Тони Парсонс - Моя любимая жена

• Название: Моя любимая жена
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38547-8

«Восток — дело тонкое». Тем более если это дело происходит в современном Китае.

Особо прихотливыми для человека Запада представляются здесь интимные отношения между мужчиной и женщиной. В этом пришлось убедиться молодому лондонскому юристу Биллу Холдену, приехавшему с семьей в Шанхай в надежде на быстрый карьерный рост. Внезапно вспыхнувшая любовь к китаянке настолько переворачивает его жизнь, что на многие вопросы он теперь смотрит иными глазами.

Общий тираж «Моей любимой жены» перевалил на сегодняшний день за три с половиной миллиона экземпляров. Это один из самых популярных романов всемирно читаемого Тони Парсонса.

---

«Неужели он решил, что можно вот так просто влезть в ее жизнь и всем своим видом показывать, насколько ты волнуешься?» — подумал Билл.

У этого парня даже хватило наглости взять Цзинь-Цзинь за руки!

— Все прошло хорошо? — спросил Брэд.

Значит, она ему рассказала. Значит, их отношения были близкими настолько, чтобы рассказывать о подобных вещах. И сейчас этот новозеландский красавчик стоял, подпирая стенку, и держал ее руки в своих.

Цзинь-Цзинь улыбнулась и выдернула руки. Не глядя на Брэда, Билл протиснулся между ней и новозеландцем, неся ее сумки.

— Все отлично, — на ходу бросил ему Билл.

В квартире Цзинь-Цзинь встала под душ. Билл остановился в проеме ванной и смотрел, как она моется, стараясь не задеть повязку на левой груди — белый бинт с черным пятнышком запекшейся крови. Потом она вытерлась, и они легли рядом.

Билл не мог остаться. Даже в этот вечер ее возвращения из госпиталя. Им было невыразимо грустно. Оба понимали: в двенадцатом часу он встанет, оденется и поедет домой. Биллу так хотелось не на словах, а на деле показать ей свою заботу. Какая же это забота, если он даже не может остаться с нею на ночь? Все остальное — просто словесная шелуха.

Сейчас он лежал рядом и слушал ее слова, похожие на мысли вслух.

— Сначала ты говоришь себе: «Ну и что такого, если он женат? Ведь тебе с ним хорошо». А потом замечаешь, как он постоянно смотрит на часы. Уходя, он обязательно смотрится в зеркало — не осталось ли следов губной помады. Ты даришь ему подарки на Рождество, на его день рождения, но он не может взять их домой, а если и берет, то прячет. И ты начинаешь думать: а вдруг он просто выбрасывает твои подарки? Ты долго и тщательно их выбирала. Тебе хотелось, чтобы они сказали ему, как сильно ты его любишь. Но дома у него другая жизнь… А когда вы вместе и все хорошо, ты чувствуешь, насколько это прекрасно… Я выбрала правильное слово? Я знаю, иногда я употребляю неверные слова, но сейчас я выбрала правильное слово. Да, ты чувствуешь: все прекрасно… Но потом он уходит, и ты остаешься одна. Днем, вечером, ночью. И тогда все становится отвратительно. Это слово я тоже выбрала правильно. Отвратительно. — Цзинь-Цзинь повернулась к нему. — Билл, что мне теперь делать? Что будет со мною дальше?

Он тоже повернулся на бок, провел рукой по ее животу, потом обнял ее. Ложь тоже имеет свой предел, и сейчас он добрался до этого предела. Дальше надо говорить только правду.

— Мне пора, — сказал Билл, выбираясь из постели.

— Но прежде чем ты уйдешь, я хочу показать тебе несколько снимков.

Он понял, что это желание возникло не спонтанно, а было заранее ею обдумано.

Цзинь-Цзинь показала ему фотографии младшей сестры. Улыбающаяся, довольная Лин-Юань стояла в обнимку со своим бойфрендом — рослым и тоже улыбающимся немцем. С того момента, как Билл видел ее в Макао, Лин-Юань еще растолстела. Но главным было не это. Главным было кольцо на ее пальце. Кольцо, подаренное в знак помолвки.

— Он очень симпатичный, — сказала Цзинь-Цзинь. — Как по-твоему?

Заурядный, склонный к полноте немец. Поскольку это не касалось его отношений с Цзинь-Цзинь, Билл позволил себе солгать.

— Превосходный парень, — сказал он и, не удержавшись, все-таки спросил: — А что ты думаешь о том, что она делала, когда сбежала с фабрики?

Они переглянулись.

— Что ты скажешь о том времени? — снова спросил Билл.

Цзинь-Цзинь покачала головой, быстро тасуя снимки, как крупье тасует новую колоду карт.

— Нечего говорить об этом. Сейчас это уже не важно. — Она задумчиво глядела на улыбающуюся Лин-Юань. — Наверное, я все-таки больше заботилась о ней, чем она обо мне.

Билл потянулся к ней. Цзинь-Цзинь не отстранилась, не вздрогнула, как он того ожидал. Этим и отличались миры, к которым они принадлежали. Тут их миры диаметрально противоположны. Цзинь-Цзинь не могла прекратить их отношения столь же быстро, как он.

— Я жалею только об одном, — проговорила она. — Я жалею, что у нас с тобой нет ребенка. Мне все равно, что ты останешься со своей женой… Нет, не все равно, но я ничего не скажу. — Она помолчала. — Но мне очень хочется нашего ребенка. Вот этого мне хочется.

