Григорий Линьков - Война в тылу врага

• Название: Война в тылу врага
• Автор: Григорий Линьков
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В своей книге воспоминаний Герой Советского Союза Г. Линьков рассказывает о действиях партизанских отрядов в Великой Отечественной войне. Он повествует о тех реальных трудностях, которые испытывали жители на первых порах на оккупированной врагом территории, и о тех больших боевых успехах, которые были достигнуты партизанами в труднейших условиях. Г. М. Линьков на примере своей боевой работы показывает, как постепенно, от мелких вылазок до крупнейших диверсий, все более уверенно и эффективно, все с большим успехом выполнялась задача, — создать на оккупированной территории невыносимые условия для врага, как рос и ширился всенародный подвиг в тылу противника.

---

Пятого-шестого марта, еще до встречи Брынского с агрономом, все деревни были заняты карателями, а на дорогах выставлены засады. Казалось, в качестве приманки они оставили для партизан деревню Терешки. Мы знали, что в этой деревне есть тайные полицианты. План гитлеровцев заключался в том, чтобы заманить наших людей в эту деревню, окружить и уничтожить.

Они уже «уничтожали» нас в течение зимы неоднократно. Об этом они широко разглагольствовали в местных газетах. Нам очень хотелось заставить их же опровергнуть эту ложь.

Восьмою марта разыгралась непогода, и мы решили провести женское собрание в Терешках, — показать людям, что мы не только живы, но и по-прежнему действуем.

Двадцать пять наших бойцов в семь часов Вечера оцепили деревню, а десять бойцов собрали людей в одной из хат. А чтобы снять с населения ответственность за посещение собрания, мы инсценировали принуждение. На собрание пришли и мужчины. Собрание прошло благополучно. А о том, что «Батя делал доклад», на второй же день стало широко известно в окрестных деревнях.

Кое-кто из тайных полицейских получил солидную порцию резиновых палок за плохую службу, а кое-кто и совсем исчез. Говорили потом, что их выслали в концентрационный лагерь. Даже командиры карательных отрядов, стоявших в ближайших к Терешкам деревнях, получили взыскания за ротозейство.

Но в Терешки частенько заглядывали крестьяне из другого района. Их посылали односельчане посмотреть на партизан, а при возможности поговорить «о том о сем». Ведь подходила уж весна, надо решать и действовать.

Восьмого марта, как потом стало известно, на собрании был агент гестапо, скрывавшийся в деревне под видом окруженца-лейтенанта. Он даже разговаривал со мной, но сделать ничего не мог, хата надежно охранялась изнутри и снаружи. Здесь же присутствовал крестьянин из деревни Сивый Камень. Ему односельчане поручили посмотреть на партизан «собственноглазно». И он не только посмотрел, но и послушал.

«В точности как до прихода иноземцев, прямо как при советской власти», — говорил он потом хозяину квартиры, у которого жил несколько дней, чтобы узнать о партизанах.

13. В руках карателей

Наступила вторая половина марта.

Приближалось время Черной Тропы. Нам было слышно, как непрерывно круглые сутки происходило Движение немецких войск по Шоссе Лепель — Вегомль, в трех-четырех километрах от лагеря. По шоссе двигались танки, автотранспорт и еще какие-то части, а какие — по грохоту мы точно не могли определить.

17 марта, в яркий солнечный день, мы с ординарцем Сашей Волковым прошли на верховых конях четыре километра по метровому снегу и, оставив коней в кустарнике, подобрались вплотную к шоссе и замаскировались.

Мы сидели неподвижно, осыпав шапки и плечи снегом, и смотрели, как мимо нас с тяжелым скрипом шли осадные орудия. Сначала проплывало несколько чудовищ, далеко вытянув свои смертоносные хоботы в чехлах, а потом следовали санки с офицерами и солдатами, потом — снова орудия.

Мы сидели и считали их и представляли себе разрушения, ужас и смерть, которые они несли нашим городам. Хотелось не считать, а рвать их, поднимать на воздух. Я увидел, как рука моего ординарца начала дрожать, а потом вдруг потянула карабин к плечу. Не говоря ни слова, я с силой сдавил ему локоть, а плечом прижался к его плечу. Он понял и нехотя опустил оружие.

Я разделял его чувства, но убить одного-двух гитлеровцев из карабина было бы бессмысленно, а сделать что-либо более существенное мы не могли. У нас не было взрывчатки и боеприпасов. До весны оставались считанные дни, и нам необходимо было сохранять свои силы для более широких действий, которые открывала нам черная тропа.

Артиллерия шла около двух часов, а мы лежали — застывшие, не смея шевельнуться или отползти, полные злобы и горьких мыслей, — фашистская армия все еще двигалась на восток!

Когда последние орудия скрылись за поворотом, мы встали и, похрамывая, разминая затекшие ноги, пошли к коням. Надо было ждать более подходящего момента. Но гитлеровцы ждать не могли. Они отлично понимали, какие возможности несла нам весна, и торопились с нами покончить, особенно после того, как все надежды, возлагавшиеся на «агронома», провалились.

