Григорий Линьков - Война в тылу врага

• Название: Война в тылу врага
• Автор: Григорий Линьков
• Издательство: Мордовское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В своей книге воспоминаний Герой Советского Союза Г. Линьков рассказывает о действиях партизанских отрядов в Великой Отечественной войне. Он повествует о тех реальных трудностях, которые испытывали жители на первых порах на оккупированной врагом территории, и о тех больших боевых успехах, которые были достигнуты партизанами в труднейших условиях. Г. М. Линьков на примере своей боевой работы показывает, как постепенно, от мелких вылазок до крупнейших диверсий, все более уверенно и эффективно, все с большим успехом выполнялась задача, — создать на оккупированной территории невыносимые условия для врага, как рос и ширился всенародный подвиг в тылу противника.

---

В Брестской области еще летом 1942 года возникло несколько крупных партизанских отрядов. Большинство их базировалось в лесах Ружанской пущи и так называемых «Волчьих норах». Отряды имени Щорса, имени Калинина, «Советская Беларусь» и многие другие сформировались здесь главным образом из окруженцев и бежавших из фашистского плена бывших бойцов и командиров Красной Армии. Руководство отрядами до приземления группы Топкина осуществляли Иосиф Павлович Урбанович и Иван Иванович Жижко, оставленные ЦК КП(б) Белоруссии на подпольную работу в тылу у гитлеровцев. Урбанович и Жижко создали подпольный антифашистский комитет, который первое время и руководил партизанским движением. Оба эти товарища не имели достаточного опыта партийной работы, не служили в армии, а главное — не имели регулярной связи с ЦК КП(б) Белоруссии и Центральным штабом партизанского Движения. Поэтому им не под силу было навести порядок и дисциплину в отрядах, преодолеть партизанщину и распущенность. И даже созданный ими антифашистский комитет, занимающийся в основном массовой и пропагандистской работой, не мог наладить военное руководство.

В сентябре 1942 года в Брестской области была выброшена десантная группа капитана Топкина, о котором я уже говорил выше. Группа имела радиостанцию. Войдя в сношение с этой группой, Урбанович и Жижко получили возможность установить связь с Москвой. Капитан Топкин, старший политрук Цветков и старший лейтенант Алексейчик охотно приняли предложение Урбановича и общими силами стали наводить порядок среди отрядов, стихийно образовавшихся в Брестской области.

Москвичам удалось переключить часть отрядов на подрыв вражеских эшелонов и организацию диверсий на шоссе против автоколонн противника, но навести дисциплину и сделать эти отряды полностью боеспособными товарищам не удалось. Урбановичу и Топкину предоставилась возможность также организовать вывозку авиабомб со склада, оставшегося невзорванным при отходе советских войск. С этого склада было вывезено около сотни подвод тяжелых снарядов. Выплавленный путем кипячения авиабомб в воде тол прекрасно взрывался при добавлении небольшого количества обыкновенного прессованного тола.

У товарищей создалась, таким образом, возможность запастись взрывчаткой на подрыв большого количества вражеских эшелонов. Но недисциплинированность в отрядах помешала осуществить это важнейшее мероприятие в широких масштабах. Благоприятный момент для добычи взрывчатки был упущен, и гитлеровцы вывезли авиабомбы в более надежное место. Да и добытая уже взрывчатка не была рационально использована. В отряде «Советская Беларусь» находились лихачи, которые закладывали для подрыва одного фашистского эшелона не одну сотню килограммов тола. Паровоз в таких случаях разрывало на куски, но разрушения в эшелонах мало чем отличались от тех, которые давал взрыв трех-пяти килограммов тола.

Это ненужное ухарство было выгодно только врагу. Но чтобы бороться за настоящую воинскую дисциплину, надо было иметь авторитет, крепкую руку и твердый характер.

Мне казалось, что именно в Брестской области я смог бы с пользой для общего дела применить весь свой опыт, и я предложил себя в качестве командира группы Топкина. Это предложение было принято. Перед вылетом я побывал в ЦК ВКП(б) и у секретаря ЦК КП(б) Белоруссии товарища Пономаренко. Полученные мною руководящие указания содержали в себе ясную политическую установку на организацию всенародной войны против фашистских оккупантов.

Мои спутники, Александр Шлыков и Лаврен Бриль, успевшие уже навестить всех своих родных и многих знакомых, начали помогать мне в подготовке к новому вылету, выписывать и получать со складов все необходимое. Приходилось очень торопиться. Ночи становились все короче, и мы рисковали застрять в Москве до августа. Я нетерпеливо считал дни и часы, а вылет все оттягивался из-за непогоды.

21 мая, наконец, нас вызвали на аэродром.

