Вера Афанасьева - Конец света. Русский вариант

• Название: Конец света. Русский вариант
• Автор: Вера Афанасьева
• Жанр: Современная проза

Воплощённые мечты героини гоголевской "Женитьбы" : в том смысле, что ежели от Салтыкова-Щедрина взять гротеск, от Сухово-Кобылина - сатиру, от Джойса - поток сознания, от Свифта - едкость, от Чехова - ироничность, а от Теккерея - размашистость и першпективу...

 ...то и выйдет Конец света. По-российски.

---

 – Вот им и приносит в клювике вся Страна.

 – Ну да, а вшивые интеллигенты всё сомневаются, всё думают. А тут сомневаться не надо, руководи себе, да и все. И знать ничего не надо, советники всё расскажут, а спичрайтеры все напишут.

 – Чтобы во власти крыша съехала у любого, нужно всего три года. Это известный факт. За это время тебя так вылижут, что поверишь: да, я особенный, самый-самый, лучше всех. И поэтому никто, кроме меня, не может быть главным. Параноики.

 – И ведь никто из власти по своей воле не уходит! Раньше в белых тапках выносили, а теперь пинка дают.

 – Хороши пинки! Мне бы кто такого пинка дал! Выгонят из одного кресла – тут же в другое сажают. Вот так они и мотаются из ведомства в ведомство, из министерства в министерство. Тут замминистра побыл, там – министром. Ценные специалисты, причем сразу во всем. Им один хрен – банное хозяйство возглавлять, мясомолочную промышленность или культуру. Универсалы, гении.

 – Как же иначе? Они ведь друг другу свои, почти родные. Потому что одинаковые. А представьте, что туда кто-то  отличный от них попадёт –  интеллектуальный или высоконравственный. Будет же твоя моя не понимает. А кому это приятно?

 – Да уж, глядя на них, никогда не скажешь, что мы великая держава.

 – Какая, к чёрту, великая держава! На каком основании мы считаем себя выше тех, у кого мы постоянно одалживаемся?

 – А у нас это в традиции: хаять тех, у кого просим милостыню. Потому что богатые и здоровые всегда плохие, а бедные и больные  –  хорошие. Смесь христианских и совковых представлений плюс достоевщина.

 – Если величие определялось бы только деньгами… Ведь есть что-то ещё, согласитесь.

 – Ну, конечно, конечно. Пушкин, балет, да?

 – А эта зачем на трибуну полезла, блондинка ведь…

 – Вы совсем как моя соседка – девочка четырех лет. Слышу, она недавно спрашивает: мама, почему у нас киска беленькая-беленькая, а какает такими чёрными какашечками?

 – Не скажите, по виду можно многое определить. Чёрные курицы несут темные яйца.

 – Дух высекает себе резцом лицо? Представляете, какой дух высек, например, вот это?

 – Неужели к власти никогда не придет кто-нибудь снизу, настоящий народный избранник?

 – Да что мы, в Великом Новгороде, что ли? В двенадцатом веке? Где это вы видели народных избранников у власти?

 – Так вспомните хотя бы Валенсу. Или Гавела.

 – Ну, и где они? Вот Гавел умер – про него и не вспомнил никто, наши даже соболезнования не выразили. А ведь отец бархатных революций.

 – Демократы они потому что, и в странах этих демократия. А  плачут всем миром только о диктаторах. И попробуй, не поплачь.

 – Про Гавела у нас не упомянули, потому что он Второму помешал международную премию получить.

 – Зато корейцы рыдают – это что-то!

 – Как им не рыдать – генетика. Забитый в геном культ предков, тысячелетия конфуцианства и семьдесят лет коммунизма.

 – Неее, это не с конфуцианством связано, а с шаманизмом. Он у них традиционен.

 – А теперь вот умер Великий Шаман… Главный Фокусник…

 – Все они фокусники…Ещё те…

 – Самый главный для северных корейцев культ – Чхондогё, Небесный Путь.

 – Слушайте, это ж надо, какое сходство! Ведь и мы только и говорим о каком-то особенном нашем пути, предначертанном нам то ли историей, то ли богом. Это и есть  наш Чхондогё.

 – Путь  нашей страны напоминает след бешеной козы на длинной привязи. Петляем, бегаем зигзагами, сигаем и мечемся, но всякий раз приходим к одному и тому же.

 – Да мы и не можем к другому придти! Если кому-нибудь, кто всю жизнь прожил в бараке, выпадает возможность построить дворец, он строит огромный барак. Это же известно.

 – Но у нас теперь не только свой путь, но и своя идея чучхе – новизна новейших инноваций…

 – И свой Великий Шаман. Вчера смотрю по телевизору: оказывается, в девяносто восьмом году нынешнее Второе лицо, тогда ещё мало кому известный чиновник всем известного ведомства, в одиночку спас Страну от падения в пропасть, поэтому и стал Первым лицом. Тут уж даже рыдающие сороки с медведями нервно курят в сторонке. И Сталин отдыхает.

 – Тогда  Страну спас, а теперь вообще весь мир от пропасти спасает. Уж и не знаю, что мир без него делал бы.

