Барри Эйслер - Дождь для Джона Рейна

• Название: Дождь для Джона Рейна
• Автор: Барри Эйслер
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель
• Жанр: Боевик
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-037044-3, 978-5-9713-5208-2, 978-5-9762-0414-0, 978-985-16-1941-8

Джон Рейн.

Наемный убийца и величайший «мастер смерти», а в Японии, где он живет, подобное искусство ценится очень высоко. Но теперь Рейн устал и твердо решил покончить с прошлым.

Однако профессионалу его уровня непросто «выйти в отставку».

Джона разыскивают и представители американских спецслужб, и начальник японской тайной полиции, и таинственный «крестный отец» якудза.

Зачем?

Чтобы дать очередное задание?

Или — чтобы избавиться от самого Рейна, которому слишком многое известно?

Он должен выяснить это — если, конечно, хочет остаться в живых…

---

Я отошел на несколько шагов к окну и постучал в стекло. Через секунду свет внутри погас. Мило, подумал я. Он погасил три светильника, чтобы иметь возможность незаметно выглянуть через занавеси. Я ждал, зная, что он наблюдает за мной и проверяет улицу.

Свет снова зажегся, и через мгновение в дверном проеме появился якудза. На нем были серые спортивные штаны и черная майка, а также обязательные перчатки для поднятия тяжестей. Явно в процессе тренировки.

Он открыл дверь, осматривая улицу в поисках опасности, и не замечая ее прямо здесь — перед ним.

— Клуб закрыт, — сказал он.

— Я знаю, — ответил я по-японски, подняв руки в успокаивающем жесте ладонями вперед. — Я надеялся, кто-то может здесь быть. Я собирался прийти раньше, но дела задержали. Не мог бы я быстренько позаниматься? Пока вы здесь.

Он заколебался, потом пожал плечами и направился внутрь. Я проследовал за ним.

— Сколько вы еще будете здесь находиться? — поинтересовался я, бросив сумку со снаряжением и начав снимать одежду — штаны цвета хаки, голубую оксфордскую рубашку и морской блейзер. Натянул перчатки, что всегда делал до прихода в клуб, но якудза не заметил этой детали. — Чтобы мне рассчитать время тренировки.

Он подошел к тренажеру для приседаний.

— Сорок пять минут, может быть, час.

Приседания. Этим он обычно занимается после жима. Черт!

Я надел шорты и футболку, потом разогрелся выжиманиями в упоре и другими упражнениями, пока он занимался приседаниями. Разогрев может оказаться очень полезным, подумал я, в зависимости от того, как парень будет сопротивляться. Невеликое преимущество, но я ничего не отдаю бесплатно.

Когда он закончил, я спросил:

— Уже тренировали жим на скамье?

— Да.

— Какой был вес сегодня?

Якудза пожал плечами, однако я определил по легкому подъему груди, что его тщеславие затронуто.

— Не так много. Сто сорок кило. Мог бы и больше, но с таким весом лучше, если тебя кто-то страхует.

Отлично.

— Э, да я подстрахую вас.

— Не-а. Я уже все.

— Давайте еще серию. Сколько вы ставите — два своих веса? — Моя недооценка была намеренной.

— Больше.

— Черт, больше, чем два веса собственного тела? Я даже близко к такому не подошел. Сделайте одолжение, покажите еще одну серию, у меня будет стимул. Я подстрахую, согласны?

Он посомневался, потом пожал плечами и направился к скамье для тренировки жима.

Штанга была уже установлена, сто сорок кило, которые он поднимал раньше.

— Как думаете, потянете сто шестьдесят? — В тоне моего вопроса было сомнение.

Якудза взглянул на меня, и я понял, что его эго уже на взводе.

— Запросто.

— Это я и хочу увидеть, — сказал я, снимая два десятикилограммовых диска со стеллажа и насаживая их с обеих сторон штанги. Потом встал позади скамьи и ухватился за гриф обеими руками примерно на уровне плеч. — Предупредите, когда будете готовы.

Он сел на скамью, наклонив плечи вперед и вращая шеей из стороны в сторону. Сделал несколько резких круговых движений руками — я услышал серию коротких резких вдохов-выходов. Потом лег на спину и взялся за гриф.

— Давайте на счет «три», — сказал он.

Я кивнул.

Еще несколько сильных вдохов-выдохов. Затем:

— Один… Два… Три!

Я помог поднять штангу и стабилизировать ее у него над грудной клеткой. Якудза смотрел на штангу раздраженным взглядом, перед попыткой подбородок его скрылся в мышцах шеи.

Затем он дал штанге опуститься, сохранив, однако, достаточно энергии, чтобы поднять ее с массивной груди. На двух третях пути вверх штанга почти остановилась, подвешенная между силой притяжения и мощью накачанных стероидами мышц, но продолжила подъем, пока его локти не выпрямились. Руки дрожали от усилий. Ему ни за что не повторить упражнение еще раз.

— Еще один, еще, — настаивал я. — Давайте, у вас получится.

Последовала пауза, и я приготовился попробовать какие-нибудь новые уговоры. Но он просто морально готовился к попытке. Сделал три быстрых вдоха, после чего опустил на грудь гриф штанги. От удара она подскочила на пару сантиметров, еще на несколько — от последовавшего толчка вверх, но уже через мгновение остановилась и начала неумолимо опускаться вниз.

