Вячеслав Веселов - Темные ночи августа

• Название: Темные ночи августа
• Автор: Вячеслав Веселов
• Издательство: Отечество
• Жанр: О войне
• Год: 1994
• ISBN: 5-85808-139-8

Тяжелым дням войны посвящен приключенческий роман В. Веселова «Темные ночи августа».

---

Все заулыбались, запереглядывались, потому что и без того было известно, что Лешка скажет:

— Авиация.

Грехов продолжал изводить их разговорами об авиации даже на балу:

— Самолеты, самолеты, самолеты…

В летное училище его не приняли. Врачи в один голос повторяли: «Росточком не вышел», — вздыхали и советовали больше каши есть.

Грехов пришел в местный аэроклуб, и какая-то добрая душа приняла его на отделение планерного летания. Мол, пусть потешится, авось остынет.

Теперь он целыми днями пропадал в аэроклубе, хотя днем там делать было нечего: курсанты приходили на занятия после работы. Грехову нашли дело — тесную каморку, где он со школьниками мастерил модели самолетов. Отпустив мальчишек, Грехов наскоро перекусывал тут же за столом, заваленном бамбуковыми рейками и обрезками бумаги, шел на занятия, а вечером вместе с другими курсантами, строем и с песнями возвращался в город. Утром он снова был у себя в мастерской.

Грехов прошел всю программу обучения, был зачислен в школу пилотов ВВС РККА и первым из курсантов вылетел на У-2. Правда, дело было не в нем, не в его, то есть, талантах, а в инструкторе Жикине.

Жикин посмотрел на него исподлобья:

— А ну-ка, сделай еще круг.

Грехову, видать, только того и надо было. Забрался повыше и давай «бочки» крутить.

Начальник школы спрашивает:

— Кто это там резвится?

— Курсант Грехов, — отвечает инструктор.

— Вы что, с ума сошли!

— Грехову инструктор без надобности, — объяснил Жикин. — Ему учеба только во вред.

— Я вас арестую, — сказал начальник школы.

Инструктору Жикину скоро надоело нянчиться с курсантами и он ушел в строевую часть. Обычное дело: хороший летчик — плохой педагог. Но вот о Жикине-то Грехов больше всего и говорил, только его и вспоминал из своих учителей.

Грехов легко поднимал в воздух тяжелую машину, по технике пилотирования неизменно получал «отлично», но, оказалось, ему совсем другое было нужно. Он пришел к начальнику школы с просьбой отпустить его в истребительное училище. На лице курсанта была написана непоколебимая вера в то, что ему суждено не просто летать, но быть летчиком-истребителем.

Начальник школы долго уговаривал Грехова, а потом взорвался:

— Вас позвали в авиацию не для вашего удовольствия. Это стране нужно! Есть еще долг! Слышал ты про него? Иди и служи.

В 1939 году Грехову присвоили звание младшего лейтенанта и направили на Балтику, в минно-торпедный авиационный полк.

Грехова ценили в полку, а он рвался в истребители, все рапорты писал, просил отпустить…

Мечтам Грехова об истребительной авиации не суждено было сбыться. Судьба, как он говорил, все время поворачивалась к нему «задней полусферой». Он уходил от разговоров на эти темы и не отвечал на подначки друзей. Лишь однажды Стогов услышал, как на вопрос, почему Грехов так рвется в истребители, тот ответил, что он охотник и не любит быть дичью. Сказано это было с мрачноватой улыбкой, вроде бы в шутку. Но Грехов и в самом деле охотился сызмальства.

Весной сорок первого Грехов сделал еще одну попытку уйти в истребительную авиацию. Узнал, что соседи переучиваются на новую машину, разволновался: «В самый раз! Такого момента больше не будет…» Он подал рапорт, ему вроде что-то пообещали, но тут война и не до него стало…

После перелета с острова Грехова вместе с другими безлошадными летчиками направили в особый транспортный отдел, который осуществлял воздушную связь блокированного Ленинграда с Большой землей. Летать предстояло на гражданских ПС-84.

Грехов выслушал командира отряда, ухмыльнулся:

— Мне и во сне не снилось, что придется заниматься извозом.

— Вот как! — Командир отряда поднялся из-за стола. — Вы, лейтенант, вероятно, думаете, что вас направили на отдых. Вам предстоит работа. Египетская работа! Я уже потерял семь экипажей… Вот, почитайте. — Он подал Грехову мятый, грязноватый листок.

Это была немецкая листовка: «Ленинград блокирован с суши, моря и воздуха. Из него не вылетит даже птица».

— Ладно, — сказал Грехов, — попробуем.

На аэродроме Смольное он встретил знакомого летчика.

— Что везешь?

Грехов нервно повел шеей: он вез в тыл рабочих Кировского завода.

Рядом ходили летчики-истребители из группы прикрытия — веселые рослые парни в новеньких меховых куртках. В их сторону Грехов старался не смотреть.

