Эдуард Скобелев - Свидетель

• Название: Свидетель
• Автор: Эдуард Скобелев
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-87994-060-8

За 186 дней своего царствования Пётр III издал 192 указа, из них указы о дворянской вольности, отмене Тайной канцелярии и прекращении преследований иноверцев свидетельствовали о незлобивом характере правителя. Но воспоминания современников о Петре противоречивы. Автор представляет свой взгляд на личность императора и его окружение.

---

Голова моя оказалась разбитой до крови, но трактирщик посчитал сие признаком обычной доблести после неудачной карточной игры, что я и подтвердил ему, разразясь бранью по адресу неких проходимцев.

Через два часа я сидел уже в доме на Малой Вознесенской у госпожи Угликовой, знакомой мне ещё при первом моём приезде в Петербург. Одинокая старушка некогда знавала моего батюшку как лучшего друга своего мужа, и сия причина была залогом её расположения и доброты ко мне. Крошечный и ветхий домик госпожи Угликовой помещался сразу за сгоревшей наполовину церковью, назначенной уже к сносу, и буквально утопал среди плодовых деревьев. Тут я мог чувствовать себя в некоторой безопасности.

Предстоящие действия обрисовались для меня просто: я должен был поскорее бежать из Петербурга, если не хотел подвергнуться гораздо более печальной участи, нежели капитан Изотов. Но бежать тотчас я не мог, зная, что мои враги наверняка караулят по всем заставам.

Я решил переждать в городе, нигде не появляясь, отпустить бороду и выскользнуть прочь, переодевшись слугою или священником.

Теперь уже тоска моя была подлинно неоглядна, ибо никаких надежд более не оставалось. «Вот я, верный сын отечества, потерял разом всё, что имел, и принуждён спасаться, порывая со всем привычным, оставляя вовсе жизнь обыкновенного честного офицера и дворянина!..» О том, чтобы бежать за границу одному или с Лизою, я не соблазнялся и думать — сие оскорбляло. Да и за границей я был бы, конечно, ещё более доступен для масонской мести.

Оставался единственный путь, и я всё более склонялся к нему, понимая, что лишь нескончаемые тяготы он сулит мне: я решился пробираться в Запорожскую Сечь, последний оплот русской вольницы, которой, впрочем, тоже уже грозило полное искоренение.

«Но что я потерял? — жалила другая, отчаянная и обидная мысль, присущая каждому, кто отрекается от былого. — Дворянин, я жил по существу столь же бесправно, яко и холоп! Жизнь моя нужна была обществу столько же, сколько и его: пушечное мясо и податная единица! Я никогда не был уверен в своих правах и не мог полагаться на закон, окружённый дебрями полного беззакония. Честь и совесть мои никем не были защищены. Безнадёжно было возвышать голос в свою защиту — гораздо более достойные угасали здесь без следа, как волны в океане».

«Отчего истинно русские люди всегда чужие в России?» — с болью спрашивал я у судьбы своей. И понимал, что чужие они именно оттого, что дерзают быть не чужими, поневоле сталкиваясь с теми, кто держит в когтях Россию. И догадывался с грустию, что нельзя быть счастливым среди несчастных, мудрым среди глупцов, вольным среди рабов…

Но вот что сожигало меня изнутри невыносимым огнём: как было поведать людям о заговоре? О новом ужасающем рабстве, им уготованном? Неглупый человек, шаг за шагом следивший за масонскими кознями, я в бессилии разводил руками — неможно было даже и рассказать о том человеку без понятия. Он только пожал бы недоумённо плечами, потрясённый грандиозной картиною вселенского заговора. Смущённый ум его оттолкнул бы прочь вещи, не поддающиеся привычному уяснению. Он бы даже моего языка не понял, посчитав его досужей придумкою…

В бедной моей России никому невозбранно либо подохнуть от водки и ощущения собственной мерзости, либо протянуть ноги от ослепляющего, каторжного труда, сознавая полную бесполезность его. Я выбрал второй путь в надежде, что кто-нибудь помянет и мою недолю. Добрая госпожа Угликова снабдила меня голландской бумагой, и в тот же день, затворясь в крошечной каморке, я приступил к описанию своей жизни…

Уже более трёх недель я тружу перо, не поднимая головы, благо летний день велик, так что свечами я почти и не пользуюсь.

Госпожа Угликова кормит и поит меня как родного сына. Я велел ей никому не сказывать обо мне, и она уверяет, что крепко держит слово. Прислуживает мне иногда старый лакей госпожи Угликовой Онуфрий.

От него я слыхал, что убиенный государь Пётр Фёдорович действительно выставлялся для всеобщего обозрения. Гроб его до погребения покоился в церкви Александро-Невской лавры, и русский государь предстал взорам в мундире голштинского офицера, в каковой его обрядила чистокровная немка.

