Лидия Авилова - Из дневников

• Название: Из дневников
• Автор: Лидия Авилова
• Жанр: Биографии и Мемуары

Творчество Лидии Авиловой развивалось под благотворным влиянием передовых русских писателей — ее современников, и прежде всего А.П.Чехова.

В книгу вошли избранные рассказы писательницы, а также воспоминания, воссоздающие литературную среду 80-90-х годов.

---

До чего все выдумано, притянуто за волосы! Какая вещь? Зачем колпак? Да еще с мутным, пыльным стеклом? Это не сравнение. Я не знаю, что это.

Он пишет дневники, чтобы поучать людей, и мысли у него назидательные, и думает он, о чем ему надо думать. У него русло мысли заранее определено. И он верит, что каждая его мысль верна, ценна, полезна. Иначе он не стал бы над ней думать.

Мне кажется, это очень скучно, такое мышление. У него все оторвано от жизни ради мысли, и нет ни одного слова сгоряча, «не по программе».

4 января 1919 г.

У меня сегодня легкомысленные мысли. Я ходила перед обедом к Келлеру за кристалл-вассером, идти было хорошо среди улицы, и можно было думать, о чем угодно. Мне было угодно думать о том, что ни один мужчина не переживает двух совершенно разных жизней, как женщина. Он об этих двух жизнях и понятия не имеет. Одна жизнь — это когда женщина молода, красива и может нравиться. А другая — когда она состарится, подурнеет и проходит незаметно, то есть живет себе не привлекая внимания, не пользуясь никакими привилегиями. Разница выходит громадная! Конечно, переход постепенный, не очень резкий, но когда старость наступает быстро, он все-таки черезвычайно заметен. Почему это на улице никто на вас не оборачивается? ослепли все, что ли? или так рассеяны? Отчего вдруг все стали так нелюбезны? ни места не уступят, ни оброненного не поднимут? Что такое? Почему? Где интерес в обществе к вашим словам? где ласковый блеск в глазах? где эта особая искательность в манерах, к которой уже образовалась привычка? Люди были одни, а стали другими? Они окружали, а теперь проходят мимо. До чего же меняется жизнь от этих мелочей! И как должно быть тяжело стареющим глупым красавицам, тяжело и обидно, непонятно и досадно. Значит, люди-то не те, кем казались? Значит, жизнь обманула? Горечи-то! Разочарования! недоумения! Ведь себя не видишь, не знаешь, не замечаешь в себе перемены! Замечаешь только отношение окружающих, и когда эти окружающие рассеяны, равнодушны, ничуть не обязательны и не любезны, то ведь они невежи! Как они смеют? О, горькая оборотная сторона красоты! Когда глупость уже называется откровенно глупостью, всякая претензия смешна, а кокетство — унизительно и жалко! А борьба бесполезна, и все средства бессильны. Живи себе как знаешь и поднимай сама оброненные платки! Упадешь, поскользнувшись, вставай без помощи. Не рассчитывай ни на что, кроме своих сил. Понимаешь теперь, что такое жизнь и люди? Не позавидуешь старой глупой красавице! Конец-то среди жизни!

А я скажу, что в этой перемене много хорошего. И красота длится достаточно долго, чтобы расстаться с ней без сожаления, потому что за это время она уже естественно становится ненужной. И к отношению людей предъявляются другие требования. Это неправда, что платка не поднимут: не поднимет какой-нибудь «кавалер», но почему-то сделает это девушка, старичок, воспитанный молодой человек. И внимание будет, но внимание стоящее, такое, какое можно ценить. Я сказала бы, что свободнее, легче и проще с людьми в старости, и яснее видят их старческие глаза. «Кавалеры» проходят мимо. Но разве они не надоедят за два-три десятка лет?

Нет, жизнь хороша и в старости, и надо стариться охотно, без боязни, без борьбы. Старятся все вместе, кто вместе был молод. И какое это успокоение, ясность, и простота! Точно приехал домой и надел капот и туфли. Я некрасива? Ах, скажите пожалуйста! А вы меня не обойдете и не надуете. И мне великолепно! Я дома, я отдыхаю, и мне ничуть не скучно. Разве я хотела бы поклонников? Всему свое время! Пусть время и делает свое дело. Оно мудрое, и только не надо мешать ему, не надо бессильно бороться, потому что в этом-то и есть горечь и обида. Переживши лето, обрадуешься и осени.

14/1 1919

Новый год по ст. стилю встречали у Астаховых. И мне было гораздо приятнее, свободнее, чем я думала. Осталась ночевать, и в первый раз за долгое время разделась и спала, как спят культурные люди. За ужином был кулеш с мясными консервами, салат, пирог с кониной из белой, но почему-то совсем темной муки; ростбиф из конины и кофе. Все казалось необычайно вкусно и всего было съедено необычайно много. Выпили бутылку какого-то белого вина, тоже очень хорошего. Вообще встречей я была неожиданно довольна. А вернувшись, застала дома повестку на хлеб из Михайлова и сейчас же получила его.

27/1 (14 января ст. ст.) 1919 г.

