Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

• Название: «На суше и на море». Выпуск 2
• Автор: Альманах
• Издательство: Государственное Издательство Географической Литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1961

Это второй выпуск художественно-географического сборника «На суше и на море». Как и первый, он принадлежит к выпускаемым издательством книгам массовой серии «Путешествия. Приключения. Фантастика».

Читатель! В этой книге ты найдешь много интересных рассказов, повестей, очерков, статей. Читая их, ты вместе с автором и его героями побываешь на стройке великого Каракумского канала и в мрачных глубинах Тихого океана, на дальнем суровом Севере и во влажных тропических лесах Бирмы, в дремучей уральской тайге и в «знойном» Рио-де-Жанейро, в сухой заволжской степи, на просторах бурной Атлантики и во многих других уголках земного шара; ты отправишься в космические дали и на иные звездные миры; познакомишься с любопытными фактами, волнующими загадками и необычными предположениями ученых.

Обложка, форзац и титул художника В. А. ДИОДОРОВА

http://publ.lib.ru/publib.html

---

— Слово для внеочередного заявления имеет товарищ Колыванов…

Сосед тронул Колыванова за плечо.

Колыванов сразу почувствовал какое-то недовольство среди слушателей. Может быть, уже устали, может, Барышев успел предупредить подчиненных, какой вздорный и беспокойный человек вошел в коллектив. Только ровное внимание Тулумбасова успокаивало. Бритая его голова, казалось, посверкивала в лучах лампы, лицо оставалось напряженно серьезным, точно он заранее знал, что Колыванов сообщит нечто важное. Недаром же он так быстро согласился на вылет Колыванова сюда, на совещание.

7

Он вдруг почувствовал огромное облегчение: его враждебное настроение к Барышеву, к Екатерине куда-то исчезло, словно медленно отодвинулось вдаль.

Произошло это в тот самый миг, как он встал, чтобы начать свою речь. В сущности это было правильно. Ведь он должен говорить о таких делах, которые значили куда больше, чем тоска, любовь, ревность.

Такие внезапные прозрения Колыванов испытывал и раньше. Все личное, горькое, неприятное вдруг как-то забывалось, становилось далеким, он не мог думать ни о чем другом, кроме того, что могло помочь делу.

Это не означало, что позже он не испытывал сожаления о том, что не бил противника его же оружием, если противник бывал подл или груб. Но, даже и сожалея, он все равно понимал, что отравленное оружие применять не будет. Это только в злых мыслях хорошо — видеть поверженного и растоптанного врага и наполнить в честь победы чашу, сделанную из его черепа. На самом же деле, подойдя к источнику, лучше взять воду в пригоршни.

— Я должен высказать несколько соображений о предложенном варианте трассы второго участка, — начал он ровным, немного глуховатым голосом, который, однако же, был слышен отчетливо.

— Изыскатели, проводившие эту работу в очень сжатые сроки, проложили трассу вдоль берега реки. В результате она удлинилась больше, чем на сто километров. Выбрав свой вариант заранее, изыскатели, так сказать, подпали под его власть и не произвели никаких разведок по прямой. Проведенная ими аэрофотосъемка не может служить доказательством правильного выбора трассы, так как речь идет о таких районах Урала, которые вообще исследованы мало. А между тем показания аэрофотосъемки о том, что на прямой лежат Колчимские болота и горный хребет Нима, послужили главной причиной выбора надречного варианта трассы…

Он сознательно строил свою речь так, чтобы не задевать Барышева и Екатерину, которые, собственно говоря, несут главную ответственность за предложенный вариант. Это они поленились обследовать прямую, они испугались леса, болот и гор, они нагромоздили в своем варианте дамбы по берегу реки, туннели в тех местах, где река разрезала горы, обводы там, где начинались карстовые земли Ветлана. Они считали, что нашли самый простой вариант, ведь по реке можно доставить строительные материалы! А может быть, в глубине души Барышев до сих пор не верит, что Красногорская трасса на самом деле будет проложена, — написал же он когда-то статью, доказывая нерентабельность новой дороги… Колыванов давал им, Барышеву и Екатерине, возможность исправить прошлую ошибку, — пусть будет мир ради дела!

— К сожалению, на прямой действительно горы и болота, — равнодушно сказал Барышев.

— Но горы на прямой прорезаны ущельями, — возразил Колыванов. — Болота, которые так испугали изыскателей, имеют характерную уральскую особенность — это согра, то есть заболоченное плато, воды которого можно сбросить при помощи самых примитивных осушительных работ, а подошва таких болот, как показывает практика геологических изысканий, чаще всего состоит из твердых скальных пород…

Колыванов все еще говорил спокойно, хотя равнодушное презрение Барышева было достаточно обидным. Тулумбасов внимательно смотрел на главного инженера.

