Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

• Название: «На суше и на море». Выпуск 2
• Автор: Альманах
• Издательство: Государственное Издательство Географической Литературы
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1961

Это второй выпуск художественно-географического сборника «На суше и на море». Как и первый, он принадлежит к выпускаемым издательством книгам массовой серии «Путешествия. Приключения. Фантастика».

Читатель! В этой книге ты найдешь много интересных рассказов, повестей, очерков, статей. Читая их, ты вместе с автором и его героями побываешь на стройке великого Каракумского канала и в мрачных глубинах Тихого океана, на дальнем суровом Севере и во влажных тропических лесах Бирмы, в дремучей уральской тайге и в «знойном» Рио-де-Жанейро, в сухой заволжской степи, на просторах бурной Атлантики и во многих других уголках земного шара; ты отправишься в космические дали и на иные звездные миры; познакомишься с любопытными фактами, волнующими загадками и необычными предположениями ученых.

Обложка, форзац и титул художника В. А. ДИОДОРОВА

http://publ.lib.ru/publib.html

---

Это были еще не самые страшные обвинения. Но Екатерина вдруг стала думать о «горах и долах»… Ей вспомнились болота Колчима, горы Нима, леса реки Дикой, задержавшие в прошлом году триумфальное шествие Барышева. Так вот чего Барышев боялся! Он боялся Урала!

Да, но Колыванов-то пойдет туда! И пойдет без подготовки, без людей. Она слышала, как Барышев кричал за дверью: «Дайте ему месяц сроку, если уж вы хотите проверить и этот невозможный вариант!» — и понимала, что это значит. Двести километров по тайге, по болотам, по горам, в поисках лучших кривых, проходов, с установкой пикетажных знаков… Да на такую работу тот же Барышев потребовал бы полгода!

Она в конце концов ворвалась к Тулумбасову, но слишком поздно. Барышев встретил ее победной улыбкой. И ей ничего не оставалось, как заявить: она тоже пойдет с Колывановым! Вот когда увяла его улыбка! Еще бы, он же не успел снять ее с поста заместителя по изысканиям! Теперь-то она знала, что после разрыва с ним ей на этом посту не удержаться…

Тулумбасов к ее просьбе отнесся снисходительно. Он только напомнил то, что напел ему Барышев: сроки! Но сам Барышев был обескуражен, будто ждал, что Колыванов не вернется из этой рекогносцировки, и не хотел, чтобы Екатерина разделила его судьбу. А может быть, боялся, что Екатерина станет на сторону Колыванова, и тогда придется отвечать за неправильно проложенную трассу?..

В тот вечер она удостоилась визита Барышева. Все произошло так, как бывало много раз раньше. В стенку постучали. Ей было любопытно, что надо от нее Барышеву. Она ответила.

Евгений Александрович пришел с большим пакетом. В пакете были бутылка коньяку, вино, пирожное, яблоки. Стандартное угощение, заказанное по телефону в «Гастрономе». А может быть, закупленное секретаршей Барышева и, очень может быть, не предназначавшееся ей. Тут она спохватилась — ведь и раньше пакеты, с которыми приходил Барышев, были такие же. Но об этом не хотелось думать. Тогда она была слепой, ей казалось, что каждым словом и жестом этого человека управляет любовь к ней! Задумайся сейчас об этом, и станет страшно. Так, стандартная, как этот пакет, интрижка…

Он притворялся грустным, усталым. Он хотел отговорить ее от ненужного путешествия: «А что будет со мной?» — патетически воскликнул он.

— Просто снимут с работы, — сухо ответила она.

Он обиделся или притворился обиженным. Беседы не получилось. Когда он повернулся к двери, чтобы уйти, она остановила его:

— А угощение? Оно же денег стоит!

Он вернулся. Но теперь на лице его была ироническая усмешка. Собрал пакет, — она заметила все-таки, что руки у него дрожат, — спросил:

— А почему бы тебе не взять это с собой? Угостила бы мужа!

Она готова была ударить его. Он искоса взглянул на ее побледневшее лицо, на пылающие глаза — это пылание глаз и бледность щек она чувствовала — согнулся и торопливо ушел. А она упала на кровать, прикусила подушку, чтобы рыдания не были слышны за стеной, и как будто потеряла сознание…

А что ждет ее теперь, когда ледяная стена отделяет ее от Колыванова? Когда даже ближайшие его помощники смотрят на нее, как на соглядатая в своем стане?

Она осторожно приподнялась на своем ложе из пихтовых веток и вгляделась в лицо человека, сидящего у костра. Лицо это чужое, холодное. Колыванов записывает в дневнике отряда пройденный путь. Вот он задумался о чем-то, выпрямил плечи, поднял лицо к звездному небу, покусывая карандаш. Но ни разу не повернулся в ту сторону, где лежит она и ловит каждое его движение. Для него она не существует. Просто у костра лежат три члена отряда, среди них одна женщина. Только и всего.

Она лежит, широко открыв глаза и не замечая, как слезы текут и текут но лицу. А может быть, это дождь? Хотя откуда же дождь, когда небо вызвездило так, что видны все звезды Волопаса. Это очень маленькое северное созвездие. Если его видно на небе, надо ждать морозов.

11

Да, слезы на глазах и холод на сердце.

