Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты

• Название: Олимпионник из Артаксаты
• Автор: Ашот Мелик-Шахназаров
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Спорт
• Год: 1986

В этой исторической повести рассказывается о победителе Олимпийских игр древности Вараздате, жившем во второй половине IV в. н. э. в Армении и удостоившемся коровы армянского царства.

Читатель сможет узнать много интересного о проведении атлетических игр в Олимпии, о традициях и ритуалах, связанных с ними, о борьбе Армении за независимость и о трагической судьбе царя Вараздата.

---

Утром советники царя, Карен и Арсен, ввели к Вараздату человека могучего телосложения, с лысеющей, несмотря на молодость, головой. Это был Месроп Ацекаци, известный своими подвигами и храбростью в сражениях, что было неудивительным, если учесть, что он происходил из области Тарон и принадлежал к нахарарскому роду Мамиконянов. Месроп был очень образован, знал несколько языков, учился за границей. Поклонившись царю, он сказал:

— Я много думал, царь. А вчерашние разговоры на Большом совете утвердили меня в мысли, что армянам нужны свои собственные письмена. Надеясь на бога, мы должны и сами искать наши письмена. Тогда мы сможем учить грамоте наших детей на родном языке. Греческие буквы нам не подходят, как справедливо заметил их святейшество католикос Усик. К тому же их применение в Армении восстанавливает против нас персов. Я не знаю, где найти армянские письмена. Но я твёрдо знаю, что сделать это надо. И хочу посвятить свою жизнь этому делу. Как? Ещё не знаю. Может, уйду в монахи или стану писцом. Буду бродить по свету. Бог укажет мне нужный путь!

Месроп умолк. Вараздат с уважением и интересом смотрел на этого рассудительного воина. Его слова пришлись ему по душе.

— Ты прав, Месроп! Надо искать! И дай бог найти такие письмена, которые отличались бы и от кружевной вязи персидской грамоты и от строгой угловатости греческих букв. Живя в окружении этих двух народов, персидского и греческого, мы должны проявлять осторожность и осмотрительность во всём, даже в выборе букв, чтобы не вызывать недовольство наших соседей. Если тебе будет нужна какая-нибудь помощь, обращайся ко мне, Месроп, — сказал царь.

— Нет, государь! Помощи пока не нужно. Я даже не знаю, как подступиться к этому делу. Куда идти, где искать? — В голосе Месропа слышались одновременно и растерянность, и решимость.

— К тебе пришло озарение, друг мой, — промолвил Вараздат. — Ты видишь цель. А это главное! Человек, бредущий без всякой цели, бесполезно тратит свои силы. Тот, кто видит цель, рано или поздно достигнет её.

— Если бы нашлись подходящие письмена, мы могли бы открыть, сначала тайно от всех, школу в Арцахе, чтобы испробовать их применительно к нашему языку. И лишь позже, убедившись в пригодности этих букв, объявить о них всенародно, — мечтательно сказал Арсен.

— Послушай, брат, — возразил Карен. — До открытия школ ещё очень далеко. Сначала нужно найти письмена. Да пошлёт тебе бог удачу, Месроп.

Разговор с Месропом был для царя как сладкая музыка.

«Ах, если бы все Мамиконяны были бы так искренни, так открыты со мной, как этот благородный Месроп!» — не раз думал впоследствии Вараздат. Его беспокоила мысль о Мушеге.

Дело в том, что отношение спарапета Мушега к царю было двойственным. Здесь играли свою роль сложные мотивы. В течение всей обозримой истории Армении спарапетов стране поставляли Мамиконяны. Это был храбрый, воинственный род, сделавший для укрепления армянского трона, пожалуй, больше, чем все другие нахарарские династии, которые поддерживали царскую власть лишь тогда, когда это совпадало с их интересами. Мамиконяны защищали царские интересы, как свои собственные, иногда даже забыв о своих собственных интересах. Конечно, они защищали при этом честь, достоинство и само существование своей родины. Пройдут десятилетия, и один из представителей этого славного рода, Вардан Мами-конян, возглавит борьбу армянского народа за независимость, нанесёт сокрушительное поражение врагу в знаменитой Аварайрской битве и впишет в историю Армении своё имя появившимися к тому времени армянскими письменами, а ещё полторы тысячи лет спустя застынет в бронзе на летящем коне на одной из площадей столицы Советского армянского государства…

А в ту пору в стране, по существу, были две царские династии. Одна официальная — Аршакидов, другая неофициальная, но даже более мощная — Мамиконянов. На веку Мушега Мамиконяна сменилось уже три царя. Он стал во главе армянского войска в трагические для родины дни, когда персы обманом завлекли к себе армянского царя Аршака II и, заковав в кандалы, поставили перед ним в темнице бездыханное, набитое соломой тело его ближайшего соратника и друга спарапета Васака, отца Мушега.

Взошедшего на престол царя Папа Мушег принял почти по-отечески. Папу было тогда семнадцать лет, Мушегу — на десять лет больше. Спарапет оберегал Папа, верно служил ему, зная, что молодой царь нуждался в его покровительстве и помощи. Пап не был силён в воинской науке и не был крепок физически.

