Вячеслав Марченко - Гнет

• Название: Гнет
• Автор: Вячеслав Марченко
• Издательство: П.Н.Шамрай
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-8442-98-8

На примере одной семьи автор описывает исторические события, обусловленные политическими обстоятельствами: репрессии на селе 20 - 30-х годов ХХ столетия во время коллективизации, раскулачивания, ужасный голод 1932 - 1933 годов, 1946 - 1947 годов, военная мясорубка с тысячами невинных и ненужных жертв в период Великой Отечественной войны.

   С документальной точностью в книге приводятся свидетельства о тяжелой, рабской жизни простого украинского крестьянина на Николаевщине в 30 – 50-е годы прошлого столетия.

---

  Потом раскулачили старшего сына деда Клима – Гришу. Он после того, как раненным вернулся с первой мировой войны 1914 года, жил отдельно в своей небольшой хатке напротив отцовского дома. Собрав свои пожитки, он вынужден был вместе со своей семьей перебраться к своему  младшему брату Васе, но спустя месяц и того тоже раскулачили. Причем его чуть не расстреляли,… он стал сопротивление оказывать пришедшим к нему активистам, и его сначала избили сильно, а потом за дом потащили и к стенке поставили. В него несколько раз выстрелили, но, к счастью, пули выше  головы пролетели. Скорее всего, его таким способом  хотели попугать. Хорошо еще, что его не арестовали.

   Потом и он со своей семьей, и Гриша – его старший брат, со свей семьей, сначала перебрались жить к их двоюродному брату Вите, а потом они вырыли землянки за селом и там жить стали.

   У Гриши было пятеро детей. Во время голодовки - в 1933 году, у него сначала умерла его жена Ира, а потом, когда он и его дети уже тоже  находились на грани голодной смерти, он, чтобы спасти хотя бы своих младших детей - Аню и Колю, отвез их в Николаев и сдал в приют. И уже после голодовки, когда ему и его трем старшим детям: Мусе, Наде и Марусе чудом удалось выжить, он поехал в Николаев, чтобы забрать своих младших детей из приюта, но ему там сказали, что его дети умерли. Он от горя чуть рассудок не потерял, и это было просто чудо, что он не натворил тогда глупостей.  Решив бежать подальше от  этого проклятого места, он в 1935 году уехал на Донбасс и там  работал на шахте шахтером, он там и умер вскоре.

   Младший брат деда Вани - Вася, после раскулачивания - в нашем селе в землянке еще какое-то время жил, а потом, после голодовки, он со своею семьей в Николаев выехал. Там ему как-то удалось пристроиться, и он там жил до 1944 года, до тех пор, пока наша армия Николаев не освободила. В это время он был отправлен на фронт и там он пропал без вести. У него остались тогда трое детей: Вася, Боря и Леночка – сейчас они в Николаеве живут.        

   А искалеченный на Гражданской войне Петя, после того, как его вместе с его семьей из отцовского дома выкинули -  у нас жил, пока мы помогали ему землянку на краю села строить. Там он, инвалид и герой  Гражданской войны, и жил потом,  пока уже во время войны - в 1944 году,  пряча в своей халупе от немцев двух наших раненных солдат, не был  вместе с ними застрелен. У него осталась тогда  жена Катя с двумя дочками: Верой и Дуничкой.

   Последний брат деда Вани - Коля, после раскулачивания тоже за селом землянку вырыл, и жил там со своей семьей. Он был самым грамотным в семье Иванцовых – окончил в Ковалевке ту четырехлетнюю школу, о которой я тебе говорила. Работал он сначала в нашем  колхозе учетчиком, а затем, после того, как  вовремя голодовки - в 1933 году, умер от голода его единственный сын – тоже Коля, он со своей убитой горем женой  Юлей  выехал из села. Он долго мыкался в поисках места жительства и, в конце концов, ему удалось обустроиться в Крыму. Там у него родилось двое детей: Боря и Валерик, там он и жил до начала войны.

   Работал Коля бухгалтером на рыбоперерабатывающем заводе. А когда война началась, его на фронт наши забрали, и он защищал Севастополь. Тогда же очень много наших солдат в плен к немцам попало - Коля тоже в плен попал. А когда немцы колонну с пленными солдатами гнали куда-то в лагерь, ему и еще нескольким нашим солдатам ночью удалось сбежать, и он сюда, к нам в село пришел. Нам удалось скрыть от румын, что он воевал и был в плену, и он жил тут до 1944 года, до тех пор, пока наши войска к нам в село не вернулись.

   Помню, когда он пришел сюда к нам и ночью в дом постучал, мы его еле узнали: он от истощения на ногах еле стоял. Болел он после этого долго и даже в Ковалевской больнице при румынах лежал. К счастью, ему удалось тогда выжить, но здоровье его было очень плохим. А спустя где-то месяца три, после того, как он к нам сюда пришел, и его жена  Юля со своими двумя  маленькими детьми на самодельной тачке  к нам с Крыма пешком пришла. Сначала они жили у нас, а потом румыны вернули им отцовский дом, отнятый у деда Клима Советской властью в 1929 году, а школу румыны перенесли в другое место. Но долго радоваться жизни в своем доме Коле не довелось: в 1944 году, когда вернулась Советская власть, она вновь вернула в тот дом школу, а его, еле живого, вновь отправили на фронт. Он был ординарцем у командира полка и погиб в Венгрии, прикрыв его своим телом от осколков  разорвавшейся рядом бомбы.

