Даррен О'Шонесси - Город смерти

• Название: Город смерти
• Автор: Даррен О'Шонесси
• Издательство: ACT
• Жанр: Городское фэнтези
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-010456-1

Это — Город.

Город, в который попадают, чтобы остаться навсегда. Либо — мертвыми, которых никто и никогда не станет искать, либо — живыми. Живыми игрушками в руках тайного и безжалостного властелина — Кардинала.

Город, в котором убийцы не имеют ни прошлого, ни души. Ибо нет и не может быть души у созданных из ничего «айуамарка», совершающих положенное им и опять в ничто уходящих.

Это — Город.

Город преступления и насилия.

Город кровавого колдовства, пришедшего из темных, незапамятных времен.

Город, который сам — убийца, АЙУАМАРКА.

---

Все мои мысли были только о нем. Тем временем за окнами вагона как-то вдруг возникли первые постройки, и поезд начал пробираться по извилистой колее между домиками предместий. Затем начались коттеджи на две семьи и заводы, а там и настоящие большие здания: небоскребы и церкви, офисные башни и административные комплексы. Одним глазком я успел взглянуть на «Парти-Централь»: этот сгусток чудовищной пышности мелькнул в прогале между двумя зданиями пониже, прежде чем те сдвинулись плечом к плечу… Так вот где он живет, спит и решает судьбы миллионов своих подданных, миллионов горожан. «Парти-Централь» — сердце города.

О Кардинале ходило примерно столько же историй и слухов, сколько было работавших на него полицейских и сенаторов. Что-то свое мог рассказать всякий, с кем ты знакомился в городе. Одни истории были диковинные, другие — кровавые, третьи — совершенно невероятные. Как-то раз Кардинал, сразившись с папой римским в шахматы, выиграл у него пару стран; а один президент сорок дней и ночей пролежал, распростершись, на ступенях «Парти-Централь», каясь, что прогневал Кардинала, и отказывался уйти, пока не получит позволения поцеловать зад великого человека (одни рассказчики утверждали, будто позволение было получено, другие — что нет); актрисы, певцы, прославленные телеведущие — все благоговели перед Кардиналом, ибо перед его мощью любая знаменитость беспомощнее самого заурядного и презренного из смертных.

История, пришедшая мне на ум в миг, когда поезд замедлил ход и перешел с одного пути на другой, была не самой впечатляющей, но зато глубокомысленной и занимательной; кроме того, в отличие от большинства мифов она явно случилась на самом деле.

Однажды в город прибыл вестник с важным посланием от какого-то короля, принца или тому подобной шишки. Вестника провели на пятнадцатый этаж для личной встречи с Кардиналом. Учтите: то не был затянутый в кожу курьер-мотоциклист; то был уважаемый министр, член правительства, единодушно преданного его королевскому величеству, особо избранный посланник.

Итак, министр вошел и заговорил, по обычаю своей страны уставившись в пол. Спустя какое-то время он исподтишка поднял глаза на хозяина — и, шокированный, умолк. Нет-нет — Кардинал его слушал, но нельзя сказать, чтобы со всем вниманием, ибо в то же самое время какая-то проститутка делала ему минет.

Когда посланец осекся, Кардинал поднял глаза, нахмурился и приказал ему продолжать. Министр продолжал, поминутно сбиваясь, заикаясь и косясь на нагую шлюху, что трудилась над членом Кардинала.

Вскоре Кардинал, утомленный этим безмозглым мямлей, велел ему убираться. Тут посланец впал в амбицию и, забыв, с кем имеет дело, разразился гневной тирадой, высказав свое мнение о выходках Кардинала и объявив, что в жизни не подвергался такому унижению. Дескать, Кардинал — хуже самой грязной свиньи. Дескать, Кардинал еще пожалеет. Тут ручеек, истекающий из паха Кардинала, прекратил свой бег. Взревев, как бык, Кардинал вскочил с кресла, подбежал к посланцу, сгреб его за лацканы и выкинул из окна. Упав с пятнадцатиэтажной высоты, министр расплющил голову о холодный твердый бетон внизу.

А королю Кардинал послал письмо, советуя больше не присылать в эту местность дураков, и счет за уборку падали с тротуара — с просьбой оплатить.

Почти все версии сходятся на том, что король выполнил требования Кардинала дословно.

Вот такие истории слышишь в городе по двадцать раз на дню. Или чаще, если вечером шатаешься по барам. Куда ни сунься в этом городе, всюду наткнешься на отпечатки пальцев Кардинала. Город и Кардинал — два сапога пара. Инь и ян, джин и тоник — неразлучная чета.

* * *

Дома и небо были серы, когда я вышел из поезда и оказался в объятиях города и хранителя его, Кардинала. Мне захотелось раствориться в потоке пассажиров, спешащих покинуть платформу, но я сдержался и несколько минут простоял на месте, пропуская приехавших в задних вагонах. Изображая собой одинокую скалу посреди пассажиропотока, я пытался сосредоточиться на деталях — запахах, звуках и очертаниях, голубях, носильщиках и чемоданах; но момент был слишком уж волнующий. Мои глаза, уши и нос буквально разрывались на части, спеша все осмотреть, все обнюхать, все услышать, ни на чем не останавливаясь надолго.