Лицо государя поражало чернотою, обыкновенно бывающей у повешенных, и люди, приходившие взглянуть на почившего в Бозе, шептались между собою, не веря, что причиною смерти была лишняя рюмка водки.

Онуфрий же рассказал, как в трактире на Васильевском острову вышла жестокая драка между матросами и гренадёрами, и матросы кричали, негодуя, что «гвардия продала государя за кружку полпива!».

Онуфрий принёс с Пустого рынка и весть о том, что все голштинцы, числом до двух тысяч, потонули в водах близ Ревельского порта. Корабль, на котором их отправили на родину, говорят, был захвачен бурею и разбит о скалы. Выбравшись на оные, люди дожидались спасения, но не дождались. Пока комендант Ревельского порта сносился с Петербургом, спрашивая, как поступить с потерпевшими, пока письмо было прочитано, пока на него сочинялся ответ, свершилась Божья воля, и несчастные пошли ко дну, не выдержав бури и истощения…

Печалит меня человеческая участь. Печалит судьба всех, у кого отнята надежда, кто гибнет на виду у мира, не получая ни помощи, ни заступничества. Какая мысль озаряет несчастных пред кончиною их? Сожалеют ли они о том, что слишком берегли себя для долгой жизни, тогда как смысл имела только жизнь честная и свободная? Или ни о чём не успевают пожалеть, и в миг отделения души от тела поют им ангелы свою небесную песнь и утешают видением отчего дома в самый памятный день умиротворенного спокойствия его?..

Комментарии

Об авторе

СКОБЕЛЕВ ЭДУАРД МАРТИНОВИЧ — современный поэт и прозаик.

Текст романа печатается по изд.: Скобелев Э. М. Свидетель (Записки капитана Тимкова). Минск, 1988.

Устаревшие географические названия

Голштиния — германское герцогство.

Ингермандландия — Ижора.

Кенигсберг — ныне Калининград.

Киль — главный город в Голштинии.

Курляндия — западная Латвия (Курземе).

Лифляндия (Ливония) — северная Латвия и южная Эстония.

Митава — сейчас город Елгава, в Латвии.

Пруссия — королевство, столица — Берлин, к концу XVIII века простирается по южному берегу Балтийского моря от Эльбы до Немана, где граничит с Россией, с 1742 г. владеет землями по Одеру (Силезия), имеет многие приобретения в разных частях Западной Европы.

Швабия — Вюртемберг, герцогство германское.

Шлиссельбург (Шлюшин) — на Ладожском озере, ныне Петрокрепость.

Эстляндия — северная Эстония.

Краткие сведения об упоминаемых исторических лицах

Август II (Сильный) (1670–1733) — курфюрст Саксонский, с 1697 г. король польский.

Анна Иоанновна (1693–1740) — герцогиня Курляндская (1710), с 1730 г. императрица России. Вторая дочь царя Ивана Алексеевича и Прасковьи Фёдоровны Салтыковой, вдова Фридриха-Вильгельма, герцога Курляндского; с 1711 г. жила в Митаве. В 1730 г. приглашена Верховным тайным советом на русский престол.

Анна Леопольдовна (Елизавета-Екатерина-Кристина) (1718–1746) — принцесса Мекленбург-Шверинская, с 1739 г. жена Антона-Ульриха Брауншвейгского, вел. княгиня, в 1740–1741 гг. правительница России.

Апраксин Степан Фёдорович (1702–1760) — граф, генерал-фельдмаршал, главнокомандующий русской армией в Семилетней войне.

Антон-Ульрих принц Брауншвейг-Беверн-Люнебургский (1714–1774) — с 1733 г. на русской службе, с 1739 г. муж Анны Леопольдовны, подполковник конной гвардии, генералиссимус русской армии (1740). С 1741 г. в заключении.

Барятинский Иван Сергеевич (1738–1811) — князь, генерал-поручик (1779), посланник в Париже (1774–1785). Капрал лейб-кампании (1758), флигель-адъютант Петра III (1761).

Барятинский Фёдор Сергеевич (1742–1814) — князь, обер-гофмаршал (1796), участник убийства Петра III в Ропше.

Безбородко Александр Андреевич (1747–1799) — дипломат, с 1775 г. секретарь Екатерины II, с 1784 г. возглавлял Коллегию иностранных дел и фактически руководил российской внешней политикой, с 1797 г. — канцлер.

Бестужев-Рюмин Алексей Петрович (1693–1767) — граф (1745), в 1714–1717 гг. на ганноверской и английской службе, русский посланник в Дании (1721–1723, 1735–1740), действ. тайн. советник и кабинет-министр (1740). В 1740 г. арестован, в 1741 г. приговорён к четвертованию, помилован, сослан и снова вызван в Петербург. При Елизавете сенатор и вице-канцлер, с 1744 г. — канцлер. В 1758 г. арестован и в 1759 г. приговорён к смертной казни, помилован, сослан. В 1762 г. возвращён Екатериной, с 1762 г. генерал-фельдмаршал.