Дороти Иден - Никогда не называй это любовью

• Название: Никогда не называй это любовью
• Автор: Дороти Иден
• Издательство: Локид
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-320-00279-3

Роман Дороти Иден «Никогда не называй это любовью» – печальная история любви Китти О'Ши и Чарлза Стюарта Парнелла. Действие романа происходит в пуританской Англии, а затем переносится в маленькую непокорную Ирландию.

---

К счастью, именно в это время выступал сам премьер-министр. Его знаменитая горделивая осанка, копна седых волос, зловещий взгляд и дерзко вздернутый нос притягивали внимание всех слушателей, не считая одного ирландца, которого больше всего занимало происходящее на женской галерее.

Кэтрин думала: интересно, сколько раз он посмотрел на женскую галерею, прежде чем она появилась там. Она чувствовала, как щеки ее зарделись, и радовалась, что никто не узнал ее. Единственной знакомой ей женщиной была дочь мистера Гладстона, которая души не чаяла в отце и поэтому часто приходила в парламент послушать его речи.

Кэтрин попыталась сосредоточиться на обсуждаемой теме. Речь шла об опасном состоянии уэлльских угольных рудников и об использовании труда детей, к которым относились хуже, чем к низкорослым тягловым лошадкам. Эта тема, неприятная и огорчительная, очень тронула Кэтрин. Еще она с любопытством заметила в зале выдающихся людей: мистера Джозефа Чемберлена[12], высокого, с болезненным желтоватым цветом лица, с вежливым, но очень проницательным взглядом; достопочтенного Чарлза Дилка, сверкающего своим пиратским глазом; молодого лорда Рандольфа Черчилля, не сводившего глаз с выступающего премьер-министра; мистера Дизраэли[13], который сидел, поглаживая уложенные локоны.

Но вдруг она заметила, что в самой середине речи премьер-министра мистер Парнелл поднялся во весь свой рост и покинул залу. Вскоре позади нее раздался какой-то приглушенный шум. Кто-то шептал: «Тсс!» И неожиданно рядом с ней выросла высокая мужская фигура. Под громкий шум аплодисментов, адресованных мистеру Гладстону, уже хорошо знакомый ей голос произнес:

– Я подошел, чтобы поздороваться с вами, миссис О'Ши. Мне очень приятно видеть вас здесь.

Кэтрин заметила в петлице его сюртука белую розу. Если это означает то, о чем она смутно догадывается, то она очень рада.

– Будет ли сегодня что-нибудь интересное?

– Нет. Премьер-министр еще час или больше будет продолжать говорить об угольных рудниках.

– А вы не выступаете?

– Не сегодня. Если, конечно, не случится чего-то непредвиденного позднее, к вечеру.

Вокруг зашикали, и им пришлось молчать, пока красноречие мистера Гладстона сотрясало залу парламента. Мистер Парнелл встал.

– Я еще отыщу вас здесь, – прошептал он.

Он удалился, а она еще долго убеждала себя, что такой обмен несколькими фразами не представляет собой ничего серьезного. С таким же успехом они могли кричать на весь парламент, и это прошло бы незамеченным.

Если что и имело значение, так это то, как покраснели ее щеки и забилось сердце. Оно билось с такой силой, что вздымались кружева на ее корсаже. Но нелепо думать, будто она испытала такое сильное чувство лишь потому, что он взял на себя труд подсесть к ней и перекинуться несколькими ничего не значащими фразами. Если она и дальше поведет себя так, то, наверное, лучше сразу отказаться от нового интереса к политике, имеющей свойство поглощать человека целиком.

И совершенно нельзя допустить, чтобы случился скандал, связанный с лидером ирландской партии.

В следующий приход Кэтрин мистер Парнелл, здороваясь с ней, как бы случайно дотронулся до розы в петлице, однако не стал разговаривать с ней, что весьма разочаровало ее. Наверное, ей не стоило убеждать себя, что именно тогда мистер Биггар дошел как раз до середины своей нескончаемой и бессвязной речи, от которой все присутствующие в парламенте зевали и беспокойно ерзали на своих местах, и, вне всякого сомнения, мистер Парнелл готовился прийти ему на помощь в том случае, если беспорядочный поток слов приведет мистера Биггара к полному краху. Кэтрин с определенной долей эгоизма сочла, что ирландцы бывают такими же скучными, как и остальные люди, и ждала лишь того, когда освободится мистер Парнелл, чтобы снова подойти к ней и обменяться несколькими словами.

В следующие два дня ей не удалось выбраться в город. Кармен где-то сильно простудилась, заразила Нору, и теперь малышки то и дело звали к себе маму. В такое время им никто, кроме Кэтрин, не был нужен – ни Люси, ни мисс Гленнистер. А потом и Люси слегла с воспалением легких. Ни одна живая душа не знала, сколько ей лет, но внезапно она превратилась в старуху, почти такую же, как тетушка Бен. Кэтрин не отходила от ее постели. Ей пришлось немало поволноваться, борясь с такой мятежной и по-глупому независимой особой, как Люси.

