Паоло Бачигалупи - Заводная

• Название: Заводная
• Автор: Паоло Бачигалупи
• Жанр: Научная Фантастика

Роман, удостоенный премий «Хьюго» и «Небьюла» за 2010 год!

Роман, возглавивший десятку «книг года» журнала «Тайм»!

Новая сенсация научно-фантастической литературы, равновосхитившая и известных критиков, и тысячи поклонников хорошей фантастики с портала amazon.com!

---

В ответ Андерсон-сама только хохочет.

26

Хок Сен притаился в улочке, идущей вдоль промышленной зоны фарангов. Уже ночь, но кители повсюду. Куда ни поверни — оцепления и белые формы. Ожидая разрешения на разгрузку, у набережных замерли парусники. В самом районе на каждом углу стоят министерские и разворачивают всех — рабочих, хозяев, владельцев магазинчиков. Пропускают только жителей соседних домов.

Хок Сен, у которого из документов — один желтый билет, полдня пробирался через город в обход постов. Май очень не хватает — с парой молодых глаз и ушей было спокойнее, без нее он сидит в провонявшем мочой углу среди чеширов, глядит, как кители проверяют бумаги очередного прохожего, и клянет обстоятельства, отрезавшие его от «Спринглайфа». Стоило действовать смелее, рискнуть всем и вскрыть сейф, пока имелась возможность, но сейчас уже поздно, сейчас министерские контролируют каждый дюйм в городе и их самые ценные жертвы — желтобилетники. Они с удовольствием проверяют свои дубинки на китайских головах, учат уму-разуму. Если бы не авторитет Навозного царя, уже давно вырезали бы все население башен. Для министерства природы желтобилетники — та же эпидемия. Кители убили бы всех китайцев до последнего, потом сделали бы кхраб и извинились перед Дитя-королевой за излишнее усердие, но только в таком порядке.

Какая-то девушка показывает патрулю документы, проходит через оцепление и исчезает в переулках промышленного района. Цель так мучительно близка и так невыносимо недоступна.

Если подумать, то и к лучшему, что фабрику закрыли — так всем безопасней. Если бы не содержимое сейфа, Хок Сен сам сообщил бы о заражении и раз и навсегда покончил с этим, тамади, местом, но его манят документы, запертые в железном шкафу где-то над ядовитыми испарениями водорослевых резервуаров.

Старик готов от отчаяния рвать на себе последние волосы.

Он глядит на патруль, мысленно приказывает кителям уйти, посмотреть в другую сторону, молит Гуанинь и золотого толстяка Будая об удаче. Достать бы планы, получить поддержку Навозного царя, и такие откроются возможности, такая будет жизнь... Хок Сен снова станет делать подношения предкам, может, заведет жену, и даже сына, передаст ему свое имя. А может...

Мимо проходит патруль. Старик отступает подальше в тень и вспоминает, что зеленые повязки начинали точно так же: бродили по ночам и высматривали распущенные влюбленные парочки, которые держались за руки.

В те дни Хок Сен наставлял своих детей вести себя осторожнее и втолковывал: время строгих нравов приходит и уходит, и даже если у них нет вольницы, какая была у родителей, — что с того? Разве голодают, лишены семьи и добрых друзей? А за высокими стенами родительского дома уже не важно, что думают зеленые повязки.

Снова патруль. Хок Сен отходит еще дальше. В промышленный район никак не проскользнуть — кители твердо решили перекрыть кислород Торговле и навредить фа-рангам. Махнув рукой, старик шагает окольным путем по переулкам-сой назад к своей лачуге.

Все министерские были продажными — все, кроме Джайди. По крайней мере так говорят. Даже «Саватди Крунг Тхеп», газетка, которая больше остальных благоволила капитану, а потом во время гонений порочила его, теперь полоса за полосой превозносит народного героя. Джайди слишком любили — таких нельзя просто порвать в клочки и отправить, как останки животного, на переработку в метан. Кто-то должен понести наказание. А раз винят министерство торговли, то Торговле и достанется. Вот поэтому закрыты фабрики, якорные площадки, доки, улицы, и Хок Сену нет туда пути — ему ни купить билета на парусник, ни уйти по реке к руинам Аютии, ни улететь дирижаблем в Калькутту или Японию.

Он шагает вдоль причалов. Кители, само собой, тут как тут. Рядом небольшими группками на земле без дела сидят рабочие. Метрах в ста от берега, чуть покачиваясь на волнах, на якоре стоит красавец корабль, похожий на тот, каким когда-то владел сам Хок Сен: последняя серия, стремительный корпус из пальмовых полимеров, подводные крылья, паруса; быстрый, вместительный — стоит и манит. А старик смотрит с берега и понимает, что до этого борта ему далеко, как до Индии.