Первые две недели все благоприятствовало изыскателям: погода была сухой, путь лежал через сосновый бор, так что даже рубить тропу приходилось редко.

У них выработался определенный распорядок, облегчавший труд и сохранявший силы. По сигналу Лундина еще затемно вставали. Старый охотник умел так определить время, что Колыванов, вынимая часы из кармана и глядя на светящиеся стрелки, только пожимал плечами: подъем начинался ровно в шесть.

Пока завтракали и укладывали груз, начинало светать. И едва становились различимыми деления на шкалах инструментов, все были готовы двигаться вперед.

На ночлег обычно останавливались там, где настигала темнота.

В эти дни Иванцов часто догонял их на лошади. Он докладывал Колыванову о работе главной партии.

Главная партия визировала проложенную Колывановым начерно трассу, ставила пикетажные знаки, закладывала шурфы. Работы было много, и постепенно разрыв, или, как говорил Чеботарев, просвет, между двумя партиями все увеличивался.

Скоро Иванцов перестал приезжать и отправлял ведомость с обозником, раз в три дня привозившим Колыванову вьюки свежего хлеба. Но близился тот день, когда они оторвутся от базы и перейдут на сухари. Впереди Нимские горы, болота Колчима, туда на лошади не доберешься…

Они вели разведку, делали промеры, расчеты, все время, однако, торопясь вперед, на восток, измеряя успехи дня пройденными километрами. Закусывали на ходу, охотились тоже на ходу, чтобы вечером устроить настоящее пиршество. Пока что недостатка в пище не было. Лундин, ловко орудуя шестом, добывал множество кедровых шишек, которые запекал на костре. Он считал, что кедровые орехи не лакомство, а лекарство.

Екатерина Андреевна шла наравне с мужчинами и выполняла свою долю работы вполне добросовестно. Но Колыванов довольно хмуро поглядывал на нее. Чеботареву иной раз казалось, что Колыванов жалеет Баженову, а иногда думалось, что он просто недоволен ее присутствием.

В такие дни Чеботарев снова считал Баженову соглядатаем в их группе и относился к ней подчеркнуто сухо. Впрочем, Чеботарев быстро сменял гнев на милость. Он видел, что Баженовой трудно дается это изнурительное путешествие. Вечером она долго отдыхала, прежде чем приняться за еду.

Однако, несмотря на тяжелый труд, все с удовольствием наблюдали окружающую природу и разные подробности лесного мира, о которых приятно было говорить после работы.

Особенно внимательно слушали Лундина. Он рассказывал обо всем, что встречалось интересного на пути. Чеботарев и Баженова искренне признавались, что лес для них полон тайн, Колыванов много лет не совершал таких путешествий, а Лундин жил в этом лесу как дома.

Так, увидев белых куропаток, неожиданно взлетевших из-под ног на полянке, покрытой кустистыми порослями красносмородинника, от которого шел нежный, но сильный запах увядания, Лундин сказал, что зима будет ранней, скоро выпадет первый снег. Он объяснил: об этом говорит ранняя смена оперения у полярных куропаток и их внезапное появление так далеко к югу от привычных гнездовий. А как-то ночью он разбудил их и показал первый сполох на севере, появившийся в этом году необычайно рано. И они поняли, почему старик так досадует на задержки в пути — впереди была Колчимская согра, а по снегу ее не перейдешь! Но в лесу было так хорошо, что они не очень-то задумывались над словами старого охотника.

Иной раз они по нескольку дней шли через ягодники и дивились обилию клюквы, перезревшей голубицы и черники. Лундин сделал особого рода совки с прорезанными по краю зубцами, вроде гребешка, и объяснил, как надо «брусначить», то есть брать ягоды при помощи такого совка. Действительно, тут ягоды можно было брать лопатой.

Несколько раз они пересекали мелкие речонки, не отмеченные ни на одной карте. У этих речонок, поросших таволожником и смородиной, малинником и плакучей березой, что роняла оголенные ветви в самую воду, начинал колдовать Колыванов. Как бы он ни торопился, давняя страсть золотнишника, владевшая им с детства, заставляла его останавливаться у каждой безымянной речки. Дно речки почти всегда было черно от топляков — упавшего в воду и окаменевшего леса. Колыванов выбирал местечко, черпал эмалированной миской с берега или прямо со дна песок и начинал осторожно промывать его вращательными движениями. Казалось, что он проделывает фокус. И хотя фокус был всегда одни и тот же, все зачарованно следили, как смывается мутная глина, мелкий песок. Вот уже показалось дно, вот уже вода стала прозрачной; еще одно сильное вращение, всплеск вылитой воды — и на дне в коронке черных шлихов из свинцовой руды, из шеелитовых зерен видна блесна.

И каждый раз слышался общий вскрик, как кричали бы при каждой удаче фокусника восторженные зрители:

— Золото!

Один раз показалось, что фокус не удался. Золота не было. На дне чашки остался сероватый, похожий на пыль осадок. Чеботарев проворчал что-то насчет факира, который был пьян, но Колыванов словно не слышал его. До сих пор он, досыта налюбовавшись блесной, выплескивал ее обратно в реку, а теперь высыпал эти серые остатки в тряпку, тщательно отметил на карте место и только тогда объяснил: