Джон Ле Карре - Звонок мертвецу

• Название: Звонок мертвецу
• Автор: Джон Ле Карре
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 1992
• ISBN: 5-8396-0039-3

На чиновника Форин Офис Сэмюэла Феннана приходит анонимка, что он во время учебы в Оксфорде симпатизировал коммунистам. Разобраться с этим поручают сотруднику секретной службы Джорджу Смайли. На следующий после их разговора день Феннана находят мертвым. Основная версия — самоубийство. Но тогда зачем покойнику нужно было, чтобы его на утро после самоубийства разбудили телефонным звонком?..

Перевод с англ.: А. Чикин.

Иллюстрация на обложке В. В. Гусейнова.

Рисунки И. Е. Воронина.

---

— И каким же образом вы из этого сделали вывод о том, что Феннан был убит?

— Очень просто, я спросил об этом звонке вдову покойного…

— И что же?

— Она солгала. Миссис Феннан заявила, что сама делала заказ на телефонную станцию. Она, видите ли, утверждает, что страшно забывчива и поэтому, мол, делает иногда подобные заказы, ну вроде того, как люди завязывают на носовом платке узелок, чтобы не забыть о важном деле. Да, есть еще одна важная деталь. Как раз перед тем, как застрелиться, покойный приготовил себе чашку какао, которое никогда в жизни не пил.

Теперь Мэстон слушал молча, ни разу не перебив Смайли. Наконец он улыбнулся и встал со стула.

— Кажется, вы неправильно поняли вашу миссию, — сказал он. — Я посылал вас туда, чтобы вы выяснили причину, по которой Феннан покончил с собой, а вы возвращаетесь с заявлением, что он не кончал жизнь самоубийством. Мы ведь не полицейские, Смайли. Не так ли?

— Нет, конечно. Признаться, я иногда ума не приложу, кто же мы все-таки?

— Узнали ли вы хоть что-нибудь такое, что может повредить нам… нашему департаменту? Можете ли вы, наконец, хоть как-то объяснить, почему он застрелился? Есть ли у вас что-нибудь в подкрепление его предсмертного письма?

Смайли слегка поколебался, прежде чем ответить. «Ну вот, началось», — подумал он.

— Да, разумеется. По словам миссис Феннан, ее муж после беседы с представителем госбезопасности был чрезвычайно расстроен. «Черт бы его побрал, пусть уж слушает все, до конца». Он был до того взволнован, что не мог заснуть ночью, и она заставила его принять снотворное. Словом, и ее рассказ, и записка выдержаны в одной ключе.

Смайли помолчал с минуту, глядя перед собой и близоруко сощурясь. Вид у него при этом был довольно глупый.

— И все же я ей не верю. Феннан не мог написать эту записку. Мне трудно поверить, что у него вообще были мысли о самоубийстве. — Он повернулся к Мэстону лицом. — В этом деле полно несоответствий. Да, вот еще что, — копнул он наконец поглубже, — у меня не было возможности провести экспертизу, но анонимный донос и предсмертная записка Феннана напечатаны, по всей видимости, на одной и той же машинке. Невооруженным глазом видно, что шрифт один и тот же. Нам придется привлечь сюда полицию и дать им в руки факты.

— Факты? — взвился Мэстон. — Какие еще факты? Ну, миссис Феннан солгала вам, так ведь всем известно, что она женщина со странностями. К тому же она иностранка, еврейка в конце концов. Что там у нее в голове, не разберется никто, тут сам черт ногу сломит. Она пострадала во время войны. Ну, знаете, преследования и все такое. Наверняка приняла вас за инквизитора. Видит, вы что-то подозреваете, запаниковала, бросилась во все тяжкие, несет, что только в голову приходит. Что ж нам теперь, считать ее убийцей?

— Скажите тогда, зачем Феннан звонил на станцию и заказывал утреннюю побудку? Зачем ему нужно было варить себе на ночь какао?

— Кто же это может знать? — Мэстон почувствовал вдохновение и пошел в атаку, голос его стал проникновенно-выразительным, звучал все более уверенно и убедительно. — Если бы вас или меня, да любого из нас, Смайли, поставить на место Феннана, когда человек оказался у последней черты, когда решается на самоуничтожение, можно ли предположить, какими будут наши последние слова или действия? Вот так и Феннан. Он видит, что карьера его окончилась, буквально погублена, что жизнь потеряла всякий смысл. Вполне возможно, что в эту роковую минуту, минуту слабости и неуверенности, он просто захотел услышать человеческий голос, ощутить человеческое тепло, прежде чем свести счеты с жизнью. Экстравагантно, сентиментально? Конечно, но ведь отнюдь не невероятно для человека, настолько измученного, несчастного, что он решился лишить себя жизни.

