Георгий Артозеев - Партизанская быль

• Название: Партизанская быль
• Автор: Георгий Артозеев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1954

В августе 1941 года по решению Черниговского обкома партии в Добрянском районе был организован партизанский отряд, в состав которого вошёл Г.С. Артозеев. 18 августа 1941 года отряд углубился в лес. Уже в первых боях с немецко-фашистскими захватчиками Г.С. Артозеев отличился смелостью и бесстрашием. Позже с небольшой группой партизан присоединился к Черниговскому партизанскому отряду под командованием Алексея Фёдоровича Фёдорова, где был назначен командиром разведывательного взвода. Мужественный, сильный и ловкий, он лично уничтожил 102 гитлеровца. В феврале 1942 года Г. С. Артозеева перевели в минёры, и он стал командиром взвода диверсионной группы партизанского соединения под командованием А. Ф. Фёдорова. За год боевой деятельности диверсионной группы Г.С. Артозеев лично подорвал 7 вражеских эшелонов и один бронепоезд.

---

Зима стояла лютая. Мороз доходил до сорока градусов. Худшие предположения командира оправдались. Испытания начались сразу же — при рытье землянок.

Земля промерзла больше, чем на метр. Ломов у нас не было. Рыли топорами и лопатами, оттаивая каждую пядь кострами.

Люди были одеты плохо. Мой товарищ Иван Кудинов, с первых дней поставленный вторым номером к «Дегтяреву», был обут в калоши. На других посмотришь — ничем не лучше: одна нога в валенке, другая — в сапоге. Особенно плохо были одеты бойцы в стрелковых подразделениях. Да и у командиров обмундирование оказалось не зимнее. Николай Никитич Попудренко ходил по лагерю, подбадривал бойцов, а у самого — уши белели под фуражкой. Я тогда же оторвал половину рукава своей меховой куртки и для Попудренко вышла хорошая шапка. Но сколько люди ни делились своим добром — от этого его больше не становилось.

Первые ночи спали не в землянках, а в норках, какие удалось выкопать. Только лежа на сырых ветвях, поплотнее прижимаясь друг к другу, и можно было согреться. Заглянешь в такую норку, все, будто братья родные, лежат. И до утра слышно, как партизаны стучат замерзающими ногами: забудешь пошевелить ими — после захочешь, да не сможешь.

Плохо стало и с питанием.

Все изменилось к худшему, только наши обязанности остались те же. Пошла в разные концы разведка. Отправились на работу подрывники. Большая группа бойцов — в ней был и я — двинулась в дальний путь: на уничтожение Софиевского спиртового завода.

В эти дни, когда без всякого снисхождения к обстоятельствам наш коллектив подтягивали до уровня подлинно армейской части, я снова искал ответа на свой вопрос: почему эта большая партизанская семья живет более организованной и более высокой духовной жизнью, чем жила наша маленькая семья? Если коротко сказать, я понял это так.

Недостаточно быть преданным делу, не жалеть своей ЖИЗНИ ради него. Недостаточно жить дружной семьей, стоять друг за друга, чувствовать возле себя плечо товарища. Все это у нас было, но всего этого оказалось мало. В областном отряде я увидел, что боевой коллектив силен тогда, когда человеческая преданность и дружба строго подчинены законам партийной морали и суровой воинской дисциплины, когда командование действует с непреклонной ненавистью к врагу, с революционной твердостью и решимостью.

Партизанская арифметика

Командование направило в разведку, в Семеновский район трех партизан: Ивана Плечистого, Антона Гопчаренко и Сергея Саленко.

По пути эта тройка остановилась погреться и закусить на хуторе «Буревестник» Ивановского сельсовета у знакомого им гражданина Сенько. Дело было ночью, перед самым рассветом.

Хата Сенько с краю, сам хутор — в густом лесу, — оккупанты появлялись здесь не часто. Хозяин, хоть и удивился приходу партизан, принял приветливо. Он их накормил, уложил отдохнуть, а когда они уснули, пошел за три километра к другому хуторянину одолжить соли. Поговорил с соседом о том, о сем, — в лесу новостей не много; не удержался, рассказал, что у него гостят партизаны. А сосед потихоньку вышел, запер Сенько в своей хате, запряг лошадь и поскакал на станцию Костобоброво.

Партизаны сладко спали в тепло натопленной хате, когда пятьдесят хорошо вооруженных солдат окружили двор и с двухсот шагов открыли сильный пулеметно-винтовочный огонь.

Разведчики проснулись. В хате, прошивая стены, свистели пули; сыпалась с печи глина и вообще было довольно шумно. Разведчики быстро скатились с печи и поползли в сени. Солдаты приближались и кричали:

— Рус, сдавайся! — им была обещана большая награда в том случае, если удастся взять партизан живыми.

Наши товарищи не торопились отвечать на крики и на огонь противника. Надо было обсудить положение.

У каждого по автомату и по запасному диску, пистолеты, по две гранаты за поясами.

Вокруг хаты земляная насыпь, пол тоже земляной: лечь па пол — насыпь хорошо укроет от пуль. Согласились на том, что оборону держать можно.

