаиды с бабушкой Юлей и вереницы тех, кто были невольными преподавателями в суровой школе жизни: Мацкий, Магда, начальник Ходько, Любовь Григорьевна и другие.

За окном, давно уже позади, осталась дальневосточная тайга с ее вздыбленными горными пейзажами, с причудливыми извилинами серпантинов между сопок. Проплыли необозримые просторы Забайкалья и само озеро Байкал, хранящее таинственное молчание под ледяным покровом. Вновь завыли сибирские метели, обдавая стекла вагонов снежной пылью, одна только мысль утешала Павла, что все это, вскоре, должно смениться ласковой теплотой юга.

В Новосибирск приехали рано; утро встретило стужей. Павлу два-три часа пришлось потратить на вокзале, в многолюдье, для оформления дальнейшего проезда в город Ташкент; но здесь, по милости Божьей (то, что люди привыкли часто называть случайностью), он получил, просто от Господа, номер в очереди, чтобы взять билет до самого Ташкента, но через трое суток. Огромное помещение вокзала было забито передвигающимися людьми, но что ему до того? Он ехал к невесте, а потом к дорогой бабушке и семье. Выйдя в город, Владыкин подумал: "Ведь есть же где-то и "свои", но как найти?" Помолившись Господу, Павел пошел с уверенностью, изучая каждого прохожего, ожидая, что Бог пошлет ему желаемое навстречу. По дороге он увидел православный храм. Жажда услышать и увидеть, что-либо напоминающее о Боге, побудила его зайти туда. Он рассуждал: "Ведь здесь же люди молятся и некоторые — от искреннего сердца".

Войдя внутрь, он увидел небольшую толпу, среди которых выделялись три молодых пары; шло венчание. Павел отошел в сторонку и, склонив колени, долго прилежно молился, забыв об окружающем. По окончании молитвы он заметил, что многие со вниманием и удивлением глядели на него. Воспользовавшись этим, Павел подошел и спросил, не знает ли кто, где живет кто-либо из евангельских баптистов. Ему ответили, что дом молитвы находится на улице Журинской, но днем он там никого не застанет. Тогда к Владыкину подошел подросток и изъявил желание проводить его к своей соседке, которая, по его словам, была баптисткой. Так, спустя одиннадцать лет, Павел перешагнул порог незнакомого ему дома и, увидев женщину, окруженную детьми, с трепетом в душе произнес: "Мир вам!"

С открытой душой и радостным взором хозяйка ответила на его приветствие, вопросительно ожидая дальнейших объяснений. Павел в нескольких словах рассказал о себе, что он с Крайнего Севера, где многие годы пробыл в страданиях за свидетельство Иисусово. Этого было достаточно, чтобы хозяюшка, с восторгом, вторично поприветствовала брата и, предприняв кое-какие хозяйственные приготовления, побежала пригласить своих по вере, из живущих по соседству. Через час в комнате собралось еще шесть человек из молодых и пожилых сестер. Дух Святой так коснулся сердец всех присутствующих и самого Павла, что все, в неописуемом восторге, слушая молодого гостя, умилялись и просидели до вечера. Юноша, впервые проповедуя, почувствовал, как Господь исполнял его силой и мудростью. Это была его первая проповедь, которую он сам посчитал, особой. После молитвы условились сделать перерыв, а позднее собралось на это место почти в два раза больше людей. Из беседы стало известно, что в доме молитвы собрание очень многолюдное, но детей вообще не допускают, не разрешают молодежи декламаций, проповедовать приезжим гостям, молиться за узников, петь многое из старых гимнов. Пресвитером общины поставлен недавно, досрочно освобожденный из заключения, брат Филипп Григорьевич Патковский, а помощником его Артур Осипович Мицкевич. В общине многие видят отступление, а поэтому, кроме собрания, отдельные группы верующих, в том числе молодежь, собираются в удобное им, свободное время по домам. Среди верующих заметно возмущение.

Владыкин был очень удивлен, услышав об этом неслыханном явлении, ничего подобного раньше (в своих общинах) он не знал. Для него понятие об общине — это что-то близкое, родное, святое, связанное с той дорогой любовью, память о которой в нем сохранилась с детских лет. Вечером, на следующий день, когда его привели в собрание, он действительно почувствовал себя очень неловко; несмотря на то, что в собрании он уже не был семнадцать лет, сердце не получило никакого утешения. Пение было очень знакомое, волнующее, поистине родное, но проповеди сухие, безжизненные, молитв очень мало — и какие-то не свои, как он выразился о них. Мучительно волновал душу один вопрос: чего, во всем этом, не хватает? С воплем, он вопросил об этом Господа и тут же получил ответ — огня.

Во время молитвы Павел почувствовал побуждение молиться: Он благодарил Бога за пережитые скорби, славил Господа за милость, молясь о гонимом братстве, об оставшихся на Севере друзьях, о скором пришествии и о готовности к Его встрече. Молитвенный поток, разгораясь, захватил многие сердца, полились слезы.

После молитвы, по окончании собрания Павел призвал всех ко вниманию и передал приветствие от узников Севера. Все стали расходиться, проходя мимо Владыкина, и он чувствовал, что многие глядят на него с отчуждением. Сначала он стоял одиноко, но потом вокруг него образовался маленький кружок, который быстро стал увеличиваться. От кафедры отделился пожилой мужчина и, подойдя к Владыкину, заявил официальным тоном:

— Брат, вы, я вижу, здесь новый человек, и к вам пришлось снизойти; но впредь знайте: молиться за узников можете дома, прежде всего, потому, что не разрешено, так как мы живем в свободной стране, и если и есть какие узники, то это по их неразумию. Негоже молиться и о пришествии, многие понимают это фанатично, как пишет ап. Павел, как будто уже наступил день Господень. Каждый это имеет в сердце своем, кому как открыто, зачем в людях возбуждать к этому особые чувства? Еще объясню вам, насчет привета: здесь принято свое приветствие писать на записке и передавать на кафедру, там прочитают и передадут привет, как полагается. А теперь я хочу вас поприветствовать, как брата, сочувствуя вашим переживаниям, и спросить: какое у вас впечатление о нашем собрании, может чего не хватает в нем; нам разрешили проводить его недавно, после большого перерыва.