Мне нужно было более точно разведать, что затевали против нас каратели. Я решил лично побывать в Стайске, поговорить со своими людьми, организовать наблюдение за передвижением карательных отрядов. 19 марта я выехал туда на двух подводах с десятком бойцов. В Стайске, по данным нашей разведки, уже больше недели гитлеровцы не появлялись.

Поздно вечером мы подъехали к деревне.

Высланные вперед разведчики вернулись. По их словам, гитлеровцев в деревне не было, только в некоторых избах ночевали пришлые лесорубы. Но в двух километрах, в Веленщине, все еще стоял крупный карательный отряд.

Нам было известно, что гитлеровцы проводили лесозаготовки больше с целью наблюдения за нашим отрядом. Лесорубы эти жили в Стайске около двух месяцев. Добрая половина их состояла из тайных полицейских, связанных с гестапо, которые не столько рубили, сколько искали, что нужно «рубить». Мои люди не раз встречались с этими «лесорубами» и, сделав свое дело, исчезали.

Я решил, что большой беды не будет, если противнику станет известно о нашем посещении Стайска. С нами были подводы, следовательно нетрудно было через наших людей внушить тайным информаторам гестапо, что мы приезжали реквизировать продовольствие. Приказал выставить засаду с пулеметом на дороге, идущей из Веленщины, и посты на обоих концах деревни. Все было сделано быстро и четко. Подводы въехали в проулок.

Войдя в улицу, мы повернули направо. Метрах в тридцати впереди меня шагали Цыганов и Верещагин. В их обязанность входило вызвать нужных мне людей на свидание в одну из хат, расположенную в конце деревни. Бок о бок со мной шел Миша Горячев, а сзади, метрах в пятидесяти, нас прикрывали Саша Волков и Виктор Сураев.

Ночь была темная и тихая. Своих людей я мог только слышать по звуку шагов.

За два двора впереди у колодца вспыхнул огонек и погас. Кто-то загремел ведрами.

— Товарищ командир, — донесся голос Цыганова от колодца, — это ведро здесь достают — оторвалось.

И в тот же момент где-то рядом во дворе раздался тревожный, приглушенный выкрик:

— Эй!..

— Что это?.. Слышал? — спросил я Мишу Горячева.

— Слышал, — ответил он тихо, — наверное, «лесоруб» нас испугался.

Выкрик показался мне подозрителен, но я тут же подавил в себе всякие опасения. Карателей в деревне, как сообщили верные люди, не было, подходы со стороны Веленщины прикрывались надежной заставой, вокруг меня шагали боевые ребята, а если кто-то из явных или тайных полицаев невольно выдал себя, так пусть его, думал я, улепетывает.

Мы прошли еще три дома, пустую усадьбу и вошли в хату, которая была нам нужна. Хозяин оказался дома. Мы поздоровались. Хозяйка кинулась разжигать самовар.

Др-р… Др-р… Др-р… — глухо донеслось из-за хаты.

В одну секунду мы были снова на улице. Стрельба прекратилась. Подбежали Цыганов, Верещагин, постовые с правого конца деревни.

— Где стреляли? — спросил я у Цыганова.

— Вон там, — указал он в сторону заставы, выставленной на дороге из Веленщины.

— Но почему же стрельба так быстро оборвалась?..

Мы постояли еще с минуту, прислушиваясь.

— Ахтунг!.. Заходите… Тише… — донеслись отдельные слова людей из-за хаты, у которой мы стояли.

— За мной! — сказал я почти шепотом и по проторенной дорожке побежал к ручью. Ручеек небольшой, но талая вода журчала в глубокой снежной траншейке, и перебраться через нее было не легко. Я как-то перескочил, перепрыгнул Верещагин и другие, но Анатолий Цыганов обрушился со снегом в воду.

— Давай руку, — сказал я негромко.

На звук моего голоса и булькание Цыганова в воде раздалась очередь. Пули запели над нашими головами. Вспышки выстрелов поблескивали в том самом месте, где мы стояли минуту тому назад.

Но гитлеровцы стреляли по звукам голосов и шороху. Ракет, к нашему счастью, у них не оказалось, и мы, выбравшись из ручья, стали отходить по глубокому снегу к опушке леса.

Гестаповцы начали стрелять по подводам, скакавшим из деревни. Но подвод также не было видно, и стрельба по скрипу саней, без учета времени прохождения звука, оказалась тоже безрезультатной.

На дороге у леса, около подвод, собрались и поджидали нас остальные бойцы. Не было среди них одного только Саши Волкова.

— Саша, наверное, тяжело ранен, — сказал Сураев, трудно выговаривая слова.

Мы ждали около часа. Волков не пришел… Охваченные тяжелым предчувствием, молча тронулись в обратный путь.

Нет среди нас Саши Волкова — это казалось всем невероятным, и все же это было так.