«Вот это филиппика, просто новый Демосфен какой-то, — с грустным юмором говорил себе Смайли, — нет, здесь он Мэстону не ровня». И чем красноречивее и лицемернее становился Мэстон, тем сильнее его охватывало чувство безысходности и невозможности предпринять что-либо, чтобы противостоять этому откровенному эгоизму и беспардонности начальника. И на смену бессилию и панике пришла неконтролируемая ярость против этого претенциозного, юродствующего чинуши, лизоблюда, клоуна с седеющей шевелюрой и добропорядочной улыбкой. Лицо у Смайли покраснело, очки запотели, а в глазах закипели слезы, добавляя лишнее унижение к его позору.

Мэстон, милостиво не замечая его состояния, тем не менее продолжал:

— Вы же не можете ожидать от меня, чтобы я на основании этих ваших «фактов» заявил министру внутренних дел, что заключение полиции неверно. Уж вы-то, как никто, в курсе наших отношений с полицией. Итак, резюмируем. Все, чем мы с вами располагаем, это всего лишь ваши подозрения. Первое — это то, что поведение Феннана вчера вечером в отдельных моментах не совсем согласуется с его намерением окончить счеты с жизнью. И второе, его вдова сказала неправду — как вам кажется. На другой же чаше весов, дорогой Смайли, мнение опытных детективов, которые не обнаружили никаких противоречивых улик ни на месте происшествия, ни в обстоятельствах его смерти. Ну, и плюс ко всему этому заявление миссис Феннан, свидетельствующее об угнетенном состоянии души ее мужа после проведенной вами с ним беседы. Мне очень жаль, Смайли, но дела обстоят именно так, а не как-нибудь иначе.

Наступила продолжительная и тягостная пауза. Смайли медленно приходил в себя, оправляясь от разгрома. Вялый и равнодушный, он близоруко смотрел в одну точку, моргал и безвольно шевелил губами, его полное, покрытое морщинами лило все еще было в розовых пятнах. Это был если и не нокаут, то, во всяком случае, довольно сокрушительный удар по самолюбию и достоинству Смайли. Мэстон все ждал, когда он наконец заговорит, но толстяк явно выдохся и потерял ко всему интерес. Не взглянув даже на начальство, Смайли без единого слова поднялся со стула и вышел из комнаты. Бесполезность борьбы была для него очевидна. На сей раз обстоятельства были сильнее его. Он чувствовал, что дело было не только в Мэстоне. Он пришел на свое рабочее место и уселся за письменный стол. Механически перебрал накопившиеся бумаги. Входящих документов было немного: какие-то циркуляры по службе и личное письмо. Почерк на конверте был незнакомый. Он вскрыл конверт и прочитал письмо:

«Уважаемый Смайли,

Прошу вас разделить со мной ленч в «Заядлом рыболове» у Марлоу завтра в час пополудни. Мне необходимо сообщить Вам нечто важное. Убедительно прошу не отказать в любезности.

Ваш

Сэмюэл Феннан».

Письмо было написано от руки и датировано вчерашним числом: Вторник, 3 января. На конверте стояла печать «Уайтхолл, 6.00 P.M.».

Несколько минут он смотрел на письмо остановившимся взглядом, держа его перед собой и склонив голову немного набок, к левому плечу. Затем он открыл ящик стола и вынул оттуда один-единственный чистый лист бумаги. Написал на нем короткое прошение об отставке, адресовав его Мэстону, подколол к листу приглашение Феннана, положил бумагу в лоток для исходящих документов, нажал кнопку звонка секретарю, чтобы тот забрал бумаги, тяжело поднялся и пошел к лифту. Лифт, как всегда, застрял на первом этаже. Смайли немного подождал и пошел вниз по лестнице. Где-то на полпути он вспомнил, что оставил в офисе макинтош и всякие мелочи, принадлежащие лично ему. Не беда, подумал он, пришлют позднее.

Он сел в машину, припаркованную на министерской стоянке, и уставился в залитое дождем лобовое стекло.

Все, больше ему до всего этого нет дела, абсолютно никакого дела. Как же он все-таки попался? Ну, как он-то мог потерять над собой контроль? Уж кому-кому, а ему-то известна цена так называемых бесед начистоту. Сколько их он провел за свою службу! Уж его-то не проведешь на этом деле: жесткий самоконтроль, аналитичность, критицизм, обширные познания в научном, медицинском и многих других сферах. В глубине души Смайли, конечно, не мог не чувствовать их глубокую безнравственность, эту их фальшивую сердечность, когда на самом деле лезешь человеку под кожу, в душу его, и одновременно роешься в грязном белье. Чертовски гнусно все это! Ему припомнился один обед в «Куаглинос», когда он, счастливый, аж до самозабвения, рассказывал Энн о своей системе — безотказной системе хамелеона-броненосца, раскалывающей любого «собеседника».

Они обедали при свечах, отбрасывавших теплые блики на белоснежную кожу Энн, ее жемчуга. Пили бренди. Глаза у нее были влажными и сияли, а он, Смайли, разыгрывал из себя любовника. И ведь неплохо получалось! И Энн это ужасно нравилось тогда, она была без ума от него и от гармонии их души и тела.

— …итак, сначала я научился быть хамелеоном.

— Ты хочешь сказать, что научился тогда рыгать, жаба ты моя невоспитанная.