Л Новиков - Сказание о Сибирякове

• Название: Сказание о Сибирякове
• Автор: Л Новиков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Собака лизнула ее раз-другой и отвернулась.

- Да, худо твое дело. На хоть воды попей. Ласка осторожно попила, тяжело делая каждый глоток, и жалобно заскулила.

Вещи Вавилов перетащил на маяк. Наверху безопаснее. К поясу пристегнул наган на случай, если медведи вернутся.

Тучи потемнели и опустились совсем низко. Повалил густой снег. Скоро остров покрылся белой пушистой простыней, только на выступах зияли черные дыры и плешины. Вавилов озяб, спустился вниз. Собрал щепки, угольки от старого костра и принялся разводить огонь. Чиркнул спичку, но порыв ветра погасил ее. Достал вторую, и она погасла. Павел нервничал, руки не слушались.

Лишь после долгих усилий ему удалось разжечь огонь. Скоро закипела вода. Он накрошил в нее отрубей, положил несколько кусочков кожи от старого ремня и начал варить. Варил долго. Затем медленно ел это месиво с галетой. Закончив трапезу, стал пересчитывать спички: их осталось сорок семь. "Надо быть осторожнее, - подумал он. - Этак надолго не хватит. Плот бы скорей достроить".

Павел взял топор и пошел к морю, где ждала начатая работа. Он всегда с удовольствием трудился - время тянулось не так мучительно медленно. К тому же, когда руки заняты, и в голове меньше всяких страшных мыслей.

Бревна, доски, которые он насобирал ранее, за ночь запорошило мягким снегом. Когда он подошел ближе, с них вспорхнула стайка пуночек{13}, наперебой треща звонкими голосами. На одном бревне, уже почти совсем сгнившем, Павел увидел множество черных точек, отчетливо выделявшихся на снегу. Это снежные блохи, лакомое блюдо пуночек.

Павел пытался ловить маленьких птичек, но с наступлением холодов они стали совсем пугливыми и осторожными. Раз только ему удалось поймать пару пташек. Однако много ли проку от такой "дичи"? Крупные же птицы облетали остров стороной, словно он был заколдованный.

Вавилов сгреб топором снег с бревен и досок, стал думать, чем их скрепить. Гвоздями нельзя, на первой же волне плот развалится. И Вавилов начал искать обрывки канатов, что видел на отмели. Их прибила волна. Нашел один, попробовал - крепкий. Таких бы несколько кусочков, и ладно. Осмотрелся, больше не видно. По привычке посмотрел на горизонт и замер.

"Дымок! Не может быть!" Павел закрыл глаза. Потом открыл. Дымок по-прежнему виднелся вдали, легкий, словно от папиросы. Сомнений не было: пароход. Не мог ошибиться глаз моряка.

Павел зашагал взад и вперед. Так ходит загнанный в клетку зверь. Дышать стало трудно. Ох, как сильно колотилось сердце! Волнение передалось собаке, она протяжно завыла, опустив голову к земле. Вавилов, не выдержав, пнул ее ногой:

- Замолчи, сука!

Собака, удивленная и испуганная, притихла, отползла в сторону. А он неотрывно следил за кораблем, который шел, казалось, прямо к острову. "За мной. Конечно, за мной. Надо собирать вещи". И он стал нервно и торопливо складывать пожитки в мешок. Потом подошел к собаке, погладил ее:

- Не обижайся, скоро дома будем, не брошу. За нами ведь.

Корабль теперь был отчетливо виден. Это был пароход "Беломорканал". Он узнал его по силуэту. Вавилов хорошо различал мачты, стрелы, надстройки. На нем друзья. На всякий случай поправил прибитую к маяку доску с надписью "Один с "Сибирякова".

Прошло несколько томительных минут, и пароход вдруг стал уменьшаться в размерах.

- Мимо! Неужто мимо? Не может быть! - вслух повторял кочегар.

Но пароход уходил. Павел заметался по берегу, замахал руками, стал кричать:

- Ну, что же вы там, братцы! - голос Вавилова тонул в океане. - А-а-а...

Костер? Это была последняя надежда. Вавилов сгреб в кучу дощечки, наклонился над ними и пытался разжечь. Но трясущиеся руки ломали спички, головки их либо стирались, или, вспыхнув, тут же гасли, а вместе с ними гасла и надежда.

С корабля не заметили человека. Пароход растаял вдали. Павел упал на землю и рыдал и все повторял: "Братцы, что же вы, братцы?"

Пират снимает маску

ШАРШАВИН трижды запрашивал неизвестный корабль на условой волне, но тот упорно молчал.

- Движется встречным курсом, - докладывал старшина сигнальщиков Алексеев, - судно большое, военное.

- Да, судя по всему, военное,- сказал Качарава, неотрывно следя в бинокль, как увеличивается в размерах дымящая черная точка.- Линкор или крейсер. Вон боевая рубка, орудийные башни.

На мостик поднялся Элимелах, он снял фуражку и, не скрывая волнения, провел рукой по высоким залысинам. Командир посмотрел на комиссара. Коренастый, большеголовый, тот стоял рядом, широко расставив ноги, и глядел то на палубу, где столпились матросы, то в море. "О чем он думает сейчас? О людях? Конечно, о них. Волнуется".