Сегодня именины моей Нинуси. Случайно у нас сегодня гости к обеду и обед: кулеш, индейка и горошек зеленый. В голод-то! Кулеш с мясными консервами и салом, и я попробую сделать вместо пирожков оладьи из черной муки. Было бы сытно! Гости: Вася и Н. Л. Живаго и Варя[11]. Боюсь незваных гостей, а то всего не хватит и будет самое глупое: голодный обед. Индейка из Михайлова, подарок от Алеши. Пшено — Лодино. Приятно покормить! и самой поесть.

31 янв. 1919

Что делается на улицах! На Никитской, в особенности на Никитской площади, на Воздвиженке, на Арбате… Это не улицы, а что-то невероятное! Канавы, рвы, горы… Как ухитряются ездить извозчики? Я видела, как они соскакивают, поддерживают сани сбоку. Должно быть, много несчастных случаев?…Недели идут быстро, а время тянется, тянется… Лишь бы пережить сильные морозы. Все-таки будет облегчение. Пью чай до сердцебиения. Иначе жить невозможно. И мое счастье, что я могу сейчас не голодать.

Сегодня завтракала в своей комнате на солнце, сидя на кровати. Анюта принесла самовар, расположила все на моем письменном столике. Было очень уютно. А в столовой окна промерзли сплошь, и было так мрачно, холодно, что сидеть там невозможно. А солнышко уже греет: я положила термометр, и стало 7°. Сейчас опять 3°.

2 февраля 1919 г.

Как часто я стала замечать в последнее время, что счастливые женские жизни кончаются мучительно и драматично. Сломается что-то в такой жизни, и дальше идет все хуже и хуже. А я? Могу я себя причислить к этим счастливым? По совести сказать: я не знаю! Жизнь моя была очень счастливой? Не хочу задаваться таким вопросом. Счастье не только от окружающих зависит, не только от условий и обстоятельств. Больше всего от себя. Но у меня было громадное счастье, что мужем моим был Миша, что дети мои — мои три. Лучшего я себе ничего, ничего представить не могла.

3 февр. 1919 г.

Теперь я поняла, что самые непонятные для меня раньше чувства не только стали мне понятны, но стали мне присущи. Я поняла, что не только «здоровый дух в здоровом теле», но что тело это и есть дух. Его власть безгранична. Его влияние — неотвратимо, непобедимо. Нельзя ничего осуждать, и можно все понять и поправить в жизни. Духовный рост человечества в тесной связи с его физическим благом. Чтобы человек был хорош, надо, чтобы ему было хорошо, чтобы он был удовлетворен физически. Мысль совершенно не новая, но, если бы ее никогда никто не высказывал, я бы теперь открыла ее…

10/2 1919

И вот, хочется быть бодрой и веселой. Так надоело мне угнетение, подавленность духа и добровольное заключение в моей тесной комнате среди мокрых стен с температурой 2–3°! Так надоело. Жить этой нищенской жизнью! Сколько месяцев я сплю одетая, под тяжестью одеял и шубы, которые я с трудом натягиваю на себя, так это тяжело, утомительно. Как утомительно, что все, что я беру в руки, — мерзло, сыро, невыносимо! За каждым пустяком, который мне необходим, надо куда-то лезть, что-то разгораживать, отмораживая себе руки. Как ужасно утомительно, что скатерть на моем столе мокрая, спички отсырели, папиросы отсырели, сахар отмокает, сахарин разбухает, хлеб плесневеет, с окна течет под кровать, подушки ледяные, конверты сами собой запечатываются, перья ржавеют, даже книги портятся.

12 февраля 1919

Вчера выдался необыкновенно счастливый день. Ведь не может быть, чтобы мои горячие молитвы дошли до бога. Ведь это невероятно уже из-за того, что меня-то он не должен бы был слушать.

Только что я вчера кончила писать и собиралась уйти, как приехал Лодя. Сколько времени я о нем ничего не знала! Приехал, нагруженный провиантом. Чего-чего он не привез! И следом за его приездом… телеграмма от Эли из Хренового: «Получила известие, здорова, благополучно». Значит, известно, где Нинуся, и известно, что она жива, здорова, благополучна. Сегодня утром вернулся Лева. Я могу верить, что мои три все целы. Я могу успокоиться… Я непростительно счастлива, счастливее меня быть нельзя…

февр. 1919

С. Д. Селезнев[12] вел дневник, который мы, тогда еще зеленая молодежь, с хохотом читали после его смерти. Каждая запись начиналась так: «Под сие число сон…» И затем записывался сон. Почему он каждый день видел сны? И почему ему так хотелось их запомнить? <…> Неожиданно солнце проглянуло сквозь тучи, разъяснело, и я вся на солнце, и мне тепло и приятно. Окно мое за эти дни совсем оттаяло, с него даже не течет. Хочется думать о чем-нибудь приятном. Главное, хочется заглушить чем-нибудь свою обострившуюся тоску по Нине. Ах, как она иногда обостряется, эта тоска! В особенности по вечерам. На солнышке легче. И не тянет меня сегодня никуда идти. Такое удовольствие: можно писать без перчаток, без повязки на голове! Мечтается о весне, когда можно будет это окно выставить, открыть, проветрить свежим весенним воздухом просыревшие насквозь стены.