У дубового стояка двери Саленко прокопал ножом щель. Теперь можно было вести наблюдение. Когда враг стал приближаться, эта щель послужила и бойницей: Саленко уложил автоматной очередью трех гитлеровцев. Плечистый, лежа за печью, держал на прицеле окно.

Гончаренко пошел разведать нежилую часть дома, примыкающую к сараю. Через минуту он уже кричал:

— Сюда, ребята!

Саленко и Плечистый перебежали за ним в сарай. И — во-время. Не решаясь ворваться в хату, гитлеровцы подожгли соломенную крышу зажигательными пулями. Через несколько минут она вся полыхала.

Пока хата горела, обе стороны молчали. Но вот все кончено. Гитлеровцы явно ничего не понимают: пусть партизаны были убиты, а потом сгорели. А где же патроны? Почему не было слышно ни одного разрыва?..

Солдаты настороже, с оружием наперевес подошли к пепелищу. Тогда партизаны ударили по ним огнем из трех автоматов. Семеро осаждавших упали. — Начался обстрел сарая. В нем, кроме наших разведчиков, находились еще постоянные обитатели: пала раненная насмерть лошадь, завизжал раненый кабан, мычит в страхе корова. Раскудахтавшись, мечутся из угла в угол куры. Но вот от зажигательных пуль вспыхнуло сено, все застлало дымом. Трое товарищей пробили заднюю стенку сарая и под прикрытием дымовой завесы выскочили в огород. Залегли там.

Сарай горел, как костер. Каратели радовались, что наконец уничтожили партизан. Потихоньку подобрались ближе. Ждут разрыва патронов. Но неожиданно в самый центр их толпы упали и разорвались три гранаты. Кровь обильно окрасила белый снег. На нем остались лежать пять гитлеровцев. Остальные бросились врассыпную.

Когда гитлеровцы опомнились — партизаны уже были далеко.

Гончаренко ранило — в левую руку, плечо и шею. Он совсем ослабел от потери крови. Саленко и Плечистый положили товарища под куст, разорвали рубашки, забинтовали раны, а сами побежали в Ивановку за подводой.

И вот все трое разведчиков благополучно приехали в лагерь на подводе и сдали командованию рапорт. Ими было уничтожено двадцать гитлеровцев. А наш Гончаренко, на счастье, ранен оказался не тяжело. Через месяц вступил в строй.

Бой на хуторе «Буревестник» вызвал среди партизан много разговоров. Что ни говори, такие истории приключаются не каждый день.

Одни считали, что трое против пятидесяти — это такая арифметика, которая только раз в жизни может дать хороший итог. Другие возражали: если по законам арифметики подобный случай не пройдет, то есть еще на свете высшая математика.

Так или иначе, жизнь вскоре предоставила нам еще один подобный пример. Партизан на этот раз было четверо, но зато противников — сто двадцать. Разумеется, при таком соотношении сил речь не могла идти об уничтожении врага, тем более, что было опять неожиданное столкновение, а не организованная операция.

Дело было так: Иван Кудинов, Саша Березин, Аркадий Савчук и я выехали с заданием штаба в партизанское село Елино.

Почему партизанское, что это такое? Были такие села, которые находились как бы в постоянном уговоре с нами. Все жители в них — и женщины, и старики, и детишки — считали себя партизанами и помогали нам, чем могли. Вот и Елино было одним из таких сел. Там даже староста был свой, поставленный подпольным обкомом партии. Каратели давно точили зубы на это село, но боялись нашего соединения, знали, что начни они только палить и стрелять — жители вызовут партизанскую подмогу.

Но к тому времени, о котором пойдет рассказ, соединение отошло. Елинцы решили покинуть хаты и перейти на лесную, партизанскую жизнь. Подготовились и ждали указания нашего командования.

Мы четверо поехали на связь, передать старосте пакет. Задание легкое, такие не часто получаешь. Мы катили в свое удовольствие, весело погоняя гнедого красавца жеребца.

Быстро добрались до нашей заставы. Проверили, какие новости в Елине. Ребята сообщили, что не так давно оттуда приходили связные — в селе противника нет. Поехали дальше.

Утро тихое. Только потрескивают ели от мороза да скрипят полозья саней. На востоке загорелся горизонт. При восходе солнца по небу раскинулись разноцветные лучи. И поездка наша такая спокойная, что в самый раз и природой полюбоваться.

Вот и Елино. Миновали гумно, крупорушку. Еще издалека увидели на перекрестке, возле столба с указателями дорог, человек пять. Все в гражданском. Без винтовок. Они не вызвали у нас подозрений. Скорее всего — сельский патруль.

Но когда доехали мы до перекрестка, людей почему-то уже не было — разошлись. Мы даже посмеялись: хорошо елинцы службу несут — патруль как корова языком слизала!

Едем дальше. Уже миновали первые хаты, вдруг позади крик:

— Стой!

Обертываемся и видим: немецкий солдат, с винтовкой на изготовке.