Но из этой мешанины ощущений выделялось одно — вкусовое. Да, у этого города был свой вкус, и сильнее всего он ощущался здесь, в преддверии. Вкус дизельных выхлопов и кипящей смолы-живицы. Его горечь часа через два становилась даже приятна.

Когда из виду исчезли последние копуши, я решил, что пора двигать и мне. Мне нравилось приезжать в новые места, и я всегда старался в таких случаях-подольше задержаться на платформе, в нейтральной полосе между двумя мирами, но тут меня ждали дела, люди, с которыми предстояло повидаться, жизнь, которую предстояло начать с нуля. Подтянув сумку повыше на плече, я приказал моим ногам стронуться с места. Они обрадованно повиновались.

У турникета никто не дежурил. Я остановился, огляделся по сторонам, держа билет в вытянутой руке, чтобы в мой самый первый день в городе меня не спутали с безбилетником. Наивный деревенский парень, я патологически уважал законы. Когда стало ясно, что строгие контролеры с неба сваливаться не собираются, я сунул билет в карман, решив сохранить его для будущих поколений как память о приезде, дорогую реликвию, вещественное доказательство, которое я буду показывать детям, говоря: «Да, был такой день; вот когда я приехал, вот когда я высек первые искры великого огня».

Покинув серый вокзал, я вышел в серые городские джунгли.

В любой другой миг этот пейзаж нагнал бы на меня смертную тоску: сверху донизу все было монотонно-серо. Унылые здания, уставшие молить о новом слое краски, провисшее под тяжестью облаков небо, мрачные безликие трудяги, снующие мимо меня; автомобили, автобусы и такси, тонущие в собственных выхлопах — призраки на колесах, зловеще рассекающие сырой воздух, ожидающие ночи, когда можно будет хотя бы посверкать в лучах фонарей. Но для меня в тот день все было ярким, волнующим и новым. Город лежал передо мной, как холст — возьми его и, содрав прежний красочный слой, нарисуй свои мечты. Как поле — вспахай его и возделай. Как глина, из которой я однажды слеплю памятник себе. Каждому человеку следует хотя бы раз в жизни куда-нибудь эмигрировать — и увидеть мир как чистую сущность, как богатейший потенциал.

Я поискал глазами такси — но вместо него узрел чудо. Возможно, «чудо» — громко сказано, но это было весьма необычное явление, стоящее сотни торжественных встреч с красными ковровыми дорожками и сердечными рукопожатиями.

Мое внимание привлекла толпа. На сером безжизненном фоне города эти люди выделялись, точно маяк в ночи: сгрудившись, они шумно переговаривались и тыкали в кого-то пальцами. Причина их возбуждения была мне видна даже со ступеней вокзала, но я решил подойти поближе и рассмотреть все получше… да и побыть среди людей было бы неплохо.

«Чудом» был дождь. Локальный очаг дождя площадью примерно пять на два фута. Самый настоящий «душ» без всякого водопровода. Серебристо-серые, строго перпендикулярные земле струи ударялись об асфальт, брызгая каплями во все стороны. Подняв глаза, я почти разглядел, где именно «душ» соединяется с облаками. Седые тучи даже показались мне скалами, а дождь — ручейком, протиснувшимся в единственный проход между ними.

Женщина, стоявшая бок о бок со мной, бухнулась на колени, осеняя себя крестом.

— Водопад из Царствия Небесного, — пробормотала она очарованно. На ресницах у нее заблестели слезы.

— Нет, скорее это Господь решил отлить, — отозвался какой-то мужчина из гущи толпы, но негодующие взгляды окружающих заставили шутника заткнуться. Еще минуты четыре мы созерцали чудо в благоговейном молчании.

Дождь уже начал ослабевать… и тут под струи шагнул какой-то человек. Щуплый, одетый в мешковатую белую рясу. Его длинные, спадающие до пояса по спине волосы мгновенно намокли, прилипли к одежде. Я было счел его одним из дурачков, каких много в городе, но тут он раскинул руки, задрав голову к небу, и я увидел: он слеп. В его глазницах влажно сияли молочно-белые шары. Кожа у него была мертвенно-бледная, и когда он улыбнулся, его лицо превратилось в белый овал без единого темного пятнышка. Так гримировали актеров в старинных немых фильмах ужасов.

Он повернул голову из стороны в сторону, словно бы окидывая взглядом толпу. Я протолкался ближе, желая рассмотреть его получше, и его «взгляд» немедленно остановился на мне, точно именно я ему и требовался. Неотрывно «глядя» на меня, он уронил руки и… и…

Не знаю, как это получилось. Наверное, оптический обман… или виновата пыль, растворенная в дождевой воде… но внезапно его глаза словно бы ожили. Только что они были совершенно белыми… и вдруг в середине каждого шара загорелась каряя точка. Стремительно разрастаясь, точки превратились в зрачки, вокруг них возникли радужки… и вот уже на меня глядели настоящие глаза.