— Помоги, — спокойно сказал он, надеясь, что я мгновенно брошусь на помощь.

Штанга продолжила движение вниз и опустилась ему на грудь.

— Помоги же! — повторил он, на сей раз уже резче.

Вместо этого я надавил на штангу.

Его глаза широко раскрылись, пытаясь поймать мой взгляд.

Учитывая штангу со всеми ее дисками и давление, которое добавил я, ему сейчас пришлось бороться почти с двумя сотнями килограммов.

Я смотрел на гриф штанги, однако боковым зрением увидел, что в глазах якудза появилось замешательство, которое быстро сменилось страхом. Он не произносил ни звука. Я продолжал концентрироваться на смертельном клиническом нажиме.

Якудза стиснул зубы, подбородок его почти утонул в шее — он изо всех сил пытался сдвинуть штангу. Я подсунул ступню под горизонтальные опоры под скамьей, чтобы приложить дополнительный вес к штанге, и она снова опустилась ему на грудь.

Снаряд задрожал — это руки якудза затряслись от усилия. Штанга слегка приподнялась.

Неожиданно я ощутил фекальное зловоние. Симпатическая нервная система в отчаянии начала отключать ненужные функции организма, вроде контроля над сфинктером, переводя всю оставшуюся энергию в мышцы.

Борьба продлилась еще несколько секунд. Потом его руки затряслись сильнее, и я почувствовал, как гриф все глубже надавливает ему на грудь. Воздух из грудной клетки выходил через ноздри и сжатые губы с легким шипением. Я чувствовал его взгляд, но продолжал смотреть только на торс и штангу. Якудза так и не издал ни единого звука.

Прошло еще несколько секунд. Я ждал. Кожа на его лице стала синеть. Я продолжал ждать.

Наконец я ослабил нажим на гриф и отпустил его.

Глаза жертвы все еще были направлены на меня, но уже ничего не воспринимали. Я сделал шаг назад, выйдя из поля зрения невидящих глаз, и осмотрел сцену. Все выглядело почти естественно: фанат-качок поздно вечером в одиночестве попытался осилить слишком большой вес, его прижало штангой, он задохнулся и умер. Нелепая случайность.

Я переоделся в уличную одежду. Взял сумку, направился к двери. Позади раздался треск, как будто ломались сухие щепки. Я обернулся, чтобы последний раз взглянуть на него, и понял, что звуки издают не выдержавшие веса ребра.

Я вышел в темный холл, подождал, пока улица опустеет. Потом скользнул на тротуар и растворился в окруживших меня тенях.

2

Я шел пешком через множество второстепенных улочек Роппонги и Акасаки, пересекал узкие переулки так, что непосвященному показалось бы, что я просто срезаю путь, но на самом деле такая манера передвижения рассчитана на то, чтобы вынудить преследователя или команду преследователей проявить себя в попытках удержаться на хвосте. Стараясь обнаружить наблюдение, я, как правило, веду себя как обычный пешеход. Если некая организация заинтересовалась мной, но еще не выяснила, кто я есть на самом деле, я не намерен сдавать игру, как какой-нибудь Джон Простак.

Через четверть часа или около того я убедился, что хвоста за мной нет, и стал замедлять шаг. Я обнаружил, что двигаюсь против часовой стрелки по длинной окружности, которая ведет меня в направлении Аояма-Боши, огромного кладбища, представляющего собой зеленый треугольник в центре модных западных районов города.

В северной части Роппонги-дори я прошел мимо небольшой колонии картонных укрытий — лагеря бродячих бездомных людей, ведущих жизнь в каком-то смысле такую же обособленную и анонимную. Я поставил на землю спортивную сумку, зная, что ее содержимое — поношенный костюм и перчатки для занятий тяжелой атлетикой — будут быстро распределены между этими голодными привидениями. За несколько дней, а может быть, и часов никчемные останки свидетельств моей последней работы потеряют малейший намек на происхождение, превратятся в очередные безымянные и бесцветные вещи безымянных и бесцветных душ, этих ненужных осколков одиночества и отчаяния, которые время от времени забредают в коллективную мертвую зону Токио, а из нее — в забвение.

Освободившись от груза, я продолжал движение, кругами направляясь на восток. Под эстакадой Ногизака, к северу от Роппонги-дори, я увидел полдюжины сидящих полукругом на корточках чинпира в гоночных кожанках. Низкие, сверкающие металлом мотоциклы стояли рядом на тротуаре. Фрагменты разговора отражались от бетонной стены слева от меня; слова нечеткие, хотя звучание такое же плотное, как выхлоп мотоцикла. Вероятно, они сидели на какусейдзаи — первитине, ставшем излюбленным японским наркотиком с тех пор, как правительство начало распространять его среди солдат и рабочих во время Второй мировой войны, и для которого эти чинпира, без сомнения, были и поставщиками, и потребителями. Они ждали, пока наркотик зажужжит на достаточно высокой ноте в их мышцах и мозгу, пока час не станет достаточно поздним, а ночь — достаточно соблазнительной и темной и они смогут подняться из бетонной берлоги и ответить неоновому призыву Роппонги.