Она и здесь выбрала правильное слово: «бэби». Она не сказала «чайлд». Именно «бэби». Малыш. Младенец. Цзинь-Цзинь всегда растягивала слоги в этом слове, и у нее выходило «бэй-бии».

Какая-то часть Билла тоже хотела их общего ребенка. Даже сейчас, поскольку у них родился бы замечательный малыш. Скорее всего, ребенок был бы похож на мать. На Цзинь-Цзинь. И в то же время он сознавал: им ни в коем случае нельзя заводить общего ребенка. Это означало бы новую жизнь и неминуемый конец прежней. Два дома, две жены, две жизни. Его попросту разорвало бы. Пока длились их отношения, Биллу нравилось убаюкивать себя мыслями, что он непременно позаботится о Цзинь-Цзинь, обязательно что-то сделает для нее. В действительности же он ничего не мог сделать. У него уже есть жена и ребенок. Его сердце занято ими. И даже если Бекка отвергнет его, и она, и Холли все равно останутся в его сердце.

— Мне пора, — тихо повторил Билл.

Цзинь-Цзинь кивнула. Она не пыталась вытирать хлынувшие слезы. Совместного будущего у них нет, прошлого не вернешь, и говорить тут не о чем.

Ее голос остановил Билла у самой двери.

— Я тут видела одну передачу. Там говорили, что мужчина никогда не женится на женщине, которую по-настоящему любит. Как по-твоему, это правда?

Билл покачал головой.

— Отчасти правда, — ответил он, понимая, что недосказанность ударит по ней меньше, чем любое другое его слово.

В квартире играла музыка. Шейн услышал ее еще на подходе к двери. И совсем не та, что нравилась ему. Не «Eddie and the Hot Rods».[86] И не «Thin Lizzy».[87] Он поворачивал ключ, слушая: «Угадай, кто сегодня заявится к нам? Наши парни — ведь ты стосковалась по их рукам». Такие песенки нравились его жене. И такие певцы ей тоже нравились: бритоголовые, увешанные цепями, густо покрытые татуировкой. Слова, обычные для песен о любви, у них звучали как угроза физического насилия. Нет, это тебе не «96 Tears»[88] в исполнении старины Эдди и его ребят, и не их знаменитая «Do Anything You Wanna Do».[89] И конечно же, не «The Boys Are Back In Town».[90] Росалита и ее дружок не играли любимых песен Шейна. Они играли одну из новых песен.

Они играли их собственную песню.

Шейн не сразу узнал того, кого сейчас ублажала в постели Росалита. Владелец бара с Мао-Мин-Нань-Лу. Его заведение находилось в двух шагах от «Вместе с Сюзи», и там была живая музыка. Надо же! А Шейн все время подозревал бас-гитариста из бывшего оркестра Росалиты. Он даже готов был побиться об заклад, что это бас-гитарист. Тот с самого начала возненавидел его, словно Шейн вторгся в их жизнь и все испортил. В этом парень оказался прав: все испорчено. Бесповоротно испорчено.

Одеяло они отбросили в сторону. Владелец бара лежал на груде подушек. Росалита стояла на коленях, склонив голову к его раскинутым ногам. Смуглость ее кожи лишь подчеркивала бледную кожу европейца.

Кто он? Француз? Немец? В Шанхае было полно французов и немцев; это тебе не Гонконг, где по-прежнему доминировал англоязычный мир. Другие европейские страны не слишком лезли в Гонконг. Они лезли туда, куда могли влезть.

Этот немец или француз тоже влез туда, куда мог влезть. И сейчас Росалита удовлетворяла его ртом. Тем самым ртом, который целовал Шейна в день свадьбы. Шейн всегда восхищался ее ртом, умеющим дарить идеальные поцелуи… Оказалось, ее рот способен и на другое.

Из-за гремящей музыки парочка не услышала появления Шейна. Но теперь, увидев его, они с проклятиями оттолкнули друг друга. Владелец бара зло смотрел на Шейна. Австралиец подумал, что сейчас они с ним подерутся. Шейн чувствовал, что справится с ним. Плевать он хотел на бурлящую кровь этого козла.

Однако владелец бара с живой музыкой осерчал вовсе не на Шейна. Он был зол на Росалиту. Какого черта она позвала его, не будучи уверена, что ее муж протирает задницу в офисе или болтается в командировке?

— Глупая ты корова, — процедил владелец бара, вылезая из постели.

Росалита прикрыла скомканной простыней грудь. Шейна взбесило не то, что владелец бара явился к нему в дом и оказался в его постели. Как это ничтожество посмело оскорбить его жену?

Внутри Шейна тоже все забурлило. Самое удивительное, но его задела не измена жены, не то, что она делала своими пухленькими губками, и даже не эта дурацкая музыка, до сих пор орущая на всю квартиру. Шейна доконали три слова: «Глупая ты корова».

«Зря ты не попридержал язык, парень, — подумал Шейн. — Теперь ты заплатишь мне за эти слова».

Владелец бара и Росалита стали переругиваться. Шейн прошел к сейфу, набрал шифр — дату рождения Росалиты — и вернулся в спальню с пистолетом Макарова.

Они уставились на Шейна. Они глядели на оружие — старый дешевый пистолет советского производства. Наконец-то они замолчали. А музыка продолжала греметь. Чужая музыка.