Через полчаса после вылета он вспомнил начальника отряда: «египетская работа»! Немцы напали неожиданно. Совсем близко Грехов увидел самолет цвета рвоты: ядовито-желтый нос и зеленый фюзеляж. «Мессер» шел не сворачивая, увеличиваясь в размерах, закрывая собой небо. В глаза Грехову бил сияющий на солнце диск винта. Машину, похоже, вел молодой пилот. «Мессер» проскочил мимо, не успев открыть огня.

Транспортные тихоходы шли плотной группой, прижимаясь к верхушкам елей, над ними ходили истребители сопровождения, а выше были немцы. Такой получался слоеный пирог. Грехов уже знал тактику групповых боев. Несколько «мессеров» обычно барражировали на большой высоте, высматривая, не отбился ли кто от группы а потом, точно стервятники, бросались на раненую машину. Отставший самолет — легкая добыча.

— «Худой!» — услышал Грехов голос стрелка и в тот же миг увидел знакомый силуэт «мессершмитта». Он заложил резкий крен и перевел машину на скольжение. Истребитель остался слева, его пилот вертел головой.

— Он потерял нас!

— Ничего, — сказал Грехов, — сейчас очнется.

Me-109 сделал энергичный разворот и исчез.

— Внимание! — Грехов старался говорить спокойно. — «Мессер» меняет курс. Усилить внимание за воздухом.

— Командир! Справа два истребителя!

Грехов не успел заметить их, только почувствовал сильный толчок. Самолет, будто споткнувшись, замер и начал валиться на крыло.

Летчик выровнял машину и огляделся. Над ним было чистое голубое небо, а под крылом — снежные поляны и островки лесов. Ни облака, ни тучки. Неожиданно справа по курсу Грехов увидел стелющиеся по ветру черные космы дыма: горела деревня. Летчик нырнул к земле и оказался в полной темноте. «Как в печной трубе», — весело подумал он.

Началась работа, которую обещал Грехову командир отряда: из города — людей, в город — мясо, муку, консервированную кровь для госпиталей. В иные дни приходилось делать три-четыре вылета. Впрочем, никаких дней не было. Грехов потерял представление о времени. Рассвет заставал его в воздухе. Почти всегда он летал вне видимости земли, в серой мгле, которая могла быть и утренним туманом, и вечерней дымкой. Где-нибудь около полуночи возвращаясь на базу, он вяло думал, что вот и еще день миновал, заваливался спать, но и тут гул двигателей не отпускал его…

Грехов больше не заикался об истребительной авиации. Он теперь вообще редко заговаривал, из него слова нельзя было вытянуть. Возвращался из полетов молчаливый, хмурый, стал горбиться.

А потом случился декабрьский денек, после которого командир отряда понял, что Грехов уйдет от них и никто его не удержит.

Они разогрели и опробовали двигатели и теперь — девять экипажей — топтались на свежем снегу возле своих машин и ждали пассажиров.

— Идут, — сказал штурман.

Грехов оглянулся. Это были дети. Они шли, держась за руки, с бедными узелками, обвязанные материнскими шалями — серьезные, неулыбающиеся дети. Некоторых несли.

Грехов стиснул зубы и застонал.

Такой, значит, получается караван: девять самолетов, триста маленьких ленинградцев.

Немцы напали на исходе первого часа полета. Их было полсотни, не меньше. Они атаковали звеньями, огонь был непрерывный.

— Командир! «Четверка» валится.

Грехов не ответил. Он все видел, потому что следил за машиной Кости Чугунова. Сначала из правого двигателя показалась узкая полоска какого-то странного, непривычного цвета. Грехов лишь успел подумать: «Не выхлоп!» — и тут из мотора ударило пламя. Чугунов горел. Он резко бросал самолет из стороны в сторону, языки пламени срывались с плоскостей, машина стремительно теряла высоту, оставляя за собой широкий шлейф черного жирного дыма… Костя Чугунов сделал пять вылетов на Берлин, из последнего пришел на одном моторе. Это был веселый веснушчатый парень из Костромы.

А там, где недавно была машина Чугунова, ковылял на одном движке «ноль седьмой». Его вел гражданский пилот, недавно прибывший в отряд. Me-109 приблизился к беспомощной машине, которая качалась и плохо слушалась рулей. Он подошел совсем близко, точно хотел получше разглядеть самолет, и вдруг полоснул длинной очередью по фюзеляжу.

«Теперь наша очередь», — подумал Грехов. Краем глаза он увидел, как «мессер» выходит из пике. Под крыльями желтоносого засверкали белые вспышки: немец мчался наперерез. Он прошил правый борт, раздался страшный удар и самолет зашатался. Грехов обернулся: на правом борту зияла дыра с рваными краями. Штурман, неловко скорчившись, лежал на полу. Второй пилот упал грудью на колонку управления. Его голова моталась за штурвалом, каштановая прядь билась на ледяном ветру.