Андрей Шляхов - Петр Чайковский. Бумажная любовь

• Название: Петр Чайковский. Бумажная любовь
• Автор: Андрей Шляхов
• Издательство: Олимп: Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7390-2313-1, 978-5-271-25293-8

Чем реже встречаются влюбленные, тем сильнее они любят друг друга?

А если они никогда не встретились — что тогда? Их никто не принуж­дал - они сделали выбор самостоятельно. Только переписывались, перепи­сывались, переписывались...

Их письма — зеркало истории того времени. Баронесса и композитор де­лились друг с другом всем, что волновало их сердца и интересовало их умы…

---

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ «ХАНДРА»

Мухи, как черные мысли, весь день не дают мне покою:
Жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою!
Сгонишь одну со щеки, а на глаз уж уселась другая,
Некуда спрятаться, всюду царит ненавистная стая.
Валится книга из рук. разговор упадает, бледнея…
Эх, кабы вечер придвинулся! Эх, кабы ночь поскорее! [12]

Алешу призвали на военную службу…

«Бедный, бедный мой Алеша! Вчера я был у него в Покровских казармах. На меня эта душная, грязная казарма, убитый и тоскующий вид Алеши, уже одетого по-солдатски, лишенного свободы и обязанного с раннего утра до вечера быть на ученье, — все это произвело тяжелое и удручающее впечатление!»

Брата Анатолия мучают безответная любовь и вечные неприятности по службе…

Модест, проводящий все время со своим воспитанником, отдаляется от собственной семьи все дальше и дальше…

Сестра Саша страдает припадками, непонятными, но очень сильными болями. Болит голова, болит в правом боку, болит все тело. Спасение одно — впрыскивания морфина. Саша стала истеричной и жизнь свою меряет от одного укола до другого. Вообще-то к морфину, как к панацее, она прибегала с давних пор. «Она и без того уже злоупотребляет им в течение нескольких лет, и очень может быть, что совершенное расстройство всей ее нервной системы есть следствие морфина. Страшно и подумать, чем все это может кончиться», — делится с Надеждой Филаретовной Чайковский, в очередной раз гостящий в Каменке. Вскоре доктора найдут причину болей, но легче больной от этого не станет. Милой, веселой, заботливой хозяйки, на которой держался дом, больше нет — вместо нее на свет родилась очередная страдалица. Такой страдалицей Александра Ильинична останется до самой смерти…

В Каменке теперь грустно. Сестра болеет, племянницы, особенно старшая — Таня, хандрят, тоскуют и то и дело устраивают беспричинные истерики, дела у зятя идут не лучшим образом… Райское место превратилось в какую-то тоскливую, совершенно чужую ему обитель. И погода не радует — все время дует холодный северный ветер, который Петр Ильич называет «беспощадным».

Осень на дворе, и в душе тоже осень. Он чувствует, что жизнь проходит. Ему вдруг захотелось иметь собственный дом. Пусть небольшой, но уютный, где, кроме него и слуг больше никого не будет. Славный покойный дом, непременно — с садом, где можно будет гулять, не опасаясь встретиться ни с кем…

«Что-то я размечтался, должно быть, обстановкой навеяло», — думает он.

А между тем дела его не так уж плохи.

Даже напротив — хороши.

К празднованию двадцатипятилетия вступления на престол Александра Второго Чайковскому заказывают написать музыкальную картину, изображающую «Черногорию в момент появления русского манифеста о войне».

В Большом театре идет опера «Опричник», которую Чайковский написал (включая и либретто) по одноименной драме И. И. Лажечникова в 1872 году. «Опричник» уже шел в 1894 году на сцене Мариинского театра в Петербурге. А еще в Большом театре готовятся ставить «Евгения Онегина». Чайковского очень интересует — может или не может эта опера удержаться на сцене и сделаться репертуарной. Репертуарная опера приносит своему создателю стабильный доход в виде процента от сборов и, конечно же, способствует росту славы.

Колонн, не устояв перед настойчивостью и щедростью Надежды Филаретовны (да и кто бы смог устоять?), играл в Париже Четвертую симфонию Чайковского. Со всеми положенными похвалами в прессе. На очереди — другие произведения Петра Ильича. Баронесса фон Мекк не удержалась и рассказала Чайковскому, каким именно образом она вызывает у Колонна интерес к его музыке. Чайковский недоволен: «Милый, добрый и благодетельный друг мой! Я несказанно благодарен Вам за то, что Вы писали Сolonn'y о новых моих вещах, но скажу Вам откровенно: для меня будет в высшей степени обидно и неприятно, если Вы снова материальным образом будете благодарить его за внимание к моим сочинениям. При подобных условиях исполнение моих сочинений, хотя бы и у такого хорошего артиста, как Colonne, не имеет для меня ничего лестного и даже полезного Поверьте, что та щедрость Ваша, благодаря которой моя симфония была сыграна, не останется в тайне, если будет повторяться то щекотливое соглашение Ваше с Golonn'oм, которое состоялось нынче. Представьте себе, какой благодарный материал для фельетонистов русских газет, охотников до сплетен и личностей, если до них дойдет слух о том, что мои симфонии играются в Париже с усердием, не вполне бескорыстным?! Мне кажется, что Colonne вполне порядочный человек и что он не злоупотребит Вашей бесконечной щедростью и пристрастием Вашим к моей музыке. Но ведь ни за что поручиться нельзя. И на всякий случай я решаюсь просить Вас, чтобы Вы на этот раз рекомендовали ему мои сочинения без поддержки этой рекомендации материальным вознаграждением. В первый раз, как мне ни совестно было, что из-за моей симфонии Вы истратили значительную сумму, я все-таки радовался, что благодаря Вашей дорогой дружбе наша симфония будет известна музыкальной публике Парижа, и был Вам бесконечно благодарен за новое проявление Вашей симпатии к моим сочинениям. Теперь, если б повторилось такое же соглашение, мне было бы только совестно перед Вами и обидно думать, что Colonne лишь при свете кучки золота умеет ценить мои авторские достоинства».