Екатерина быстро передала Барышеву записку. Тот прочел ее и поднял глаза на Колыванова. Борис Петрович вдруг почувствовал себя бесконечно усталым, словно долго-долго убеждал всех в своей правоте и не добился ничего, кроме оскорбительного недоверия. Он кашлянул, чтобы замять неловкую паузу, и глухо сказал:

— Я просил бы разрешить мне произвести разведку прямой. Предложения представлены мной в письменном виде…

Он сел, пряча глаза, чтобы не видеть улыбок, какими, как ему казалось, обмениваются сейчас Екатерина и Барышев, а может быть, и все остальные. Эти остальные, должно быть, думают о нем: «Ай да синица, хотела море зажечь, ан и спичкой чиркнуть не умеет!» Он ждал, когда кто-нибудь выскажется, чтобы уловить, как принято его предложение. Ведь здесь есть опытные железнодорожники, которым Барышев и его мнение не указ. Однако все молчали, и молчание это затягивалось. Наконец Тулумбасов сказал:

— Ну, что же, товарищи? Колыванов ждет вашего решения…

Барышев язвительно произнес:

— У товарища Колыванова странная привычка размахивать кулаками после драки! Я бы сказал, что в каждом его слове чувствуется неуважение к коллективу. Красногорский участок разведан тщательно, проверены все варианты, в том числе и тот, о котором говорит Колыванов. Его проверяла Баженова, а всем нам известно, что она отличный инженер. Так и кажется, что Колыванов просто в обиде на кого-то и ему хочется опорочить каждое наше начинание.

«Молчи! Молчи! — думал Колыванов. — Можешь говорить о чем угодно, но не вспоминай того, что следует забыть!» — твердил он себе, чувствуя, как от лица отливает кровь и озноб охватывает все тело.

Тулумбасов вдруг сказал:

— Евгений Александрович, к делу!

Все тем же немного ленивым голосом, как говорят избалованные всеобщим вниманием люди, Барышев продолжал:

— Я предложил бы Колыванову ограничиться тем, что ему положено по уставу, как начальнику участка, — восстановлением трассы, то есть проверкой ее по заданному направлению. Мы знаем, к чему ведет иной раз излишняя самоуверенность исполнителей… Строительство дороги будет задержано, расходы увеличатся, а отвечать в общей сложности придется вам, — он слегка наклонил голову в сторону Тулумбасова, — и мне, как главному инженеру…

Колыванов встал. Он был так взволнован, что не мог больше сдерживаться.

— А вы не помните, товарищ Барышев, что произошло на Казахстанской трассе? — гневно спросил он. — Такие же исполнители, как я, ваш покорный слуга, нашли, что трасса проведена с отклонениями от реально возможного направления, и сократили и сроки строительства и стоимость работ! И еще я хотел бы спросить вас, всегда ли вы расцениваете деловые предложения, как попытку оскорбить вас лично, или это относится только к данному случаю? Если это только данный случай, то я попрошу вас немедленно извиниться перед Екатериной Андреевной Баженовой, потому что мужчина…

— Борис! — шепотом сказала Баженова, приподнимаясь с места.

Колыванов медленно сел. Тулумбасов, словно ничего не заметив, спокойно обратился к Екатерине:

— Вы хотели что-то сказать, товарищ Баженова?

Он постучал карандашом по стакану. Екатерина взглянула на него, провела рукой по лбу, тихо сказала:

— Да, да… Я хотела уточнить… Барышев напрасно ссылался на мою работу по прямой. Я этих разведок не вела, положившись на данные аэрофотосъемки.

Она замолчала, все взгляды были устремлены на нее, и она вдруг зябко повела плечами.

— Это все, что вы хотели сказать? — спросил Тулумбасов.

— Да… Все… — И вдруг твердо добавила: — Я думаю, что надо разрешить Колыванову дополнительную разведку.

Эти слова прорвали молчание.

Все сразу заговорили, перебивая друг друга. Барышев поглядывал снисходительно и высокомерно, всеобщее возбуждение казалось ему смешным. Баженова резко встала и вышла, простучав каблуками по паркету, не обращая внимания на неодобрительные взгляды. Лицо ее было бледно, но спокойно.

Колыванов невольно пожалел ее. Трудно ей будет сегодня разговаривать с новым мужем. И неужели она никогда не думала о том, что в сущности Барышев, если не злой, то совершенно равнодушный, себялюбивый, ничтожный человек, которого только удача подняла на высокий пост? Как она могла стать женой Барышева?

Колыванов не слушал прений. Барышев несомненно будет мешать ему, но все равно разрешение на дополнительные изыскания дадут. И когда Тулумбасов сказал об этом, он не был даже рад. Он все еще думал, что надо бы поговорить с Екатериной, предостеречь ее.

Выходя из кабинета, он увидел секретаршу начальника, которая шепнула ему:

— Екатерина Андреевна просила вас зайти к ней… Она только что пошла домой…

— Я не знаю, где она живет, — хмуро сказал он.

— Как не знаете, она живет на своей старой квартире, — удивленно ответила секретарша.

— На старой? — он оттопырил нижнюю губу, что делало его похожим на ребенка. — Как на старой?