Какая огромная разница между первым моим полетом в фашистский тыл и этим! Теперь вся обстановка подмосковного аэродрома создавала уверенность в успехе. В воздухе, на бетонированных дорожках и на зеленом поле аэродрома было множество машин — от маленьких, юрких истребителей и до тяжелых многомоторных бомбовозов и крупных транспортных кораблей. Вся эта двигавшаяся в разных направлениях масса самолетов подчинялась железной дисциплине и строжайшему распорядку. И все же мысль, сумеет ли летчик вывести самолет к цели, меня по старой памяти тревожила.

Слишком короткая, почти светлая майская ночь делала наш вылет весьма ответственным. На обратном пути наш самолет должен был приземлиться на партизанском аэродроме где-то вблизи Сарн и там дожидаться следующей ночи. Однако на случай невозможности посадки был взят почти двойной запас бензина и до минимума сокращена полезная нагрузка. Наш «ЛИ-2», поднимавший свыше тридцати человек, взял всего четверых и один грузовой мешок. Самолет взлетел с таким расчетом, чтобы с наступлением сумерек пересечь линию фронта.

Было еще светло. Под нами проплывала территория, где побывал враг, и печальная земля открывала свои раны: спаленные, разрушенные деревни, провалы окопов и траншей. Вид искалеченной земли злобой и ненавистью переполнял сердце.

Мы проходили над линией фронта в прозрачных сумерках. Луч вражеского прожектора лизнул правую плоскость самолета. Летчик сделал горку, и пучки лучей пересеклись где-то над нами. Как лезвия гигантских мечей, они рассекали небо в различных направлениях, то в непосредственной близости от машины, то вдали от нее. Из нескольких точек заговорили зенитные пулеметы, но они стреляли, очевидно, по звуку моторов, и вскоре светящиеся струи трассирующих пуль погасли где-то за нами. Самолет шел теперь над территорией, занятой противником. По зигзагообразным путям, проложенным вдоль линии окопов, бегали маленькие черные коробки автомашин с тонкими усиками лучей, пробивавшихся из заэкранированных фар. Через каждые сто, сто пятьдесят метров машины приостанавливались. Очевидно, они развозили по окопам продукты питания и боеприпасы. Их было отлично видно с самолета, и я подумал: «Спустить бы на них тысячу фугасок!» Наш стрелок-радист товарищ Агеев легко вращал над нами свое ловкое, плотно сбитое тело. Он со своим единственным крупнокалиберным пулеметом зорко стерег воздух. Еще на аэродроме я заметил на фюзеляже нашего самолета звездочку, означавшую, что наш мирный транспортный корабль сбил вражеский самолет.

Темнота майской ночи наступает очень медленно, особенно на подмосковных широтах, но мы удалялись на юго-запад, и ночь словно отступала перед нами. Наконец все-таки стемнело. Начиналась болтанка. Справа позади остался Гомель. Мои бойцы и радист спали на запасных бензобаках. Мысленно я представил себе огромную площадь Пинских болот, над которой мы пролетали, и мне мучительно захотелось увидеть с высоты самолета озеро Червонное — так, как хочется увидеть родные места после долгой разлуки. Но туман застлал землю, и лишь изредка прорывались сквозь мутную его пелену темные массивы елового леса, проплывавшего в двух сотнях метров под плоскостями. Стянутый лямками парашюта, я перегибался к окну, напряженно вглядываясь в густеющий сумрак. От напряжения у меня мелькало в глазах, кружилась и разбаливалась голова. Внезапно мне стало так нехорошо, что я лишь огромным усилием воли сохранил сознание.

Пилот сказал: «До цели осталось пятнадцать минут». Надо было найти силы, чтобы встать, подготовиться, подойти к двери и прыгнуть. Я сидел прямо по ходу самолета с закрытыми глазами, не будучи в состоянии вымолвить слово.

Раздалось ожидаемое: «Цель!» С трудом я поднялся на ноги и пошел к двери, держась за обшивку фюзеляжа. На мгновение перед глазами на вздыбившейся земле мелькнули костры, но рассмотреть, какая фигура ими была обозначена, я не был в состоянии. Ко мне жался Лаврен, он ни разу еще не прыгал с парашютом и теперь, видимо, боялся. Я молча отстранил его рукой.

«Пошел!» — и я рванулся в воздух, едва помня, что и как я делаю. Стропы дернули и натянулись. Ко мне сразу вернулись силы, исчезли головокружение и дурнота. Ветром меня относило на небольшой лесок. Я решил было скользить в направлении знакомой по приказу фигуры костров — буквы П и точки, — но было уже поздно, ноги мои ощутили ветви сосны, а через секунду меня слегка дернуло вверх, купол парашюта аккуратно покрыл верхушку дерева, и я повис на стропах у самой земли. Бойцы и груз приземлились так же благополучно. От костров к нам бежали люди.

Обрезав стропы парашюта и взяв автомат наизготовку, я стал обходить костры кустарником. За чертой освещенного пламенем костров пространства беспорядочно суетились в темноте люди.

— Да где ж он делся? Парашют-то, вон он висит!

— Ванька, беги к Василь Василичу!