Баронесса фон Мекк возражает: «Ваше последнее письмо меня очень, очень огорчило. Ваше неодобрение моим желаниям и действиям мне чрезвычайно больно. Я говорю по поводу исполнения Ваших сочинений в Париже. Я вижу, что в этом деле наши взгляды совершенно расходятся. Я, как Вам известно, обращаю внимание только на действительную, а не на кажущуюся сторону дела, поэтому для меня имеет значение только сущность дела, а внешностью его я совершенно пренебрегаю. Сущность же дела здесь такова: я. как страстная поклонница Вашей музыки, желаю искренно доставить человечеству, так сказать. разделить с ним то наслаждение, которым пользуюсь сама, слушая Ваши сочинения, но, не обладая сама ни оркестром, ни капельмейстерским даром, я нуждаюсь в исполнителе моего задушевного желания. Случай указывает мне человека, который так же горячо и искренно поклоняется Вашему таланту и к тому же владеет всеми средствами привести мою мечту в исполнение… Я в восторге, что встретила знатока и ценителя дорогого мне предмета и спешу воспользоваться этим…»

«Все, что Вы пишете мне насчет Colonn'a, в тысячный раз доказывает мне, как Вы бесконечно добры, великодушны, идеально деликатны, — ответит Чайковский. — Но я позволю себе заметить, что только тогда соглашусь с Вами насчет благородных свойств Colonn'a, когда он ответит Вам, что и без вознаграждения готов исполнить рекомендованные Вами вещи. Что-нибудь одно: или он действительно находит мою музыку достойною своих программ и тогда он должен отказаться от каких бы то ни было уплат, кроме тех, которые получаются сбором с публики, или же он неискренно говорит Вам, что любит мою музыку».

Во всем следует знать меру, в том числе и в демонстрации оскорбленного самолюбия. В том же письме Чайковский пишет: «Как бы то ни было, забудьте, ради бога, те, может быть, резкие выражения, которые я употребил, говоря об этом, и поступайте так, как Вам советует Ваш ум и Ваше сердце, в непогрешимости которых, в конце концов, я всегда уверен».

«Орлеанская дева» готовится к постановке в Петербурге…

В Петербурге же проходит благотворительный концерт, составленный исключительно из его сочинений…

Николай Григорьевич играет его музыку в Москве… В консерватории исполняют литургию св. Иоанна Златоуста… Хор поет прекрасно, Чайковскому нравится.

Ореол загадочности, бесконечные разъезды, ласковая благосклонность высших сфер — все это интригует публику и способствует росту его славы больше, нежели музыкальный талант.

Его узнают, его приветствуют, ему устраивают овации, его приглашает на обед младший брат императора, который, по негласному мнению света, и является подлинным правителем империи. Во всяком случае, государь император не принимает ни одного мало-мальски важного решения, не посоветовавшись с братом.

«В будущую пятницу я должен обедать у вел. кн. Константина Николаевича, который всегда протежировал мою музыку и влияние которого мне может оказаться весьма нужным. Вы можете себе представить, до чего мне, привыкшему теперь быть избавленным от всяких тягостей в сношениях с людьми, тяжела будет подобного рода высокая честь», — то ли хвалится, то ли жалуется он в письме к баронессе.

Нравится он и сыну Константина Николаевича, Константину Константиновичу, молодому повесе, интересующемуся музыкой и прочими радостями жизни. «У вел. кн. Константина Николаевича есть сыч Константин Константинович. Это молодой человек двадцати двух лет, страстно любящий музыку и очень расположенный к моей. Он желал со мной познакомиться и просил мою родственницу, жену адмирала Бутакова, устроить вечер, на котором бы мы могли встретиться. Зная мою нелюдимость и несветскость, он пожелал, чтобы вечер был интимный, без фраков и белых галстуков. Не было никакой возможности отказаться. Впрочем, юноша оказался чрезвычайно симпатичным и очень хорошо одаренным к музыке. Мы просидели от девяти часов до двух ночи в разговорах о музыке. Он очень мило сочиняет, но, к сожалению, не имеет времени заниматься усидчиво».