Хок Сен, собравшись с духом, шагает к торговцу, который жарит в глубоком воке на тележке модифицированную тиляпию. Без информации совсем плохо — надо разузнать хоть что-нибудь. А если тот поймет, что говорит с желтобилетником, и позовет кителей, которые стоят на дальнем краю причала, убежать время будет.

Старик осторожно подходит и, кивнув на парусник, спрашивает:

— Туда можно как-то попасть?

— Никак. Никого не пускают, — ворчит торговец.

— Вообще никого?

Тот хмуро показывает в темноту на рабочих, которые, скучившись у его радиоприемника, сидят на земле, курят и играют в карты.

— Эти вон уже неделю ждут. И ты, желтобилетник, подождешь, как все люди.

Хок Сен хочет сбежать — в нем узнали китайца, — но упорно делает вид, будто сейчас они с торговцем в одинаковом положении, внушает тому, что он тоже человек, а не какой-нибудь постылый чешир.

— Не знаешь — дальше по берегу за городом есть лодки? Те, которые возят за деньги?

Тот мотает головой:

— Нет, сейчас никого никуда не пускают. На днях поймали две группы пассажиров — хотели сами сойти на берег. Кораблям даже пополнить запасы не дают. Мы тут

ставки делаем, кто первый не вытерпит: капитан прикажет сниматься с якоря или кители разрешат разгрузку.

— И какие ставки?

— Дам тебе одиннадцать к одному, что сначала уйдет парусник.

— Не стану рисковать.

— Ну, тогда двадцать к одному.

Рабочие посмеиваются — кое-кто, похоже, слушал их разговор.

—  Проси пятьдесят к одному! Кители стали упрямые после смерти Тигра.

Хок Сен хохочет — натужно, за компанию, потом закуривает и угощает остальных — удачный момент побрататься с этими тайцами. Не будь у него акцента, пошел бы налаживать контакт и с кителями, но при нынешних обстоятельствах ответом на небольшой знак расположения будет удар дубинкой по черепу, а лежать на дороге с пробитой головой ему совсем не интересно, поэтому он курит и издалека наблюдает за кордонами.

Время идет.

При мысли о том, что весь город наглухо закрыт, у него начинают трястись руки. «Это же не из-за нас», — успокаивает он себя, но чувствует, как на шее сжимается удавка. Дело, может, и в министерстве торговли, вот только китайцев в Бангкоке слишком много, а если торговля замрет надолго, даже эти вроде бы милые люди поймут, что у них нет работы, станут пить, и, напившись, вспомнят о башнях, забитых китайцами.

Тигр погиб. Его портрет теперь на каждом столбе, на каждом углу — даже сейчас со стены склада глядят сразу трое Джайди в боевой стойке. Хок Сен, нахмурившись, разглядывает его лицо: народный герой, неподкупный капитан, восставший против торгашей, фарангов и министерств — даже своего собственного. Когда он стал доставлять слишком много хлопот, его посадили на канцелярскую работу, но стало только хуже, и капитана вновь вернули на улицы.

Старик смотрит на человека, который, смеясь смерти в лицо, пережил три покушения. Три из четырех.

Четыре. Последние дни это число не идет у него из головы. У Бангкокского тигра было четыре попытки. А сам он, Хок Сен, сколько уже использовал? У доков толпятся люди, которые не могут попасть к себе на корабли. Обостренным чутьем беглеца старик ощущает в воздухе опасность — сильнее, чем когда на парусник налетает порыв ветра, грозящий скорым тайфуном.

Тигр погиб. Хок Сен смотрит в нарисованные глаза героя и внезапно с ужасом понимает, что тот не мертв, что тот продолжает свою охоту.

Он резко отступает от жуткого плаката, как от зараженного пузырчатой ржой фрукта. Так же как в том, что весь его клан похоронен в малайской земле, Хок Сен уверен: пора бежать. Нутром чует: пришло время прятаться от тигров, выискивающих жертву вопреки обычаю ночью, время уйти в кишащие пиявками джунгли, есть тараканов и бродить по колено в грязи сквозь ливни в сезон дождей. Не важно куда, главное — бежать. Старик смотрит на парусник и понимает, что пора принять трудное решение: забыть о «Спринглайфе» и о документах в сейфе. Если откладывать дальше, станет только хуже. Надо пускать в ход деньги и спасаться.

Его плот тонет.

27

Карлайл ждет, когда Андерсон выйдет из дома, ерзает на сиденье рикши, глаза, ощупывая темноту, бегают из стороны в сторону. Он весь настороже, как испуганный кролик.

— Нервничаешь? — садится рядом Андерсон.

— Белые кители заняли «Викторию», все конфисковали, — с досадой отвечает тот.

Его компаньон смотрит наверх, на окна своей квартиры, и радуется, что бедняга Йейтс выбрал жилье подальше от остальных фарангов.

— Много потерял?