 – Какие там, к чёрту, инновации, со старой наукой разобраться бы. Вон, вся бывшая оборонка до сих пор стоит! Институты и заводы – словно после атомной бомбежки, а ученые – нищие старики, просидевшие полжизни без зарплаты. Я называю это – руинизация всей страны.

 – И в башках у большинства одни руины. Старые мозги вынесли, а новых не положили.

 – Главное, чтобы не заставили в каждой квартире завести маленькую доменную печь, как в Китае во времена культурной революции.

 – Не, печь теперь неактуальна. Теперь нужны домашние нанопроизводства. Иначе нам проклятых капиталистов никак не перегнать, а ведь нужно зачем-то.

 – Мы все болтаем, болтаем. Там, наверху, – ярмарка тщеславия. А тут, внизу, – вечная школа злословия. Не пора ли начать делать дела?

 – Ага, дела. Мы вообще деловые. Стишок знаете?

 Слава богу, вот и я

 Начал обживаться.

 Продал дом, купил ворота,

 Буду запираться

 – Не просто деловые – деятельные. Груши околачиваем, из пустого переливаем и шкуру неубитого медведя делим. ИБД.

 –Самая  главная наша работа  – писать отчёты и отчёты про отчёты

 – А уж какие мы  демократичные! На всякое «против» найдется свое «за», на всякий митинг – антимитинг, на каждое шествие – противошествие, на любых оранжевых – свои синие. И вот что интересно: у властей наших очень тонкая душевная организация. Любой митинг до заикания пугает, любой антимитинг успокаивает. Демократия, бля!

 – Сегодня весь день по радио оранжевые песни передают: «Оранжевое небо» и «Желтую подводную лодку». С юмором люди.

 – Господа, но, согласитесь, если мы всё-таки объединимся и все, дружно, как один, призовем…

 – Где это вы видели, чтобы призывы, особенно дружные, дошли до тех, к кому обращены? Вот я третьего дня выхожу на балкон, смотрю: котяра, поганый такой, крадется к моей кошке. Кричу ему: вон отсюда, гадость мерзкая! Тут же ретировалась присевшая на скамеечку  чужая старушня, порскнула от двери подъезда расклеивавшая объявления девица, кинулся прочь слонявшийся во дворе мальчуган и спрятался за дерево поджидавший подружку паренек. А котяра и ухом не повел и продолжал свое дело. Думаете, если бы мы с женой дружно его призвали, он бы нас послушал?

 – Да уж, когда один призывает, куда больше толку. Сегодня вот с утра Первое Лицо Церкви выступало, призывало к бдительности и «сюда не ходить – туда ходить». Дескать, сам Господь против провокаторов, ему это во время молитвы открылось. Это как же называется-то, а?

 – Это называется тяжелая артиллерия.

 – И Гидрометцентр призывал, заботился: морозы, говорит, из дома не выходите, опасно.

 – Может боженька, и правда, против?

 Они потрепались ещё немного, а потом ещё немного и разошлись. Флэшмоб, он и есть флэшмоб – не преследует иных целей, кроме возможности чуточку поразвлечься, сделать хоть что-нибудь бессмысленное и отдохнуть от повседневных дел. Да и не лето – замерзли все. Хорошенького понемногу, пора домой и как следует подкрепиться. Да и опрокинуть стопочку-другую не повредит. А то ведь так и заболеть недолго, а кому охота перед праздниками? Но сами себя изрядно порадовали и успокоили, потому что ведь теперь все иначе: все активны, и все протестуют, и гражданское общество. А значит – не допустят и изменят, так что все пойдёт правильно, и все будет хорошо.

 А после Нового года, когда все окончательно объелись, обпились обоспались и оботдыхались, начались новые чудеса с погодой и природой. Бескрайний Китай, словно Асфоделиевы болота, скрылся в беспросветном тумане. В теплой Швейцарии, будто на Северном полюсе, намело двадцатиметровые сугробы. Почти потонула в ливневых потоках заасфальтированная Европа. А в Калининграде над могилой незабвенного Канта зацвела январская сирень.

 На родине же погоды стояли чудные, и всякий день падал прошлогодний снег, пока в пятницу, тринадцатого, не наступил наконец наш собственный Новый год. Тогда уж и снег стал новогодним, но все продолжал падать, и от этого вокруг было тепло, мягко, сыро, славно. И сумерки были ранними, и улицы были темными, и окна светились ярко, и все было очень хорошо.

 – Богатая у нас страна. Всего-то у нас много. Новых годов – два. И Рождества – два. А Пасхи – целых три. Нет, и Новых годов три. Ещё один будет двадцать третьего. И к нам прилетит Чёрный Дракон, он добрый.

 Но прилетел не чёрный дракон, а Ужас. Тот самый, пятимиллиардный и громадный, небрежно выброшенный нашими во Вселенную ещё в ноябре, а теперь сбитый проклятыми врагами. Махина поначалу перепугала ни в чем не повинных жителей экватора, а потом удивила и весь мир: плюхнулась так, что обнаружить следов ее падения не удалось никому.