Тетушка Бен тоже вела себя необычайно требовательно. Не желая проводить долгие, скучные вечера наедине со своей старостью и уже порядком ослабевшим здоровьем, старуха задерживала у себя Кэтрин как можно дольше, требуя от молодой женщины, чтобы та подробно обсуждала с ней самые ничтожные проблемы. Кэтрин с грустью думала, что она в буквальном смысле стала узницей. Она была раздражена, раздосадована, недовольна слугами. Ко всему прочему у нее совершенно пропали аппетит и сон.

Кэтрин сходила с ума. Ею все сильнее овладевала одержимость. Происходящее было совершенно ненормально, ибо она не видела перед собой ничего, кроме бледного лица с неотразимым, притягивающим взглядом, и не слышала ничего, кроме его голоса.

Ей надо забыть его. Обязательно. Ей нельзя больше встречаться с ним. Ей следует сказать Вилли, что мистер Парнелл являет собой именно то, что о нем говорили: он невоспитанный, грубый, лишенный самых элементарных манер человек, – и она предпочитает больше не встречаться с ним.

Но вот девочки начали поправляться. Тетушка Бен решила вместо Кэтрин задерживать у себя несчастного мистера Мередита, и наконец холодным солнечным днем Кэтрин выехала в Лондон.

Едва она успела занять свое место на женской галерее, как Парнелл оказался рядом.

– Сейчас идут очень долгие, утомительные дебаты, совершенно не требующие моего присутствия, – прошептал он ей на ухо.

Не угодно ли ей прокатиться куда-нибудь? Ему хотелось бы подышать свежим воздухом перед очень важным делом.

Она, не проронив ни слова в ответ, поднялась со своего места. Чувство разочарования, доселе владевшее ею, исчезло. Ей так хотелось остаться с ним наедине, и вот он сам предложил ей такую возможность. Наверное, она знала, что он поступит так.

Мистер Парнелл приказал кэбмену ехать вдоль набережной Виктории по направлению к Кью-Гарденз[14]. Вначале он говорил только о билле[15], который должен обсуждаться позднее.

– Я питаю отвращение к насилию, – произнес он. – Нам необходимо найти более действенные и более тонкие способы добиться того, чего мы хотим.

– А что является причиной насилия? – поинтересовалась она.

– Изгнания, изгнания и еще раз изгнания! – пылко ответил он. – Ведь, проезжая по дороге любой страны, вы всегда увидите жалкие группы изгнанников: матерей с младенцами на руках, стариков, бредущих неизвестно куда босиком. Им негде остановиться на ночлег, ибо у них нет ни пяди собственной земли. Они жаждут обрести хоть самую малость земли, миссис О'Ши, хотя бы жалкий акр, хотя бы десять квадратных ярдов. Но они не имеют права ни на что!

– А если они откажутся уходить?

Она взглянула на его правильный профиль.

– Их жалкие лачуги сжигают дотла прямо у них на глазах, если они упорствуют и не уходят. Я видел женщину, которая умоляла английских солдат подождать всего лишь час, пока ее умирающий муж не испустит последнего вздоха. Я видел женщину на последнем месяце беременности – она брела по мокрому полю. Я видел… – Он замолчал, и его лицо исказилось от горечи. – Простите меня, миссис О'Ши. Мне не хочется терзать ваше сердце. Я только хотел сказать, что больше не верю ни в какие законы, утвержденные Англией. Кто сможет возместить моему народу утрату детей, умерших от голода и холода? И все-таки я ненавижу жестокость и насилие. Поджог домов лендлордов приводит только в тюрьму или на виселицу. Мы же изыщем лучший способ, чтобы победить. И мы победим, не сомневайтесь в этом!

– Я и не сомневаюсь, – отозвалась Кэтрин. – Но оглянитесь вокруг! Какой прекрасный день! Нельзя все время думать о деле и не наслаждаться таким днем.

Она откинула вуаль, солнечные лучи упали на ее лицо. И тут Парнелл неожиданно ласково улыбнулся.

– Вот так куда лучше! Теперь я вижу ваше лицо. Ох, – вздохнул он, – ведь мне только это и нужно.

– Почему вас так волнует Ирландия, мистер Парнелл?

– Потому что я ненавижу несправедливость. Я ненавижу страдания и мучения людей. Я питаю отвращение к безвременной и бесполезной смерти. И я боюсь ее. Я беспредельно люблю Ирландию. Я родился в ней, в ее туманах и мягком воздухе, в ее горе, которое я впитал с молоком матери. Я ощущаю его всем своим существом. И я отдам жизнь за Ирландию. Несколько лет тому назад я дал себе клятву. Но не думайте, – он улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза, – что Ирландия занимает все мои чувства. Вы счастливы?

– В этот миг? Сейчас? Очень!

– И я тоже. Солнечный свет, неспешно бегущая лошадь, и никого вокруг, кроме нас. Мне бы страстно хотелось, чтобы так было всегда.