Другое дело Вараздат: Несмотря на свою молодость, Вараздат был уже зрелым мужем. Он участвовал в сражениях, знал цену жизни и смерти. Он и без спарапета мог сам в любое время возглавить армянское войско. Кроме того, Вараздат был окружён ореолом славы олимпионика. Не какого-то там, пусть даже очень быстрого, бегуна, что вряд ли имело бы большую ценность в горной Армении, а кулачного бойца, бесстрашного поединщика, одолевшего даже львов. Такой государь не нуждался в покровительстве спарапета, и потому умудрённый жизнью Мушег испытывал к молодому царю невольное чувство ревности и зависти.

Первые три года правления Вараздата прошли спокойно. Спарапет редко бывал в столице, а ромеи и персы не доставляли особых хлопот: то ли были заняты внутренними делами, то ли опасались созданного Вараздатом постоянного войска. Однако постепенно нахарары стали отзывать своих воинов, ссылаясь на то, что опасности отечеству нет, а люди нужны дома. Кроме того, царь в последнее время всё чаще испытывал на себе давление проперсидски настроенных князей. Тому была серьёзная причина.

Воспользовавшись уходом ромеев, царь Шапух стал усиленно уговаривать владельцев соседних с Персией армянских областей пойти на союз с ним, суля им приращение земель и другие блага. В качестве своего оружия Шапух избрал Манвела Мамиконяна, двоюродного брата спарапета Армении, служившего командующим армянской конницей в составе персидской армии. Свой выбор коварный Шапух остановил на нём не случайно.

Опираясь на свою силу и авторитет, отдельные представители рода Мамиконянов осмеливались иногда заявлять о равенстве с армянскими царями. Манвел не раз выказывал в кругу своих друзей притязания на управление страной, понося при этом царскую фамилию. И слухи об этом, конечно, дошли до царя.

Вараздат не стал бы придавать значения этим слухам, если бы не наглое письмо, полученное однажды им от Манвела.

«Мы, — писал царю Манвел, — никогда не были слугами царей армянских, но были равными с вами и даже познатнее вас, ибо предки наши были сами царями в Чинастане[22]. Однако из-за раздора между братьями, вследствие которого произошло великое кровопролитие, мы покинули родину и пришли в Армению искать спокойствие». И далее Манвел подробно излагал Вараздату известное фамильное сказание Мамиконянов о двух братьях Мамике и Конаке, которые были сыновьями «сатрапа Карнама, бывшего вторым по царе чинастанском».

После смерти Карнама его жена вышла замуж за китайского императора и родила ему сына Чинбакура. Потерпев неудачу в попытке избавиться от наследника, братья Мамик и Конак бегут к царю Парфии, который, не желая портить отношения с китайским императором, переправляет их к родственнику своему Аршакиду, царствовавшему в Армении. Воинственные братья получают от царя армянские области Тайк и Тарон и выдвигаются в спарапеты Армении, сделав благодаря своим заслугам эту должность наследственной. Такова была легендарная история рода Мамиконянов.

Вараздат не стал предавать это письмо широкой огласке и ответил Манвелу коротко и с иронией, что если он, Манвел, считает себя наследником династии китайских царей, то пусть едет в Чинастан и добивается там трона, а его, Вараздата, не беспокоит более своими писаниями. Однако под влиянием этого письма Вараздат стал относиться всё хуже и хуже к своему спарапету. А тот двойственным поведением, отсутствием искренности в отношениях с царём лишь усиливал его подозрения.

Роковую роль в назревавшем конфликте сыграл Бад Сааруни, пользовавшийся уважением и доверием Вараздата. Сааруни при каждом удобном случае оговаривал спарапета. Аргументы Бада были неотразимы. Мушег чванлив, как и все Мамиконяны. Он смотрит на царей Армении, как на мальчиков, которые нуждаются в его советах. Он не считается с их мнением и поступает всегда по своему усмотрению. Не он ли отпустил на свободу взятого в плен царя агванцев Урнайра под лживым предлогом, что он, Мушег, не смеет поднимать руку на царственных особ? И это в то время, когда находившийся рядом Бад Сааруни отговаривал его от этого, напоминая, сколько смертей и горя принёс Урнайр, ворвавшись на армянскую землю! Не Мушег ли, взяв в плен весь царский гарем, отправил жён ненавистного Шапуха с почестями в Персию под предлогом того, что спарапету не пристало воевать с женщинами? Неужто забыл он, как персидский царь жестоко обошёлся с пленной армянской царицей и жёнами нахараров — предал их позорной смерти. Следует ли удивляться тому, что Шапух приказал изготовить кубок с изображением Мушега на тонконогом белом скакуне и, попивая из него на пиру, приговаривал: «Пусть белоконный тоже пьёт!» А где был Мамиконян, когда Теренций коварно расправился с царём Папом в Карине? Он уклонился от поездки под предлогом того, что спарапету надлежит оставаться с войском, чтобы обеспечить в случае опасности защиту страны. Лишь он, Бад Сааруни, отмстил византийцам за смерть царя! Да и кто таков вообще Мушег Мамиконян? Ведь это племянник человека, перешедшего в своё время на сторону персов и отдавшего страну на поругание персидскому царю Шапуху! А брат его поныне служит в Персии и уговаривает нахараров избавиться от Вараздата и заключить союз с персидским царём. В общем, вывод один: Мушегу доверять нельзя — он, несомненно, втайне зарится на трон. И если его не убрать, то быть беде.