   Помню, мамка твоя всем нам письмо читала от того командира, он благодарил бабу Юлю за спасенную Колей ему жизнь и надеялся, что Колины дети вырастут достойными своего отца. Коля посмертно был награжден орденом, а каким – я не помню.

   А его жена  Юля с двумя маленькими детьми Борей и Валериком еще какое-то время в коридоре той школы ютилась, а потом ее и оттуда выгнали. Причем представители власти нашей Советской просто взяли ее торбы с одеждой, вынесли на улицу и сказали ей: пошла вон отсюда!

   Помню еще, двоюродный брат твоего деда Вани - Фисенко Василий Тимофеевич, он до войны в Новой Одессе в Районо инспектором работал, а после освобождения села - в Ковалевской школе украинский язык и украинскую литературу преподавал. Так вот он после войны написал куда-то вверх письмо, в котором излагал несправедливость, проявленную в отношении бабы Юли, которую вместе с детьми власть наша Советская из той школы выгнала. Прошло после этого недели две, и его с работы сняли. Он потом боялся даже дома ночевать: все ждал, когда его арестовывать придут. Опасаясь ареста, он в поисках справедливости даже пешком в Киев ходил. И, к счастью, его не арестовали тогда, но и в школе за то, что он защищает бывших раскулаченных, ему работать не разрешили - его определили работать в колхозный сад садовником.

    В ту зиму баба Юля вынуждена была жить у нас, а весной мы помогли ей отремонтировать ее старую землянку, и она с детьми туда жить перебралась. В той землянке она жила до середины пятидесятых годов, до тех пор, пока она - женщина очень красивая и умная, не вышла еще раз замуж. Ее новый муж – тоже Коля, помог ей воспитать ее детей и сумел пристроить старшего ее сына - Борю, в Николаевское мореходное училище. Сейчас Боря уже на пенсии – он был моряком дальнего плавания, а младший его братик - Валерик, умер рано – видимо, здоровье его подкосилось от такой жизни.

   Я молча, с открытым ртом слушал рассказ бабы Кили, а в душе у меня от злости кипело. Я ни как не мог дойти своим умом: как наша родная Советская власть для того, чтобы осчастливить свой народ,  могла так цинично и жестоко издеваться над этим же своим  народом. Как только люди сносили все это,…  и вообще, как они позволили этой власти так издеваться над собой?!.. 

   - Бабуся, - не в силах сдерживать себя, спрашиваю я, - когда наши представители Советской власти выгоняли бабу Юлю с детьми из ее же собственного дома, они что, не знали о том, что ее муж на фронте находится и что он с оружием в руках защищает эту же - Советскую власть?.. Что он, наконец, жизнь свою отдал за нее?!

   Баба Киля подняла на меня свои глаза, и я в них увидел  обиду и удивление.

   - А ты что же, внучек, - тут же спросила она меня в упор, глядя мне в лицо, - считаешь, что это обстоятельство могло как то повлиять на желание наших властей выбросить из дома семью бывшего раскулаченного?.. Тут только в нашем селе, знаешь, сколько было таких, как баба Юля?..  - После небольшой паузы баба Киля с горечью в голосе добавила:  - Веру – жену моего погибшего на войне брата Сени, с четырьмя малыми детьми на руках тоже из дома наших  родителей, что ему румыны в 1941 году вернули – наши, когда вернулись в село, на улицу выкинули,…  вот кого тебе, внучек, надо было бы порасспрашивать о жизни… Как она, бедняжка, без мужа с четырьмя детьми на руках смогла во время голодовки в 1947 году выжить и детей своих вырастить – одному только Богу известно. Помню, она, как щепка, в лохмотьях на прополку кукурузы в колхоз ходила, а дети ее маленькие, самой старшей из которых  – Анечке, тогда всего лишь 12 лет было, помогать ей на поле приходили, и тоже, голодные, вместе с нею, траву съедобную по балкам выискивали, чтобы покушать.

   Нет, внучек, - баба Киля вновь взглянула на меня взглядом наполненным гневом и болью, - ни душераздирающие женские слезы, ни малые дети на руках, ни похоронка на мужа - ни что не могло остановить нашу «родную» Советскую власть от желания, как она тогда считала, «восстановить справедливость». Женские слезы от такой справедливости реками лились, и жаловаться им было некому.  

   После этих слов баба Киля замолчала. Я тоже молчал.  Мне было обидно, больно и противно. Молчание длилось долго.

   - Бабуся, а мама деда Вани – баба Наташа, после того, как умер дед Клим, она у вас жила? –  вновь возвращаясь к нашему разговору, спросил я бабу Килю.

   - Да,- уходя мыслями куда-то вовнутрь, после небольшой паузы вновь продолжила свой рассказ баба Киля, - после того, как умер дед Клим, она жила с нами тут - в этой хате. Но, в 1932 году, когда уже стало невыносимо трудно с едой, баба Наташа в надежде, что у ее дочери Анюты будет с продуктами полегче, пошла пешком к ней,  в село Новониколаевку. Мы отговаривали ее, говорили: проживем как-нибудь, но она, видимо от жалости к нам, не послушалась. А тогда уже стояла прохладная осень, и ее в дороге застал дождь. Сильно промокнув, она простудилась, а лечиться тогда было нечем, и, спустя три недели после этого, она умерла от воспаления легких.