Что ж, и верно, все может случиться, время военное. Ведь обстреляла же вражеская подводная лодка станцию на мысе Желания. Вспомнилось Качараве первое боевое крещение еще там, на Белом море. Экипажу пришлось отбивать атаку сразу нескольких самолетов. Никто тогда не дрогнул. Все были на своих местах. Ледокол ощетинился огнем пулеметов, зенитных пушек, и вражеским стервятникам пришлось уйти ни с чем, разбросав бомбы где попало. И потом так бывало не раз. Но теперь военный корабль с мощной артиллерией, против которой "Сибирякову" нечего противопоставить.

- Передайте в Диксон: "Вижу крейсер неизвестной национальности, идет без флага"! - приказал Шаршавину Качарава.

В голову назойливо лезла одна и та же мысль: "Корабль не иначе как вражеский! Друг не стал бы прятать свое лицо. Кто же это - "Хиппер", "Лютцов" или "Шеер"?" Командиру было известно, что эти фашистские линкоры уже появлялись в северных морях. Они, как пираты, нападали на торговые суда у берегов Норвегии и топили их.

- Запроси сигналами название, национальность! - сказал Качарава Алексееву. Тот выполнил приказ. Через минуту с военного корабля передали название: "Тускалуза".

- "Тускалуза"? - удивился Качарава. - Как мог оказаться в Карском море американский тяжелый крейсер, да еще тайно?

В эту минуту над встречным кораблем поднялся полосатый со звездами флаг.

- Глядите, товарищ командир, американец! - взбегая на мостик, крикнул Сулаков. За ним спешно поднимались Никифоренко и Бочурко.

- Не верю я, Анатолий, этому. Здесь что-то не так, - сказал Элимелах.

- Все ясно, комиссар, - сказал Качарава и приказал радисту: - Сообщите в Диксон: "Военный корабль поднял американский флаг. Идет прямо на нас!"

Ответ из Диксона пришел немедленно: "В данном районе никаких американских судов быть не может. Корабль считать противником. Действовать согласно боевой инструкции!"

На "Сибирякове" прозвучали колокола громкого боя. "Тревога!" Словно ветром сдуло от борта моряков, каждый спешил занять свое место по боевому расписанию. С орудий слетели чехлы. В ту же минуту на клотике линкора замигал семафор.

- Запрашивает ледовую обстановку в проливе Вилькицкого! - доложил Алексеев.

- Ты слышишь, Зелик, что ему надо? - нервно сказал Качарава. - Курс пролив между островами. Право руля! - приказал он стоящему у штурвала матросу.

Ледокол сделал резкий поворот.

- Думаешь, спрячемся? - спросил Элимелах.

- Попытка не пытка. Пока суд да дело, надо испробовать и эту возможность. Николай Григорьевич,- обратился Качарава к старшему механику,- бегите вниз и постарайтесь выжать из машины все возможное.

Бочурко по-военному отозвался: "Есть", - и поспешил вниз.

Теперь "Сибиряков" уходил в сторону от противника. Но тот тоже изменил курс с явным намерением преследовать советский пароход. Несмотря на то, что машина "Сибирякова" работала на пределе, расстояние между кораблями неумолимо сокращалось. Нет, не могло сердце старого ледокола соревноваться в силе с могучей машиной бронированного чудовища, скорость которого была почти вчетверо выше.

- Опять спрашивает состояние льдов в проливе Вилькицкого! - доложил с фок-мачты Алексеев.

- Как бы не так! -сказал командир. - Караван ему нужен, ишь чего захотел!

На мостике снова появился Бочурко и сказал, что большего машина не даст.

- Николай Григорьевич, вам все понятно? Запомните, если с командиром что-нибудь случится, открывайте кингстоны, топите судно. А команду на шлюпки. Но это в крайнем случае, товарищи.

- Понятно, Алексеич, - кивнул головой Бочурко, хоть понял, что Качарава говорил не только ему, а всем, кто был на мостике.

- Уж больно деликатно себя ведет этот самозванец, - заметил Сулаков.

- Погоди, Георгий Петрович, сейчас он иначе заговорит, - тихо ответил Элимелах.

В эту минуту пират скинул маску. Все, кто держал в руках бинокль, видели, как сполз вниз американский флаг и на мачту полезло красно-белое полотнище с фашистской свастикой{14}.

- Приказывает остановиться! - крикнул сигнальщик.

- Все ясно! - ответил ему Качарава. - Спускайтесь вниз.

- Вот так глубокий тыл! - протянул Никифоренко. - Здесь почище, чем на Белом, придется.

- Ну, комиссар, что будем делать? - спросил командир.

Элимелах оглядел товарищей. Здесь были все, с кем он делил столько трудных походов, кому привык верить всем сердцем и кого успел по-настоящему полюбить. Вот они: строгий и исполнительный Сулаков, степенный и всегда невозмутимый Бочурко, статный, широкоплечий Сараев - твердый и прямой в любом деле, молодой и горячий Никифоренко, только что так лихо доложивший о готовности орудийных расчетов. Нет, такие не подведут. А Качарава? Комиссар восхищался его самообладанием в эту минуту.